Через десять лет ее называли только Джен Сандиния.

Через тридцать никто не помнил ее имени.

Через пятьдесят Гильдия была побеждена.

Ее не запретили, магов не стали развешивать по деревьям за разные части тела – ну только что некоторых, но от власти отстранили бесповоротно. Гатая встряхнулась, ожила и начала выбираться из средневековья. Пока маги не решили-таки, что ими пренебрегают… Случилось это лет пятьсот назад. В истории эти времена называются периодом смутных войн – пара сотен лет разброда, шатаний, войн. И вот тут появилась рыжая красотка со светло-карими глазами, полыхающими не праведным гневом, но мечтой о лучшем. О надежде на добрую, чистую, честную жизнь для детей. Оказалась она блистательным оратором, настоящим лидером, способным поднять массы, сплотить их не вокруг себя, но вокруг Джен Сандиния – Надежды мира.

Звали ее Мира Силтан, волосы у нее были огненного цвета, как у большей части тех немногих рыжих, что есть на Гатае, и на Тинну она не была похожа ничем, однако орден надежды благоразумно об этом умолчал. У них было единственное в мире изображение Тинны. Но возник орден через много лет после ее смерти, и имени ее они уже найти не смогли, вот и решили, что звали ее именно Джен Сандиния.

Символ. Всего лишь символ. Объединяющая идея. И этой идеи хватило, чтобы приструнить распоясавшихся магов. Будь ты хоть самый великий, когда против тебя не сотни, а десятки тысяч, ты мало на что способен. Сначала прошел слух, что в мир вернулась надежда, потом слух стал уверенностью, и орден надежды впервые за все свое существование выступил открыто, и вдруг оказалось, что всякий командор ордена – маг, всякий член ордена – боец, и только в мирное время они мирные философы. Тогда Гильдия приуныла и приутихла, потому что маги, изучая основы своего ремесла, первым делом усваивали закон не только физики, но и магии: на всякое действие есть противодействие.

А в последнюю сотню лет Гильдия снова начала становиться могущественной, на сей раз оседлав не власть, но науку и технологии, не делясь ни с кем секретами, привязывая своими знаниями и умениями не только королей, но и многих, многих… И становится это уже серьезным и опасным. Не для Кастина или хотя бы Комрайна. Для Гатаи. Вот так. Приспело время для появления Джен Сандиния. Символа, позволяющего сплотить разрозненных людей.

Все молчали. Тарвик крошил хлеб и был этим всецело поглощен. Риэль привычно завесился волосами. Кастин разглядывал бокал с темно-желтым вином. Женя смотрела на него и ровным счетом ничего не чувствовала. Никаких эмоций, никаких ощущений – ни тебе неловкости от того, что халат норовит разъехаться на груди, ни тебе неудобства от того, что стул высоковат. Одна ярость. Даже не гнев, а чистое бешенство.

– То есть меня выдернули из моего мира ради двух слов? Перевернули всю мою жизнь, лишили меня всего, что я имела, ради символа?

– Ну да, – ничуть не смутившись, ответил Кастин, переведя взгляд с вина на Женю. Спокойный и уверенный в своей правоте вершить чужие судьбы. – Да, Женя, ты оказалась пешкой в чужой игре. Мелкой разменной монетой. Тебя злит, что я говорю об этом так же легко, как о вине или о погоде? А король твоей страны поступил бы иначе? Увы, это нормальный цинизм правителей. Я бы и рад думать о каждом конкретном человеке, но не могу. Мне приходится думать даже не о стране, но о планете. О целом мире, Женя. И я даже не скажу, что этот мир уже потерял надежду. Пока – нет. Но потом будет гораздо труднее.

– Ради двух слов! – выкрикнула Женя, срываясь на визг. Риэль вздрогнул и еще ниже опустил голову. – Даже не ради дела! Я ведь вам и не нужна!

– Абсолютно, – хладнокровно согласился Кастин. – Мне нужно было, чтобы в надежду мира поверили, а не чтобы она появилась. И у меня получилось, несмотря на все старания Гильдии. Ты посмотри – орден надежды попытались уничтожить, а это такая разветвленная организация, с такой сложной структурой и такой железной дисциплиной, что ее просто невозможно уничтожить вот так, в одночасье.

