Услышав, что в песне рассказывается о подвигах предводителя Черных знамен Лю Юнфу, Цзинь заинтересовался и ответил, что обязательно приедет.
На следующий день, задолго до указанного срока, он был уже в провинциальном управлении. Губернатор встретил его очень радушно, собственными руками распахнул ворота и провел Цзинь Вэньцина в приемную. В начале беседы губернатор не преминул выразить сочувствие Цзиню, которому, по его словам, пришлось много поработать во время выезда в области, затем рассказал о событиях в столице и, наконец, коснулся предстоящего развлечения.
— Вчера чиновник Цзян передал мне, что ваше превосходительство любезно приглашает меня посмотреть на канатоходцев. Я слышал, что это большие мастера, но не знаю, откуда они прибыли, — проговорил Цзинь Вэньцин.
— Это моя дочь, капризный ребенок, умолила господина Цзяна пригласить их из провинции Юньнань, — рассмеялся губернатор. — Сам хозяин труппы гуансиец, но у него есть две девушки племени мяо. Как рассказывают, они спаслись после разгрома отрядов Черных знамен, поэтому и знают песню «Хуагэ». Хуагэ была их наставницей.
— Не думал, что со старым воином Лю Юнфу могут быть связаны какие-либо пикантные истории! — произнес Цзинь Вэньцин.
— Эта песня, вероятно, сложена одним из сподвижников Лю Юнфу или Фэн Цзыцая, — продолжал губернатор, — так как в ней воспевается не столько любовь, сколько военные подвиги. Но, по-моему, автор песни вложил в нее и какой-то иной смысл! Между прочим, у актеров есть переписанный текст. Представление сейчас начнется. Прошу вас пройти в зал, где вы сможете получить текст, и ваш просвещенный взгляд сразу все установит!
С этими словами он повел Цзинь Вэньцина в сад, находившийся к востоку от провинциального управления. Здесь был большой павильон, внутри которого стояло несколько рядов стульев. Почти все видные чиновники провинции и местная знать уже явились. Заметив Цзинь Вэньцина, они поднялись и стали его приветствовать. Начальник уезда Цзян, расплывшись в улыбке, подскочил к Цзиню и, забросав его любезностями, усадил в середину первого ряда. Губернатор также сел рядом с ним.
Справа Цзинь Вэньцин увидел занавеску, за которой проступали очертания нарядных женских фигур. Знаменитая губернаторская дочь, вероятно, тоже была там. Канатоходцы расположились вне павильона. Между двумя деревянными треногами натянули толстый канат, и представление началось.
На канате стояла девушка лет семнадцати — восемнадцати с белым лицом, тонкими бровями и красивыми глазами. Она была одета в зеленую, цвета озерной воды, курточку с мелкими пуговицами, белый шелковый платок и узкие розовые штаны, из которых выглядывали крохотные ножки. В руках она держала обвитый белыми шелковыми нитями шест с двумя шарами, украшенными черной бахромой. Девушка ходила по канату, то опускаясь, то взлетая вверх, подобно плывущему дракону или испуганному лебедю. Зазвучала скрипка, и актриса, грациозно покачиваясь на канате, нежным, протяжным голосом запела.
К Цзинь Вэньцину подошел начальник уезда Цзян и почтительно вручил ему тоненькую книжечку в синем полотняном переплете. На красной полоске заглавия стояло три иероглифа: «Песня Хуагэ». Следя за текстом, Цзинь Вэньцин слушал, как девушка поет на чистом пекинском диалекте:
Я — девушка-канатоходец —
Скольжу в пространстве словно невидимка,
Командовала я отрядом
В чернознаменной армии когда-то.
Как много лет я шла, не уставая,
Сквозь войны, сквозь кровавые сраженья,
С моим супругом, смелым генералом,
Чье имя всем известно — Лю Юнфу!
О Лю Юнфу!
О генерал наш славный!
Из всех, рожденных в округе Шансы
[105],
Он самый необычный человек.
«Длинноволосым» быть не захотел он,
Мятежником прослыл он в Поднебесной,
Прорвался сквозь Чжэньнаньскую заставу
И вышел на аннамские просторы.
