Проводил его до лифта, дальше он не велел. Уселся с нукерами в кабину, оттуда подмигнул циклопьим оком:

— Денька три еще отдохни. Врача пришлю. В таком виде на люди не выходи. Не срамись.

Вот и слава Богу, подумал я, теперь есть у меня хозяин. Причем из самых крутых. Крепкий, убежденный рыночник. Депутат. Народный любимец. С прицелом на высшие посты. Об России печальник. Знал бы поэт Н., то-то бы позавидовал. Его-то покровители из первого горбачевского эшелона уже почти все отвалились.

Впереди безоблачное будущее. Собственное издательство, газета. Обеспеченная старость. Красавицы по вызову. Ордена и правительственные награды. Банковские счета. Золотая пластиковая карточка. Должность советника. Телевидение и радио. Интервью в «Известиях» и «Российских вестях». Приглашение на консультацию в Вашингтон… И чем заслужил? Да всего один раз с испугу удачно нажал курок.

Нервно хихикая, гладил черную шерстку урчащего Фараона. У него рана на боку затянулась, как по волшебству, ухо почти приросло, только задняя лапка, с которой я снял лубок, не сгибалась. По его ненавидящему взгляду было понятно: котяра вполне готов к новым любовным испытаниям. Все пройдет, потому что все проходит. Смерть, жизнь, страдания, любовь — все ерунда, говорить не о чем.

И все так немудрено в этом лучшем из миров, как в воображении гусеницы. Ползи, пережевывай, испражняйся.

…Ночью саднило в груди, подумал: инфаркт. Разбудил любезную каратистку. Со сна доверчиво потянулась худенькой грудкой:

— Попытка, Михаил Ильич?

— Погоди со своими попытками. Спросить хочу.

— Сейчас же ночь. Давайте утром.

— Ты любила Трубецкого?

Совсем проснулась, сверкнула своими льдинками:

— И сейчас люблю. Его все любили, кто знал. К нему не надо ревновать.

— Я не об этом. Я ведь его убил. Почему же ты льнешь ко мне? Отодвинулась. Темно было, но я отчетливо видел серую тень на ее щеках.

— Вы можете не понять.

— Да что вы все из меня дурака делаете!

— Вы никого не убивали. Учитель сам захотел умереть. Он устал. Вы сделали доброе дело. Вы ему помогли. Поэтому я к вам пришла.

Грудь сковало, как обручем.

— Принеси водки, Лиза.

— Может быть, капель? Лекарства?

— Неси, что велят.

Принесла в чайной чашке, ледяную, прозрачную — горькие слезы тоски. Я пил, давился. Вкуса не чувствовал. Водка проворно скользнула в кровь, скребанула по мозжечку. В который раз разжала обруч смерти.

Лиза потушила ночник, тихо сопела под боком.

— Что все это значит, Лиза?

— Что?

— Ночь, водка, воздух, тишина, твое присутствие. Почему все так ноет, болит, будто переехало трактором? Будто раскрошило в пыль?

— Вы ее не забыли, поэтому вам тяжело.

— А тебе легко?

— Всем тяжело, и мне тоже.

— А тебе почему тяжело? Из-за Трубецкого?

— Не только. Я никчемная, как и вы. Не умею жить сама по себе. Но те, к кому привязываюсь, уходят один за другим. Вы тоже скоро уйдете.

— Умру?

— Нет, просто уйдете.

— Тут ты ошибаешься, девочка. Мне некуда больше идти.

Она не ошибалась. Я не забыл Полину. Когда услышал в трубке ее голос, виски заломило. Сначала ворвалась междугородка со своими прерывистыми, наглыми «трень! трень!» — словно электродрель дырявит фанеру, — я в ту же секунду догадался, что это она. Сел, снял трубку, выслушал английскую речь, польскую речь, еще какие-то птичьи рулады, а потом по-русски:

— С вами будет говорить Монако! — и чуть позже родное, чуткое:

— Миша, Мишенька, почему ты молчишь?

— Я не молчу. Ты где?

Быстрое знобящее прикосновение к ушной перепонке.

— Миша, ты мне нужен. Приедешь?

На короткий миг я погрузился в забытье, был похоронен и вырыт из могилы. Сухие комья земли осыпались с глаз.

— Приеду… Но куда?

Все, что она дальше говорила, отпечаталось в мозгу, как на телетайпной ленте. Телефон в Москве, где помогут с документами и со всем прочим, маршрут, конечный пункт путешествия — Мексика, аэропорт «Вальпараисо», кафе «Глория». Хозяина зовут Антуан Пейзано.

— Не далековато? — спросил я.

— Нисколько, — Полина счастливо смеялась. — Ты даже не представляешь, как это близко.

— Это я так, к слову. Когда надо лететь?

— Если не будешь валять дурака, за два дня соберешься.

— Я не буду валять дурака.

— Миша! Мишенька!

— Да, я здесь.

— Мариночка скучает по тебе.

— Передай, я помню нашу тайну.

Дальше — зуммер отбоя. Связь прервалась. Потянулся к сигаретам, закурил. Значит, Мексика. Почему бы и нет? Перед глазами замелькали крохотные черные мушки. Чтобы их отогнать, размотал марлевую чалму с головы. В одном месте бинт прилип, пришлось отдирать.

Мексика! Она сказала, это совсем рядом. Тем лучше. Не в Рязань же, в конце концов собираюсь. Не надо беспокоиться о теплом белье.

Чтобы не терять времени даром, набрал номер, который продиктовала Полина. Отозвался солидный, уверенный в себе мужской бас. Я представился, объяснил по какому делу.

— Вы от Полины Игнатьевны?

— Именно так.

— Нет проблем. Я в курсе. Подождите, сейчас позову человека, который вами займется.

Я ждал, затаив дыхание, стиснув трубку двумя руками, словно это была хрустальная чаша, которая могла упасть на пол и разбиться вдребезги.