— А кто остальные?
— Все. Землю и Стимфал будете представлять вы двое. От ИК тоже утвердили пока двоих, но, по-видимому, их будет больше, сейчас этот вопрос вентилируется. Генрих Мэйсон — очень интересный человек, психологическая совместимость у вас высокая, и он просто занимательный собеседник. Он кадровый разведчик, бывший глава нашей резидентуры на Дархане.
— Вы не посылаете никого из сенсов?
— Нет. Вам придется рассчитывать только на свой здравый смысл, ну и на чутье.
— Почему?
Мэрфи чуть приметно шевельнул плечом.
— Вы же знали Гвен Стюарт. В общем-то с тех времен все наши попытки сотрудничества в области экстраперцепции заканчивались плачевно. А потом, тащить экстрасенса в ведомство Скифа — да Господь с вами. Это же смешно.
Опять врет, сразу подумал Холл, прокол, дорогой коллега Мэрфи, хотя и врешь ты виртуозно, в миллиметре от истины. Возможно, институтские сверхи могли сломать любого из земных сенсов, или даже с Изабеллы, но никогда ничего подобного не происходило и произойти не могло, в ИК бытуют совсем другие методики. Просто есть некая причина оставить их у Аналогов без сенсорной поддержки. И еще одно ясно почувствовал Холл в тот момент — Мэрфи и рядом не стоял с тем, кто придумывал всю эту комбинацию вокруг Картины; он явно толковый профессионал, но он исполнитель, а изобретатель, похоже, устроился гораздо дальше, чем все их штабы и управления.
Как ни опускай эти сидения, голова все равно оказывается на весу. Холл до предела задвинул фиксатор подголовника, потом взглянул на часы. Двадцать пятнадцать. Еще полчаса езды. Если вся эта история не сплошная хитроумная подстава, и его перед входом в аэропорт не засунут, например, под грузовик, то данные по Картине не придуманы. Тогда похоже на правду и то, что Мэрфи и его людям и в самом деле понадобился он. Холл. Вот только зачем. Для чего с одного края света на другой надо тащить сомнительного полубольного, которого всю жизнь подозревали в семи смертных грехах, чтобы в никому не подвластной области дать ему в руки то, что с точки зрения Кромвеля — явное оружие? С Аналогами ни телефонной, ни радиосвязи нет, там разве что до Окна добежать — твори что хочешь.
Контактер-искусствовед? Мэрфи сам признал, что это не довод. Таких не выезжая из Стимфала можно отыскать две дюжины. Старые связи? Слишком старые, дружище Пол, ты что-то напутал, не та фирма ИК, чтобы человеку из кромвелевской разведки там помогли какие-то связи; что же до Скифа, то его, как следует из переписки, в Институте не будет больше года.
И все же Мэрфи, не скупясь на расходы, вез именно его. Зачем? Затем, думал Холл, что идет какая-то игра, и в этой игре предвидится ситуация, в которой необходима его, Холла, реакция, кем-то наперед высчитанное решение. Ему явственно отводится роль проходной пешки. И не случайно же Четвертое управление, брусницынские бритые затылки. Что же до свободы выбора, о которой так много толковал Мэрфи, то здесь сомнений никаких: в случае отказа у бравого начальника отдела Холлу уже заготовлен гроб, флаг и бархатная подушка для орденов. А также холостые заряды для салюта.
Нет, думал Холл, следя за тем, как мимо проносятся оранжевые ответвления аварийных стоянок, дело не в этом. Дело в таинственной, но очевидной нестыковке. По договору им предлагается тихий, спокойный мониторинг, неспешные рутинные исследования — не торопитесь, ребята, подходите к делу вдумчиво. А его вытащили с Герата на половине срока, и на посещение Земли дали не месяц, не две недели, а три дня, и то со скрежетом зубовным. Гонка. Вот в чем загадка, и разгадка тут может быть только одна — надвигаются события, и события серьезные, не вписанные ни в какие графики, ни на Земле, ни в ИК не ожидаемые, даже Мэрфи, судя по всему, не в курсе, а в курсе лишь один человек. И у этого человека есть какие-то причины очень спешить. Он один-единственный знает то, чего не знает никто, и только он может решить судьбу государственного преступника такого масштаба, как Хедли Холл. Находится этот человек в Стимфале, и зовут его Дж. Дж. Кромвель.