– И на это ты тоже рассчитывал, – буркнул Тарвик, собирая крошки в одну горку.

– Разумеется. Я же знал об этом. А теперь орден из безобидных философов превратился в хорошо организованную сеть отличных воинов, имеющих не только осуществление своей мечты – Джен Сандиния пришла, и ее видел командор, но и куда более приземленный стимул – желание отомстить Гильдии магов. А если учесть, что командором ордена может стать либо неслабый маг, либо выдающийся боец, либо гениальный проныра, то мы имеем мощного союзника.

– Ну а что насчет «Стрелы»?

– «Стрелы» нет, – вздохнул Кастин, но не с сожалением, а так терпеливо, словно учитель, старающихся втолковать туповатому ученичку нечто простенькое вроде круговорота воды в природе. – И только не говори мне, что ты был особенно привязан к ней или к кому-то в ней.

– Нет, – пожал плечами Тарвик, – я интересуюсь, входило ли это в твои планы.

– Не задумывался. Мне неинтересно, что стало с сыскным агентством. Да, Тарвик, и ты мелкая разменная…

– Я знаю, – удивился Тарвик, – и всегда знал. И ты знал, что я знаю. А… ты говоришь это для Жени… Женька, нормальная политика. Разница только в том, что я это понимал и шел на это сознательно, а тебя впутали, не спросив.

– Сколько людей работали в «Стреле»? – как бы невзначай спросил Риэль. Кастин удивился: такие мелочи королей не волнуют. Ответил Тарвик.

– Около сотни. Ну, и так на жалованье было довольно много. Пожалел, что ли? И напрасно. Сволочи вроде меня.

– И Фир?

– Женька, не кипи. Фир ни тебе не был другом, ни мне, ни самому себе, А сволочью… Ну, можешь считать его ангелом во плоти. Особенным благородством он отличался, когда списывал чье-то сознание… особенно когда он учился это делать. Увы, в таких конторах не работают порядочные люди. Даже уборщицами. Но вообще то, что ты рассказал, Кастин… сильно. Интересно бы знать, сколько ты развесил лапши по нашим ушам…

– Что? – не понял король. – А, ты имеешь в виду, не врал ли я. Нет, Тарвик, я не врал и даже если умолчал о чем-то, то несознательно. Мне нечем клясться, ты знаешь, но это так.

– Нормально, – заговорила Женя. – Очень нормально. Подкинуть идею – и успокоиться, не интересоваться, что случится дальше, лишь бы поверили, лишь бы символ, лишь бы получилось – а там и можно на помойку, и меня, и Вика, которого вообще-то другом называют, а Риэль и вовсе сбоку припека, вляпался сдуру, вообще ничего не понимая. Что там баба какая-то, даже не землячка, инопланетянка какая-то…

– Погоди, – смеясь, перебил ее Кастин, – тебя волнует, что ты оказалась вне дома? Ну что ж, считай, что это приключение. Не скажу, что немедля, но через несколько дней я отправлю тебя обратно. Для этого нужен стационарный портал, а здесь его нет.

Женя растерялась. Растерялась настолько, что понесла всякую чушь на тему потерянного года и порушенной жизни, и король снова ее прервал:

– Хочешь в то же время и в то же место? Никаких проблем. Тарвик проводит, если хочешь – он же знает твой мир.

В то же время… домой. В свою любимую «однушку», к уютному дивану, телевизору, японскому, Люське и ББ, духам «Анаис» и фольксвагену… или у нее была другая машина? В тихий скучный серый мир?

– Представь, что тебе это снилось, – продолжал говорить Кастин, – что ты это нафантазировала. Вернешься домой, к привычной жизни. Здесь ты уже сыграла свою роль – вся Гатая уже только и говорит о Джен Сандиния. Вы даже не представляете, как быстро распространяются слухи. И главное, что в это верит Гильдия, да и Ворон своим заклинанием совершенно их запутал. Ты действительно больше не нужна. Если я могу как-то восполнить твои потери… ну, я не знаю. Деньги, побрякушки, что угодно.

Риэль не прятал глаз, смотрел на нее с улыбкой, открыто, ласково. Риэль.

– Не прикидывайся, – сердито сказала ему Женя, – будто ты умеешь скрывать свои чувства. Что умеешь не хуже Тарвика вживаться в роль.