Князь Хэ в то время
Правил в Баотане,
Людей косил он, как траву косарь,
И нарушал спокойствие границы.
Но генерал велел седлать коней,
Пошел в поход и князя обезглавил,
Расправился с его трусливым войском
И стал хозяином В его владеньях!
Как тигр, бесстрашен
Смелый генерал,
Стремительны солдаты,
Словно барсы,
Они внезапным смерчем налетают,
В прах разнося противника отряды!
Могущество чернознаменных войск
В страх обращало всех людей на свете!
…По воле Франции король Нгуен
Был вынужден «открыть» пришельцам порты,
Была Сайгона участь решена!
[106]Но, этим не довольствуясь, французы
Решили перейти реку Хумху
[107].
Что генерал Гарнье хитер и ловок,
Давно известно было всем и всюду.
Купив придворного Хоанга Туай Ана,
Посеял он в стране раздор и смуту:
Им были сформированы в Ханое
Желтознаменной
[108] армии отряды,
Сплотившей более десятка тысяч
Отчаянных головорезов.
Так неожиданно затмилось и поблекло
Былое счастье короля Нгуена.
И вот, стремясь приблизить Лю Юнфу,
Нгуен гонцов своих к нему направил.
Он думал: «Пусть войска чернознаменцев
В прах обратят желтознаменных силы».
Стал Лю Юнфу по воле короля
Командующим армией Аннама!
Сверкают сталью грозные винтовки,
Стремительны орудья на колесах!
Желтознаменной армии бойцы
Обучены сражаться по-заморски —
Как могут перед ними устоять
Чернознаменники, в руках которых —
Мечи, секиры, копья и кинжалы?
Как могут устоять они, держа
Столь старое, отжившее оружье?
Но мудрым оказался генерал,
Заранее он войско подготовил
И в армию включил канатоходцев,
Назвав отряд — «Летящим в облаках».
Отряд наш мог взвиваться над землею,
Летать как небожители святые —
Так ловко женщины-канатоходцы
На сотни чжанов поднимались вверх!
С тех пор меня назвали Хуагэ,
Была сильна я телом и руками, —
И командиром выбрали меня
Отряда женского — «канатоходцев»…
…Две сотни ли прошли мы в эту ночь.
Не вынимая кляпов изо рта
И следуя за нашим генералом,
Добрались до района Дьенгуан!
Здесь на отвесной каменной скале
Разбил походный лагерь неприятель,
Десятки тысяч спрятались палаток
В безлунном мраке, в тишине ночной…
Вдруг генерал
Позвал меня и молвил.
С улыбкою погладив по плечу:
«Коль совершишь ты
Этой ночью подвиг —
Пусть нас считают
Мужем и женой!»
Когда приказ я этот получила —
Из всех приказов самый необычный, —
Я поняла, что буду героиней,
Вступив с врагом в смертельное сраженье!
Меч бросил отблеск на мое лицо —
Смутилась я, румянец залил щеки,
Но радостным огнем зажглись глаза:
Я приняла условье генерала!..
Вокруг скалы во мраке темной ночи
Вся армия в засаду залегла, —
Я повела отряд к скале отвесной,
К шатрам врагов, объятых крепким сном…
Три сотни — им неведомых красавиц,
Шесть сотен — смерть несущих женских рук,
Цепочкой, как серебряная змейка,
Отряд уполз в туман полночных гор…
Клич боевой нарушил тишину,
И пламя факелов взметнулось к небу,
Казался горный лагерь ослепленным
Внезапным появлением красавиц.
Меч феникса обрушился как гром —
И покатились головы врагов…
Враги винтовки вскинуть не успели
И к пушкам фитили не поднесли!
И вырос вдруг, сошедший словно с неба,
Сам генерал — верхом на жеребце!
Со всех сторон любимец окружен
Толпою тесной воинов-героев.
Француз Гарнье убит
[109],
Бежал Хоанг!
Был генерал неистов в этой битве!
Все позади…
Пора сойти с коня.
Условье генерала было свято —
И стала я второй его женой
[110].
На поле брани мы сражались вместе
И вместе шли в далекие походы,
И не было такого дня, когда бы
Угасла наша ненависть к французам.
Увы, — недолговечным было счастье!
