– Почему вы не вмешиваетесь более активно во все это? – осмелела Женя, и уже в процессе задавания вопроса знала, что он ответит.

– Потому что войны магов приводят к катастрофам и стихийным бедствиям. Лучше уж я принесу в мир надежду, даже пожертвовав ради этого несколькими симпатичными людьми.

– Кастин, они уже поверили, что ты монстр, – лениво заметил Тарвик. – Перестань стараться. Ну а я это всегда знал. Есть какие-то поручения?

– Пока нет. У тебя есть какие-то планы?

Тарвик неожиданно долго молчал, внимательно глядя в свой стакан, и Жене вдруг стало тревожно. Она взяла за руку Риэля и подумала: «А почему этот жест сразу придает мне сил? Потому что поддерживает и его? Потому что это нужно нам обоим? А черт его знает».

– Я бы хотел пойти с ними. Если они позволят, конечно.

– Тарвик? – удивился король. – Ты получил вкус к бродяжничеству? Я всегда полагал, что ты все же любишь комфорт.

– Все любят комфорт, Кастин. И они тоже. Только свободу они любят больше. Я хочу научиться у них любить безудержную свободу. Не бойся, это не вырвет меня из-под твоей власти. Я предан тебе и верен… насколько вообще могу.

– Разве тебя когда-то сдерживали какие-то рамки?

– Ты путаешь свободу и вседозволенность, – серьезно сказал Тарвик. – И я путал. Только сейчас понимать начал. Дай мне возможность убедиться…

– Ты свободен, Тарвик. Делай что хочешь. Если ты понадобишься, я найду тебя, и если к тому времени твоя свобода не станет безграничной и ты будешь помнить…

– Дурак ты, Кастин, – устало перебил Тарвик, – хоть и король. Свобода не исключает чувства долга. И я, конечно, приду, когда ты позовешь. Может быть, даже не один. Но вопрос в другом. Не во мне и не в тебе. Женя, Риэль, вы позволите мне пойти с вами?

Они переглянулись, и Женя прочитала в глазах Риэля собственный риторический вопрос и озвучила его:

– Почему нет?

Тарвик даже не улыбнулся. Наоборот, даже помрачнел и говорить начал с трудом.

– И еще. Я хочу сказать об этом именно при Кастине, потому что не только Хайлан умеет отличать правду от лжи. Прости, Женя. Прости мне мою безжалостность и вживание в роль. Кастин, не удивляйся. Ты знаешь, я к высокопарности не склонен, но вот думаю… вместе с этой девушкой в наш мир действительно пришла надежда. Понимаешь ли, Риэль мог протянуть мне руку, и это неудивительно, он парень добрый и отзывчивый, но Женя… Женя другая. Она не мягкая бесхарактерная дамочка, вовсе не отличается повышенным великодушием и даже где-то жестковата. Однако и она протянула мне руку, несмотря на то, как я поступил с ней. Не в том дело, что я притащил ее сюда, и даже не в том, что действительно собирался пристроить в приличный бордель, когда понял, что девать ее некуда, ордена нет, а тебе она и не нужна была. В этих пятидесяти тысячах. В этом вживании в роль. Ни одна женщина после этого не захотела бы помочь. Ни одна женщина Гатаи. Она ведь любила меня, Кастин, и куда больше, чем Райва.

– Хватит каяться, – грубовато прервала его Женя. – Мне этого не нужно.

– Мне нужно, – пожал плечами Тарвик. – Я и забыл, что такое стыд. Может, и не знал никогда. А теперь вот знаю. Я, Женька, циник и большая сволочь, куда большая, чем Кастин, если ты вдруг засомневалась. У него хоть цель есть великая, а у меня нет. У меня одни только задачи. Я, например, не умею мечтать. Не имею, ради кого жить, – уж прости, Кастин, умереть ради тебя я могу, а жить – не получается. Я, Женя, идеальная сыскная машина. А хочется попробовать быть человеком. Не получится – значит, не судьба. Но попробовать я хочу.

– Сыскная машина? – усмехнулся Риэль. – Предположим, что этот монолог ты произнес спьяну или еще почему. Но по какой причине ты поддерживал меня и брал на себя то, что должно было достаться мне? Почему ты во время допросов неизменно давал мне время прийти в себя или подумать, что говорить? Ради задачи? Тогда какой? Ведь Женя не нужна была королю и кому-то еще, кроме меня. Конечно, ты можешь пойти с нами, Вик. С менестрелями нередко ходят обычные бродяги. И разве ты сомневался, что Женя решит иначе?

