Воины приближались.
— Грызняк, не отставай! — громко рявкнул один из них таким хриплым и сердитым голосом, что в Стёпкином животе что-то почти насовсем оторвалось, и в глазах слегка потемнело. — Прибавь шагу! И без того припозднились!
За нами припозднились, понял Стёпка и скосил глаза на гоблина. Как это ни удивительно, но Смакла не выглядел испуганным. Словно знал, что лично ему сейчас ничто не угрожает.
— Кто это? — тихо спросил Стёпка.
— Да то вурдалаки из замковой стражи. Идут менять караульных на северном бастионе.
Значит, не за нами, облегчённо выдохнул Стёпка, а потом до него дошло… Вурдалаки?! Хорошенькое дело! Он тут же представил себе отвратительного вида мертвяков с синими лицами, с выкаченными глазами, с кривыми клыками, смердящих полуразложившейся плотью, ненасытных и безжалостных. Представил и поёжился. Да что это за замок такой, в котором вот так запросто летают упыри-людоеды, а на страже стоят жуткие вурдалаки?! Это ведь тогда получается не просто обычный замок, это получается какое-то обиталище тёмных сил, логово злодейское, в котором обычному человеку (ну, пусть даже и демону) делать совсем нечего, если он, конечно, не стремится поскорее умереть в страшных муках.
Стражники гремели так, словно волокли на себе весь арсенал замка. Грохот, лязг и бряцанье разносились, как представлялось перепуганным мальчишкам, на десять вёрст вокруг.
…В общем, испугались они зря. Вурдалаки тоже прошли мимо. Закрытая дверь чародеевой комнаты их не интересовала, пусть даже из-под неё струился свет. Серафиан нередко засиживался заполночь, и это никого не удивляло. Это было привычно, это было нормально и правильно. И вообще, не по чину стражникам совать нос в дела чародеев, у них свои задачи и обязанности.
Когда стражники удалились, и затерялся в коридорах производимый ими шум, Ванька ожил, поправил шлем, несколько раз со свистом рассёк воздух кинжалом и посмотрел на Стёпку:
— Ну что, май френд, ты готов?
Он хоть и испугался только что до дрожи в коленях, от своей затеи отказываться не собирался и, похоже, ещё сильнее раззадорился. Решил, наверное, прокрасться вслед за вурдалаками и посмотреть тайком на их кошмарные физиономии.
А Стёпке ещё сильнее расхотелось выходить из комнаты чародея. Летописный замок, незнакомый и чужой — даже чуждый — представился ему теперь совсем в ином свете, если можно так сказать про погружённое в ночной мрак здание. Вооружённые вурдалаки с грубыми голосами вряд ли обрадуются, обнаружив на охраняемой территории незнакомых мальчишек-чужестранцев. Хорошо, если просто уши надерут, — что тоже, согласитесь, неприятно, — ну а если в темницу посадят до утра? А если допрашивать возьмутся? Да и маги-чародеи, скорее всего, тоже не дадут спуску нежданным демонам, вызванным без разрешения всего-навсего каким-то зашуганным младшим слугой. И тогда вся эта история завершится очень даже не весело, пытками какими-нибудь магическими, допросами и малоприятными превращениями в лягушек или в тараканов. Летописный замок жил своей непонятной жизнью, и Стёпка вдруг ясно осознал, что им двоим в этой жизни места нет. Взрослые шутить не любят, и то, что мальчишкам представляется захватывающим приключением, для них — обычная, суровая и, возможно, даже жестокая жизнь. Влезешь в неё без спросу и останешься, как говорится, без носу.
Внутренний голос, нашёптывающий Стёпке все эти очень правильные и разумные мысли, не унимался. Он говорил убедительно, он не уговаривал, он предостерегал. Ему хотелось верить.
Ванька заметил Стёпкины колебания и нетерпеливо дёрнул плечом:
— Ну, ты идёшь, нет? Чего тянешь?
— Погоди, Ванес…
— Чего годить? Идти пора… Испугался, да? Тоже боисся? Ну так сразу и скажи!
— А ты куда рвёшься? — рассердился Стёпка. Ему не хотелось признаваться в своём внезапном малодушии. — Куда гонишь? Вляпаешься вот в какую-нибудь историю — расхлёбывай потом!
— Ага! — злорадно сказал Ванька. — Сдрейфил! Испугался Стёпочка страшных вурдалаков. Эх ты, а ещё друг!
— А ты только о себе думаешь, — сказал Стёпка досадливо. — На экскурсию ему захотелось! А то, что Смакле потом влетит, тебя совсем не волнует, да?