Недобрая мне выпала судьба.
Когда прошли мы полпути к победе,
Зять короля, злодей Хоанг Да Вьем,
Вдруг завистью проникся к генералу;
Он с иноземцами связался тайно
И короля Аннама обманул!
Путем интриг и заговоров темных
Он отстранил от власти Лю Юнфу,
Не разрешил ему крушить врагов
И рвать опущенные их знамена!
Немало лет опальный генерал,
Став стражем верным у ворот Аннама
И укрепив китайские границы,
Удерживал Сондай и Баотан.
А ненависть французов все росла:
Так началась
Великая война!
Война! Война! Война! Бои в Аннаме
Три южные провинции Китая —
Юньнань, и Гуанси, и Гуандун —
Как будто грозным громом потрясли!
О, низкий человек Хоанг Да Вьем!
О помощи взывая к генералу,
Он в то же время в лагере французов
Брал деньги за предательскую службу!
Шесть раз он перебрасывал войска
В ущерб Аннаму — на руку врагам,
Но генерал обману не поддался.
Всем севером Китая в это время
Всевластно правил грозный Ли Хунчжан,
А в южные провинции владыкой
Цзэн Гоцюань
[111] назначен был двором.
Ли ратовал за умиротворенье,
А Цзэн считал, что нужно воевать.
Послал он Тан Цзинсуна в край далекий,
Чтобы, пройдя тысячеверстный путь,
Он встретился с аннамским генералом.
И Тан Цзинсун поведал генералу,
Что впереди открыто три пути.
Путь первый:
Захватить Намзяо
И встать под знамя Цинского двора;
Второй — коль первый неприемлем будет —
Сражаться и без помощи Китая:
Не тем ли ханьский генерал Бань Чао
[112]Прославился за рубежом отчизны?
И третий путь — он хуже первых двух:
Удерживать напрасно Баотан,
Врагу отдав на растерзанье войско…
Обрадовался генерал совету
И дал присягу Цинскому двору
[113].
А после пораженья под Цзикеу
Лишились иноземцы превосходства,
И собственной рукою Лю Юнфу
Был обезглавлен генерал Ривьер!
[114] Внезапно умер государь аннамский,
И мать его взяла бразды правленья.
Хоанг Да Вьем вошел в преступный сговор
С советником дворцовым Нгуен Тетом:
На милость Франции они сдались
И договор позорный подписали,
Надеясь, что коварный этот шаг
Погубит генерала Лю Юнфу.
Как раз в то время вспомнил обо мне
Мой первый муж, одноплеменник мой.
Как волк свиреп и как лиса хитер,
Продался тайно он Хоанг Да Вьему
И в лагерь наш пришел под видом друга.
Уж много лет прошло, как мы расстались,
И все же, повстречавшись в этот день,
Взволнованы, казалось, были оба…
Когда остались мы наедине,
Напомнил он про старую любовь
И попросил, чтоб в штабе генеральском
Возвыситься я помогла ему.
Мне генерал поверил, принял мужа
И лагерным начальником назначил.
Кто б догадаться мог, что он предатель,
Что он врагам откроет наши двери!
Однажды он завлек меня в шатер
И выпить с ним вина уговорил,
И так случилось, что хмельное зелье
Меня, доверчивую, с ног свалило…
Изменник смог предупредить французов —
В ту ночь они напали на Сондай,
И лагерь запылал со всех сторон!
Косила смерть солдат незащищенных,
Рубились в клочья черные знамена,
Но генерал, вскочив на жеребца,
Из окруженья вырвался и скрылся.
…Когда очнулась я — перед глазами
Все было залито огнем багровым!
Так, веря чувствам и забыв о долге,
Я стала жертвой низкого коварства.
Злодей меня принудил с ним бежать,
Отбиться от него не удалось,
Он привязал меня к седлу веревкой…
На полпути нам встретился отряд.
Командовал им генерал Пань Ин,
Сражавшийся под руководством Фэна
С французскими войсками за Аннам.
Предатель схвачен был и умерщвлен.
Так я спаслась и стала вновь свободной.
Спросил меня Пань Ин, кто я такая,
Я честно все поведала ему.
