….Смеркалось. Я «голосовала» у дороги. Зеленый огонек такси вывел меня из оцепенения.

– Куда едем, девушка? – приоткрыв окно, поинтересовался пожилой водитель.

– На кладбище! – буркнула я и, не дожидаясь согласия, уселась на заднее сиденье.

– Не рановато ли? – посмотрел он в зеркало заднего вида.

– В самый раз, – решительно ответила я…

Когда мы подъехали, Рогожское старообрядческое кладбище уже закрывалось. —

– Опоздала, – сообщил сторож у входа.

– Пустите меня… пожалуйста… очень надо… сегодня… – голосом бедной родственницы попросила я. Жалобный голос и изможденный вид сработали.

– К кому идешь?

– К Морозову.

– Савве Тимофеевичу?

– Савве Тимофеевичу.

– Он в это время, – сторож посмотрел на часы, – посетителей не ждет.

– Меня – ждет! – выпалила я. – Точно ждет!

– Хм… – сторож покачал головой и открыл калитку. – Проходи. Только ненадолго. И смотри, коли не ждет! – услышала я уже вслед. – Он мужчина суровый…

Я почти бежала. Справа каркнула ворона. За ней – другая. Недовольно и зловеще.

«Все как и должно быть вечером на кладбище», – почти удовлетворенно отметила я.

Слева, наконец, появился большой крест белого мрамора.

«Успела!» – Прислонившись к ограде и прикрыв глаза, я замерла…

…Перед уходом, тихо сказала вслух:

– Сколько бы лет ни прошло, я расскажу о тебе правду. Всем. Обещаю.

И в этот момент услышала хлопанье крыльев. Белоснежный голубь опустился на могильный крест и, наклоняя головку то вправо, то влево, внимательно разглядывал меня черными глазами-бусинками…

…Поздно вечером в квартире раздался телефонный звонок. Голос Ерошкина был едва слышен сквозь шум помех.

– Что в редакции? Отказали?

– Отказали.

– Я так и думал.

– Вы знали?!

– Конечно, знал.

– Почему не остановили меня?

– Проверка на прочность необходима. Особенно историкам. Рукопись в мусорном ведре?

– Что-о-о?!

– Понял. Так что дальше? Что вы решили?

– Была на могиле Саввы… И поклялась, что напишу о нем правду. Напишу. А вы меня знаете. Я свое слово держу.

– Что ж… – голос Учителя дрогнул. – Я рад, девочка, что в тебе не ошибся, – перешел он на «ты». – И верю – у тебя все получится. А в тот день, когда будешь держать в руках написанную тобой книгу о Савве, – помолчал, – вспомни обо мне. Ведь это благодаря мне он стал… героем твоего романа.

…Шли годы. Застой, пятилетка пышных похорон, перестройка и гласность, путч, победа над коммунизмом, ваучерная приватизация, снова путч и снова победа… над самими собой, дефолт и снова медленное возрождение страны, измученной социальными экспериментами. И все это время – медленная, кропотливая работа по сбору материалов для книги, проверка версий и разочарование от тупиков. Персонажи книги уже говорили и действовали, порой, стыдливо замолкали и прятались, иногда пытались оправдаться и объясниться… но, главное, они ожили:

«Зеркало разбилось…» – испуганный голос Тимофея Саввича.

«Теперь это аллея будет носить ваше имя…» – голос Саввы и неторопливое цоканье копыт двух лошадей, идущих бок о бок.

«Вовремя человека пожалеть – хорошо бывает…» – слезливый басок Горького.

«Чертов поганец Парвус прогулял в Италии мои гонорары» – тоже Горький, но уже недовольный.

«Купчишка!…» – это Книппер.

«Актерка? Я вам покажу актерка!» – истерика у Марии Федоровны.