Тарвик тяжело посмотрел на Женю и кивнул.

– Да. Она не ты, Риэль. Женщина, способная в драке хладнокровно и беспощадно врезать со всей дури мужику промеж ног, добротой и душевностью не отличается.

– Ага, – безмятежно согласился Риэль, обнимая Женю. – Хватит одного ненормального, то есть меня. Когда мы сможем уйти… Кастин?

Вообще он впервые назвал короля по имени, и не без труда. Раскованный и умеющий вести себя в приличном обществе Риэль. И ведь почему вдруг – ради Жени, скорее всего. Чтобы успокоить.

Ему не нравился Кастин, король Комрайна.

Женю немножко трясло. Странно, никогда она не нервничала перед экзаменами. Твердо знала, что сдаст, а в самом худшем случае пересдаст. Читала у них философию одна карга, не старая, но стареющая и потому ненавидевшая молодых и красивых студенток лютой ненавистью, поэтому девчонки, что посимпатичнее, перед ее лекциями живенько смывали косметику, надевали бабушкины очки и туго-туго стягивали волосы, и все равно это не избавляло от язвительных и оскорбительных реплик, не сданных коллоквиумов и проваленных зачетов. Женя даже не старалась выглядеть похуже, это было труднейшее время, и она не следила за собой больше соблюдения элементарных гигиенических правил, на каргу ей было плевать, предмет она знала, потому когда карга с упоением взялась ее заваливать, Женя спокойно объяснила, что пару ей ставить, разумеется, можно, но прямо отсюда она пойдет в деканат и потребует пересдачи экзамена целой комиссии: философия, чай, не японский и даже не итальянский, преподавателей хватает, и раз уж уважаемая доцентиха не может беспристрастно оценить Женины знания, так пусть это делает комиссия. Удивительно, но из аудитории она тогда вышла даже не с тройкой, а с четверкой.

А тут – тряслась, хотя пересдача не была ограничена по времени. Правда, возвращаться раньше чем через полгода считалось дурным тоном, но что такое полгода в жизни менестреля? И даже если порассуждать логически, бояться нечего: если Риэль считал, что она уже способна выдержать испытание, значит, способна. Но коленки дрожали еще сильнее, чем пальцы, и холера Тарвик предлагал влить в нее полфляжки водки для поддержания боевого духа или хотя бы доведения до стадии «а нам все равно». Риэль ласково гладил ее по щеке, но и это не помогало. Скорее всего, где-то здесь, точнее, там, в зале, ошивается и Райв, совершенно точно там Симур и Гартус, а этот козел уж непременно постарается ее морально уничтожить. Только вот Гартуса она не боялась. Мандраж был общего плана.

Мимо прошествовал глава Гильдии. Интересно, когда он сам пел в последний раз и пел ли вообще? На Гатае чиновники, конечно, не были так далеки от знания исполняемых дел, дорожника не ставили командовать лекарями, так что предмет они знали. Даже если глава Гильдии и прочие члены приемной комиссии сами не выступали, то уж оценить выступление могли весьма профессионально.

Почему-то собралось много публики. Риэль пожимал плечами: я вообще один перед Гильдией пел, случалось участвовать в мероприятии в качестве экзаменатора, это естественно, но если в Гильдию хочет вступить ученик, обязательно собирают наиболее известных менестрелей, кто есть в городе, а Симура Риэль и вовсе заранее предупредил. Обольщаться не надо, как бы хорошо ни относился к ней патриарх, судья он крайне строгий. Почему публика? А почему бы и не быть публике: поглазеть на знаменитостей, послушать новичков. Не так уж часто сразу несколько новичков держат экзамен.

Женя должна была исполнить три песни: две по ее выбору, одну – по выбору Гильдии, и там вполне могут послушаться и вредину Гартуса, и тогда Женя запросто может провалиться, да только дураков в Гильдии нет, услышав голос Жени и манеру исполнения, они прекрасно поймут, на что она способна. Ну и провалишься – тоже не смертельно, еще годик в ученицах походишь, иные по пять лет ходят, а в Гильдию вступить так и не могут, но ничего, живут и даже преуспевают. Сравнительно. Только куда больше шансов на то, что у Жени все получится, потому что главное – голосом она владеет, аккомпанировать себе может вполне прилично, репертуар имеет, и, надо признать, неплохой.