Мне часто снятся сны. Иногда светлые и ясные, но чаще расплывчатые видения, словно туман над болотом. Но сегодняшний сон, реальный до жути, не был ни тем, ни другим. Такой я видела впервые.
Часы показывали полночь. Ну вот, решила к семинару приготовиться! И уснула. Теперь ночью спать не буду. Впрочем, так уж я устроена: могу завалиться спать по возвращении из института и проснуться, когда малая стрелка часов покажет восемь или девять часов вечера. А потом меня ждет бессонная ночь с сидением на подоконнике, созерцанием луны, звезд и всего, что происходит на улице, чтением книг и иногда, если проснется совесть, конспектов и учебников. На то, чтобы смотреть телевизор или слушать музыку, не решаюсь, так как стены в доме тонкие, слышимость отличная, а сон у родителей чуткий. Мои бессонные ночи заканчиваются, как правило, коротким утренним, мучительным пробуждением под пронзительный, надоевший до зубного скрежета звоном будильника и сонным состоянием в течение всего дня, благодаря чему новые знания вообще не откладываются в моей не слишком умной голове. Если честно, учеба меня мало интересует, и я не перестаю удивляться, каким образом умудряюсь вполне прилично сдавать экзамены. Из-за учебы родители часто ссорятся со мной, а после и между собой, выясняя, в кого я пошла таким уродом в семье. Аня, моя сестра, предпочитает жить своей жизнью, и в этой жизни очень мало места для меня. Вот кто по-настоящему преуспеет в жизни - все, в том числе и я, уверены в этом. Яркая, самодостаточная, умница и отличница. Два дня назад укатила с новоиспеченным мужем в Испанию. Или в Турцию? Ох, забыла.
Все постоянно твердят мне, что я уже не ребенок, что молодость не будет длиться вечно, и что существование без цели уже не по возрасту, что надо получить образование, устроиться на хорошо оплачиваемую работу, удачно выйти замуж, родить детей... Только добрые советы отскакивают от строптивого ребенка как горошины от стены. Не то чтобы я отрицала правильность сих постулатов, но... но пока что не представляю свою жизнь иной, меня вполне устраивает. Понимаю, так не может продолжаться вечно, но пока что все идет, как идет. Вот и сейчас, сидя на своем диване и разглядывая привычную обстановку, убеждаю себя: все хорошо, все по-прежнему. Но точит душу червячок сомнения. Большой такой червячок...
Окончательно убедившись в том, что нахожусь именно дома, я нашарила тапочки - мои, мягкие и пушистые, сделанные в виде собачек, - и собралась пойти на кухню, чтобы перекусить, но передумала и замерла у дивана. Я почти убедила себя, что в реальности не было никакого ни страха, ни холода, ни мертвенных огоньков, ни леденящего душу наговора, ни капающей на лицо крови.... Или были капли на лице? И солоноватый привкус на губах? Я все еще сплю или с потолка действительно что-то капает? Я быстро включила ночник на полную мощность, и сдержанный голубоватый свет озарил комнату. Ощущение капель на лице никуда не пропало. Я провела ладонью по щеке... Это действительно кровь!!! И мне это уже не сниться!!! По белому потолку медленно расплывалось багровое пятно, кровь потихоньку заливала обои, капала на диван, как раз на то место, где я и задремала, выбившись из сил в неравной битве с гранитом науки. Боже! Наверху кого-то убили! От осознания страшного факта меня затрясло, голова пошла кругом, так некстати навевая воспоминания о недавнем сне, а ноги сами побежали в прихожую, к телефону. Трясущимися пальцами набирая '02' (получилось только с четвертого раза), я одновременно долго шарила свободной рукой по стене в поисках выключателя, который, как всегда, куда-то подевался. Я все больше укреплялась в уверенности, что эта пластмассовая штука в прошлой жизни была шпионом-разведчиком, иначе объяснить ее постоянные исчезновения не получается. Вот и сейчас, поняв, что не могу находиться в темноте, я махнула рукой на попытки включить люстру, включила подсветку на зеркале и плюхнулась на пуфик. Стало только хуже. Маленькое пространство вокруг тумбочки залил робкий мертвенно-белый свет, отчего стало казаться, будто тьма обрела материальность и неумолимо сгущается вокруг меня, и, как только погаснет слабо мерцающая лампочка, поглотит целиком. Краем глаза я уловила какое-то движение в зеркале и, подняв глаза, едва не заорала от ужаса. Из зеркала на меня тяжелым, ненавидящим взглядом смотрело кошмарное существо: бледное до зелени лицо, все в черных язвах, горящие безумным красным огнем глаза, кривые и острые желтые зубы виднелись за полусгнившими губами, редкие лохмы седых волос. Жуткое существо с тихим шипением потянулось когтистыми лапами ко мне, и даже почти вылезло из зеркальной рамы. Запах гнили ударил в нос... Легкое, неуловимое движение ресниц, и жуткое видение пропало, а из зеркала на меня таращилось мое же испуганное отражение. Фу-у, никогда больше не буду смотреть фильмы ужасов! Что есть однообразные сюжеты 'ужастиков' по сравнению с собственным разыгравшимся воображением?! Про то, что слабый, едва заметный запашок гнили все еще витает в воздухе, и про дрожащие коленки я постаралась забыть.