Он был не против передать меня
Гонцу из лагеря чернознаменных войск,
Но знала я, какое преступленье
Свершила в доме близких мне друзей,
И не могла считать себя достойной
Женою быть героя-генерала!
Ведь я сгубила лучшие отряды,
Которые в сраженьях многолетних
Наш генерал учил и закалял!
Я погубила славу генерала,
Героя чести воинской лишила,
Ведь он из-за меня отдал врагу
Сондай сначала, а потом Бакнин,
Из-за меня Тан Цзюна с Сюй Яньсюем
Сместили с должностей, предав суду!
Я виновата в том, что Ли Хунчжан
На генерала жалобу составил.
Когда бы не поддержка Цэнь Юйина,
Когда бы Пэн Юйлинь не заступился,
В сраженьях помогая генералу
И армию снабжая провиантом, —
Ужель достиг бы он такой победы
В боях при Дьенгуане и Ламтао?
И вот себя сочла я недостойной
Вернуться в лагерь войск чернознаменных,
Решив в передовой колонне биться
Плечом к плечу с бойцами Фэн Цзыцая,
Чтоб в граде пуль, в пороховом дыму
Горячей кровью смыть пятно позора!..
Семидесятилетний Фэн Цзыцай
Повел десятитысячное войско,
Чтоб защитить Чжэньнаньскую заставу.
В то время на реке Сонма в Аннаме
Огню предали судна…
Пал Лангсон…
Морские и наземные войска
Терпели всюду-всюду пораженья…
И Фэн Цзыцай, бывалый генерал,
С войсками до конца стоять поклялся.
Ван Сяоци, что в арьергарде шел,
И шедший в авангарде Ван Дэбан —
Все были начеку и ждали только,
Когда противник ринется в атаку.
И вот, собрав все силы боевые,
Враги в атаку двинули отряды.
Загрохотали, загремели пушки,
Свистя, снаряды небо пронизали.
Был Фэн Цзыцай недвижим как скала,
Он передал войскам команду ждать,
А тех, кто, повернув, бежать пытался,
Разил клинок, не ведавший пощады…
И вдруг шатер высокий распахнулся
И знамя на ветру заколыхалось,
Тогда, разгладив бороду густую,
«За мной!» — воскликнул громко генерал
И ринулся вперед, врагам навстречу,
Два сына генерала мчались рядом…
Бежала я, как ловкая мартышка,
Быстрее легкой ласточки летела,
Я вырвалась стремительно вперед!
Над головою пролетали ядра,
Их было столько, сколько в небе звезд,
Но я мечом сразила пушкарей
И подавила линию огня!
Тут, руки вознеся над головой,
Вскричал Пань Ин…
И громкий этот клич
Поднял сто тысяч барсов-храбрецов,
Способных повергать на землю горы!
А впереди них мчался Сяоци,
В пылу сраженья жизни не щадя.
Обрушиваясь с фланга словно лава,
Бесстрашно в бой вступил герой Дэбан.
Стремительным ударом мы прорвали
Центральные позиции врага.
Десятки тысяч рук поднялись вверх,
Снимая шлемы.
Белые знамена
Сияли серебром над головами.
Но мы оружия не выпускали,
Мечи свои не вкладывали в ножны…
…Гнались мы восемь суток за врагом,
Две сотни ли осталось позади:
Виньен вернули, заняли Лангсон
И возвратили все другие земли,
Захваченные недругами за год.
Поистине, торжественный и быстрый,
Победный марш вселял в сердца отвагу!
Нам верилось: еще одно усилье,
И будет весь Аннам освобожден!
Но стоило лишь вести о победах
До слуха Ли Хунчжана донестись,
Как, позабыв, что дважды два — четыре,
Он настоял на мирном соглашенье!
Мы кровь свою напрасно проливали!
А после окончания войны,
Описывая подвиги свои,
И обо мне поведал Фэн Цзыцай,
Канатоходку, к счастью, не забыл он!
Хотя и велика моя вина,
Мне кажется, заслугами в боях
Я искупила до конца ее.
И в песне, что пою под звон литавр,
Теперь могу о чувствах рассказать
И сердце наболевшее открыть:
Хочу просить супруга Лю Юнфу
Вновь даровать мне старую любовь!