«Очень прошу, не пиши ничего плохого про Машу», – слова, сказанные хрипловатым голосом Саввы… Уже – мне…

В бывшее имение Саввы Морозова в Архангельском по Каширскому шоссе я попала почти случайно. Отдыхала неподалеку в санатории «Бор». Прогуливалась по аллее, которую, как мне сообщили старожилы «почему-то называют аллеей Марии Андреевой», подошла к особняку, в котором начинали вести ремонтные работы, восстанавливая для нужд правительства. Села на скамейку и вдруг… рядом опустился белый голубь. Заворковав, он начал внимательно рассматривать меня черными бусинками глаз…

Вернувшись домой, я снова засела за работу, описывая последний месяц жизни Саввы…

Итак, семья Морозовых в мае 1905 года переехала из Виши в Канны и остановилась в гостинице «Ройял», которая находилась на улице… И снова вопрос… В каком месте в Каннах находится или находился отель, в котором был убит Морозов? В мемуарной литературе точной информации не было. Ведущий телеканала «Культура» привычно сообщая обкатанную версию биографии Морозова, сообщил в одной из передач: «Морозов, будучи человеком с больной психикой, застрелился в городе Канны в „Ройял-отеле“ на улице Рю де Миди».

Запрашиваю своих французских коллег и друзей. Проверяют. Нет и никогда не было в Каннах такой улицы. А вот «Ройал-отелей» в прошлом веке в Каннах было несколько. Найти тот самый не удалось. Лечу в Канны сама. Посадка в Ницце. Недолгая поездка на машине и вот – Канны. Самый известный курортный городок на французской Ривьере. Впрочем, если убрать международный Каннский кинофестиваль, останутся только море, пляж, пальмы, туристы и яхты.

Начинаю по списку составленному французскими коллегами искать ту самую гостиницу. Вот – бывший «Ройял-отель», но построен в 1910. Это – нынешний «Ройял-отель», однако построен еще позже. Пытаюсь договориться с муниципальным архивом. Телефонные переговоры не дают результата. Русского исследователя допускать в городской архив не хотят. Помог, как всегда, случай. А вернее – Моцарт. На концерте знакомлюсь с неким Томасом Грэхэмом, который вызвался мне помочь, узнав, что я не просто родилась в Лондоне, но даже в том же родильном доме, что и он – в Кенсингтоне. Брат по родильному дому. А в муниципальном архиве у него знакомая… И вот уже через пару дней у меня в руках небольшая пожелтевшая фотография-открытка, на которой «Ройял-отель», существовавший в Каннах в 1905 году! На всякий случай переснимаю и увеличиваю изображение на компьютере. Между третьим и четвертым этажами ясно видна вывеска – название отеля! Теперь я знала точно – отель находился на пересечении бульвара Круазет и улицы Коммандантэ Андрэ. Еду туда. И получаю еще одно доказательство: в реконструированном здании сейчас находятся апартаменты под названием «Вилла Ройял»!

Итак, отель найден. Теперь – почти невыполнимая задача – попытаться разыскать родственников тех, кто работал в гостинице почти сто лет тому назад. Воспоминание о таком событии, как убийство русского миллионера могло передаваться из уст в уста. День сменяет день… И вот листаю с трудом обнаруженные списки лиц, работавших тогда в гостинице. Жак Ориоль. Консьерж. Работал в в 1905 году. Всю жизнь прожил в Каннах. А родственники?

«Мадам Натали, это очень сложно, впрочем, обратитесь к мсье… возможно он…».

…Мсье не вполне соответствовал образу французского мужчины – героя-любовника, стереотипом забитого в голову французскими кинофильмами. На встрече, окутывая себя сигаретным дымом, очевидно, чтобы скрыть одутловатость лица, хрипло спросил: «А он кто вам, этот мсье Мо-ро-зов?» Я немного растерялась. Как объяснить, кто мне «этот Мо-ро-зов»? Ответ пришлось начать с вопроса о вечном и непостижимом: «Мсье… Позвольте спросить, знаете ли вы, что такое – любовь?»

Тело мсье дрогнуло и с любезными словами про мои невероятные зеленые глаза предприняло попытку освободиться из плена плотно обнимавшего его кресла, вероятно, чтобы сделать изящный французский поклон и страстно припасть к моей руке. Пришлось разъяснять, что я имела в виду «любовь с большой буквы», ради которой люди готовы на подвиг, отчаянный поступок, в том числе, даже самопожертвование…» Показалось, что мсье немного расстроился, но, выслушав рассказ о любви Морозова, в конце повествования настолько проникся сочувствием, что даже прослезился. Через три дня внучка Жака Ориоля, госпожа Луиза Ориоль сидела передо мной в холле отеля и рассказывала со слов покойного деда об убийстве русского миллионера в далеком 1905 году.