- Дежурная, слушаю, - наконец-то ответила женщина-диспетчер. А я уже и не надеялась!
- Убийство! - выпалила я, судорожно сжимая телефонную трубку.
- Адрес? - после некоторой паузы отозвалась диспетчер, и в голосе ее чувствовалось недоверие.
Я сбивчиво назвала улицу, номер дома, а вот на номере квартиры запнулась. Так, если у нас сто четырнадцатая (хорошо, что не тринадцатая), а какая тогда над нами? На лестничной клетке четыре квартиры, и сто четырнадцать плюс четыре будет сто восемнадцать. Или девятнадцать? Нет, кажется, все-таки восемнадцать.
- Квартира сто восемнадцать, - завершила я с легким оттенком гордости за свои способности к счету. - Пожалуйста, пришлите кого-нибудь побыстрее, а то страшно... - я перевела дыхание и зачем-то стала делиться с женщиной на другом конце провода своими переживаниями. Знаю, что глупо, но я так рада была услышать голос живого человека, и так хотелось почувствовать, что я не одна в этом мире, наедине с ужасом последних пятнадцати минут. - Кровь с потолка капает, и тишина какая-то зловещая...
То, что лучше б мне было прикусить язык, я сообразила уже потом.
- Девушка, давайте без истерик! - резко оборвал меня голос из трубки - вы вообще кто?
- Соседка... снизу.
- А ты, случаем, не перепила? Или обкурилась? Вот и кровь с потолка хлещет, и черти зеленые из подпола лезут! Если так, то незачем рабочих людей от дела отрывать. Может, пока я здесь твой бред выслушиваю, кого-то и взаправду убивают!
- Я абсолютно нормальная, - внутри заворочалось раздражение - пришлите же кого-нибудь! Я не вру, это правда!
- Ладно, пришлю, - тетка на другом конце телефонного провода вроде бы смягчилась, но в этой мягкости все равно можно было различить и намек на угрозу, и усталость, и раздражение вроде 'как же вы меня достали, придурки'. Я ее, конечно, понимаю, но и сама не верю в иллюзорность крови на потолке. - Но учти, если набрехала, загремишь на пятнадцать суток в обезьянник за хулиганство, чтоб впредь неповадно было. Развелось психов по России-матушке немерено, и нормальным людям деваться некуда...
Я торопливо поблагодарила женщину и отсоединилась.
Примерно через час в дверь позвонили. Все это время я так и просидела на пуфике у зеркала, при включенном бра, напряженно вглядываясь в притаившуюся в углах темноту. К груди я прижимала телефонную трубку, из которой доносились короткие гудки. Вернуться в комнату духу не хватило. Как же я жалела сейчас, что у нас нет ни кошки, ни собаки. Было бы гораздо легче пережить этот необыкновенно долгий час ожидания, густо замешанного на страхе, если бы на коленях или у ног сидело живое, теплое, дышащее существо. Если бы я знала, что не одна во тьме, что рядом бьется чье-то сердце...
На пятом этаже в квартире над нами проживает семья Копытенко: Петр Сергеевич, его жена Катерина, всем представлявшаяся только по имени, и их сын-пятиклассник Слава. В сто восемнадцатую квартиру они въехали года два назад. Не сказать, чтобы мы водили между собой дружбу, но периодически семейство Копытенко можно было обнаружить на нашей кухне за чаепитием и беседой с моими родителями. За последние несколько месяцев тетя Катя раза три просила маму разрешить переночевать у нас ее сыну, и мама охотно соглашалась. Тогда на середину нашей с Аней спальни (уже несколько лет никто не называет ее детской) ставили старую, местами порванную раскладушку, которую приносила все та же тетя Катя, и Слава по полтора-два часа кряду рассказывал нам страшилки и анекдоты или в лицах изображал очередную серию сериала, который смотрит его мама. Получалось очень смешно, и ребенок был чрезвычайно доволен, слыша наше тихое хихиканье в подушку.