Да, как сказал самый знаменитый персонаж Дюма, если вспомнили обо мне, значит, дело совсем плохо. Но я иду на это, думал Холл. Почему? Первая причина простая — убежать не дадут. Не зря они едва ли не год держали его над карлойдом — теперь у них есть электронная модель поведения Холла и прогноз его поступков на все случаи жизни. Кстати, это важнейший момент во всей будущей истории, как бы все ни обернулось — Кромвель прекрасно понимает, что имеет дело не с дураком, и что Холл приложит все усилия, чтобы разгадать замысел верховного главнокомандующего. Стало быть, благодаря карлойду, маршал уверен, что Холлу и в голову не придет заглянуть в тот уголок, где спрятан ключ от тайны — нет у него в голове нужной извилины. А если мятежный полковник и догадается, то слишком поздно. Что же, надо исхитриться думать быстро и нестандартно. Интересно, как это.
Сбежать. Хорошо, пусть даже он и обманет все эти амперметры. Куда бежать? Что делать? Звонить по тем номерам, что дала Сигрид? Это значит попросту сменить хозяев. Не лучше ли мириться со знакомым злом. Пробраться к Звонарю? Нереально, но даже если и выйдет — он окажет Валентине медвежью услугу, у них с Кромвелем отношения и так перпендикулярные, Гуго только дипломатического конфликта недоставало; тот же Мэрфи состряпает утечку стратегической информации, и пошло-поехало.
Впрочем, возможно, он рано волнуется; возможно, весь этот сценарий — блеф, дымовая завеса, и суета вокруг Картины нужна лишь для того, чтобы отвлечь чье-то внимание от другой, куда более серьезной операции, которую будет проводить бог знает кто бог знает где. Скажем, хитрюга Кромвель просто жертвует ферзем. Но тут Холл с сомнением покачал головой. Ох, что-то не верится. Это не стиль маршала, да и для военной хитрости слишком уж сильным жаром веет от всех этих гипотез и переговоров. Не жди и не надейся, Хедли Холл, не видать тебе ни легкой жизни, ни легкой смерти.
К нему приставили цепного пса. Кадровый разведчик. Убивать его сразу нельзя — глупо надеяться, что на этот случай Мэрфи не предусмотрел снайпера в кустах, но главное — не стоит упускать возможности разговорить парня. Этот вариант, разумеется, тоже учтен, бедолагу наверняка накачивали и зомбировали, а все же какая-то зацепка может и мелькнуть.
Нет, опять не то. Ты снова лжешь, сказала бы Анна. Перед тобой истина, тот самый жизненный итог, которого ты так боялся, и вот сейчас снова боишься посмотреть ему в глаза.
Нет, не боюсь. Мне не страшно, мне грустно. Глупый жизненный итог, ты права как всегда — я в очередной раз согласился, еду на очередное идиотское задание, и даже не испытываю к Кромвелю особенной неприязни. Где мои попранные убеждения, где взгляды, от которых отступился? Ничего этого нет. Сорок девять лет, две войны — все впустую, ничто не вывело ни на какой путь. Люди защищали независимость, религию, демократию, черта в ступе, их жизнь и смерть от этого были куда интересней. Я не защищал ни идей, ни верований, но все же убедился — действительно, человеку взгляды нужны. Редко, но все-таки нужны. Как в старой притче про оружие или драгоценность, которые годами могут лежать в столе, но однажды... Однажды.
Потом я устал. Усталость у меня осела, как соль на костях. Жизнь, правда, устроена так, что скидки на это не дает. Забавно, конечно, что я даже лишен возможности вступить в сделку с совестью, но кое-чем порадовать тебя я еще могу. В ИК сидит народ отнюдь не глупее, чем в Стимфале, и самая гениальная электроника не в состоянии предусмотреть всего. Так что не торопись меня осуждать, может статься, мы и станцуем с Дж. Дж. такую кадриль, на какую он вовсе не рассчитывает.
Черти, что ли, из этой Картины посыплются? Знаю, что сказали бы сейчас и Кантор, и Сигрид, и, наверное, Палмерстон — мы спокойны. Из всех нас ты был самым способным, самым везучим, самым образованным. Заваруха, похоже, намечается серьезная, но если кто и справится, то это ты.