— Значит, за дело влетит. Нечего было колдовать, раз не умеет.
Стёпка повернулся к Смакле:
— Что с тобой сделают, если узнают о твоём колдовстве?
— Из замка погонят, знамо дело, — гоблин сделал большие глаза. — И отцу велят, чтобы отодрал хорошенько. А могут и заклятие наложить. Обернут в болотного выворотня на сто лет без права выкупа… Или в упыря-рыбоеда.
— Слыхал? — сказал Стёпка. — Из-за тебя человек вон как пострадать может, а ты!..
— Ничего с ним не будет, — отмахнулся Ванька. — Он тебе сейчас и не такого со страху наплетёт. А ты и уши развесил. Пусть сваливает отсюда побыстрее, никто и не узнает, что он колдовал.
— От чародеев этакого не утаишь! — выкрикнул гоблин.
— А как же ты своё неизвестно откуда взявшееся богатство собирался скрывать? И хутор шибко большой на Княжьем тракте?
— Исполненные желания даже отец-заклинатель возвернуть не смогёт. Ему после хоть об стену расшибись, а у меня бы уже… — Смакла досадливо махнул рукой, вспомнив, что с выполнением желаний вышла крупная промашка, и не договорил.
— Надоели вы мне все! — Ванька взялся за дверную ручку, помедлил, шумно шмыгнул носом. — Я думал, что ты, Стёпыч, мне друг, а с тобой, оказывается, каши не сваришь и в разведку не пойдёшь. Всё, я иду один. Сидите здесь и не кашляйте.
— Не ходи, Ванес. Не надо.
— «Надо, Федя, надо» — процитировал Ванька фразу из известного кинофильма. — В последний раз, между прочим, спрашиваю: ты идёшь или нет?
Остановить Ваньку было невозможно. Стёпка это точно знал. Шебутной и проказливый Ванес и в обычной-то жизни был неуправляем. А порой в него словно бес вселялся и тогда он готов был поступать даже во вред себе. Лишь бы на своём настоять. Однажды, ещё в первом классе, он чуть не спалил Стёпкину квартиру. Он пришёл в гости, взял на кухне спичечный коробок и принялся жечь спички. Сначала было весело, и Стёпка тоже не отставал, но потом, спохватившись, он сказал, что пора заканчивать. Ванька упёрся, разозлился, стал швырять горящие спички на пол, на ковёр… Стёпка кричал, чтобы он уходил, а Ванька дико хохотал в ответ и чиркал одну спичку за другой. Хорошо, что мама вовремя вернулась и остановила разбушевавшегося поджигателя. После того случая Стёпке два года не разрешали приглашать Ваньку в гости.
— Я не пойду, — твёрдо сказал Стёпка, надеясь, что его отказ заставит Ваньку передумать.
Но Ванька уже, что называется, закусил удила.
— Ну и кукуйте тут вдвоём, — сказал он с таким презрением, что Стёпке от стыда осталось только сразу провалиться сквозь пол и никогда не показываться на глаза ни одному порядочному человеку. — Я с такими трусами не хочу даже разговаривать.
И он решительно потянул дверь на себя… Дверь не поддалась. Подумав, что она открывается наружу, он толкнул её плечом. Дверь даже не дрогнула. Тогда Ванька с остервенением стал дёргать бронзовую ручку. Дверь стояла как скала, прочно и нерушимо.
Стёпка засмеялся. Неприятная ситуация разрешилась сама собой. Зря только спорили.
Взбешенный Ванька пнул дверь и оглянулся на Смаклу:
— Как тут у вас двери открываются?
Смакла пожал плечами как можно равнодушнее, но его выдали метнувшиеся глаза. Ванька подскочил к столу. Смакла попытался захлопнуть книгу. Отшвырнув его в сторону, Ванька склонился над страницей, придерживая сползающий на глаза шлем:
— «Неотворяемые дверные чары». Ах ты, малявка! Дверь заколдовал! А я-то дёргаю… Думаешь, ты тут самый хитрый, да? Как бы не так! Найдутся и похитрее. Ну-ка, живо расколдовывай, пока я не разозлился по-настоящему! — и для пущей убедительности он показал гоблину кинжал. — Считаю до трёх! Раз…
Смакла тоскливо вздохнул, посмотрел на Стёпку, понял, что помощи от того ждать не приходится, и пробормотал что-то вполголоса. Дверь тихонько охнула, скрипнула и приотворилась.
