— Кто ж тебя колошматил? — спросил Савелий у бомжа. — Нешто бульдоги вон те?

— Не-е, бульдоги смирные. Они на экспертизе. Хозяйка тут кришноаитка. Кланька-Децибел.

— Почему женщина вместе с мужиками сидит?

— Где же ей быть? Все помещения под товар заняты.

Пока разговаривали, вертлявые хлопчики на них наткнулись.

— Ой! — пискнул один. — Дядька какой бородатый! Ты не знаешь, Шурик, кто это такой?

— Не знаю, Мироша. Свои все дома. Может, это дед-мороз?

Шурик подергал Савелия за бороду.

— Настоящая борода, не приклеенная.

С нар донеслось одобрительное гудение. Чей-то голос веско изрек:

— Пусть налог уплатит.

— У тебя есть денежки, дяденька? — задорно обратились к Савелию хлопчики, продолжая извиваться, как два глиста. — Или водочка? Или травка? И еще чего-нибудь хорошее?

— Ничего у меня нету, — огорчил их Савелий. Самому бы кто дал денежку.

Хлопцы всполошились.

— Мамочка! — завопил Шурик. — Дяденька нал платить не хочет. Говорит, денег нету.

Девица-кришнаитка пропищала в ответ:

— А член у него на месте? Ну-ка проверьте.

— Дяденька, слышишь, чего мамочка требует, засмущался Шурик. — Ничего не поделаешь, нельзя мамочку огорчать. Покажи-ка нам свой членчик. Не бойся, мы его не откусим.

Шурик и Мироша не стали дожидаться, пока Савелий добровольно выполнит странную просьбу. Хихикая, потянулись к нему тонкими ручонками. Савелий сгреб шутников за шкирку и, приподняв, швырнул на нары, стараясь целить на пустое место. Но все же, падая, хлопчики придавили старика с шарманкой.

— Сейчас братва ринется, — предупредил Ешка. Действительно, трое бульдогов, угрожающе заворчав, все разом спустили ноги с нар. Но девица-кришнаитка на них цыкнула:

— Сидеть! — и сама приблизилась к Савелию. Даже в хламиде было заметно, как она хорошо сложена и грациозна. Но глаза у нее были больные, тусклые, как лампочка на потолке.

— Хочешь меня? — спросила у Савелия.

— Конечно, хочу. Ты красивая. Только зачем голову побрила?

— Хочешь или нет? — требовательно повторила девица.

— Да как-то на людях вроде неудобно…

— Тогда раздевайся, — она подала пример, мгновенно через голову стянула с себя серую хламиду и осталась в чем мать родила. Золотистое девичье тело празднично воссияло в грязной камере у самой параши. Савелий опустил глаза.

— Чего ждешь, странник? — вкрадчиво вопросила кришнаитка. — Или я не хороша для тебя?

— Я бы на твоем месте ее ублажил, — посоветовал сбоку Ешка. — Может, отвяжутся. Видишь, она же накуренная.

— Да разве так можно, когда… — но не успел досказать. Девица, вытянувшись в струнку, звеняще отчеканила:

— Отринув молящую женщину, собака, ты обидел властелина! Прими же кару!

В ее руке мелькнула длинная вязальная спица. Савелий не успел загородиться, серебряное жало вонзилось в его сердце.

В лето 199… от рождества Христова на Москву упали дожди, насыщенные мириадами неизвестных науке бактерий. Стоило капле скользнуть за воротник, или человек в рассеянности проводил мокрой рукой по лицу, и они через кожные покровы проникали внутрь организма. Космические бактерии не относились к категории болезнетворных, и их внедрение не приносило ощутимого вреда. В начале диверсии наблюдалось, правда, легкое недомогание, слабая желудочная колика и повышение температуры, но столь кратковременные, что больной не успевал по-настоящему обеспокоиться. Зато через двое-трое суток, когда бактерии, обжившись в кровяных руслах, захватывали мозг, человек вдруг испытывал Нечто вроде телепатического шока. Замирал там, где его настиг удар, обливался горячим потом и внезапно, спустя мгновение, ощущал себя совершенно счастливым, словно выздоровевшим после долгой, грозной, роковой болезни. Отступал мрак жизни, прояснялось небо, а если метаморфоза заставала в домашней обстановке, то даже старая мебель, казалось, на его глазах покрывалась новым, сверкающим лаком. Острота первых ощущений была настолько велика, что люди начинали беспричинно хохотать, ощупывать себя, точно ловя щекочущую блоху, а иногда падали в обморок, но тоже такой краткий, что мало кто успевал брякнуться на землю. Дальше ничего особенного не происходило, но человек, предоставивший свой мозг в распоряжение бактерий, уже никогда не возвращался к себе прежнему. Он не терял памяти, однако все события прошлой жизни обретали иной смысл: беды, обиды, ошибки, утраты минувших дней, иссушившие сердце печалью, представлялись теперь сущим пустяком, и на первый план в воспоминаниях выступали, как суть бытия, только радость и смех.

После летних дождей на улицах появилось много забавных, неуклюжих людей, которые вызывали недоумение и зависть у тех, кто не подвергся нападению неведомых микроорганизмов. Хохочущий старик в очереди, разбивший пяток яиц, купленных на остаток пенсии; юная школьница на восьмом месяце беременности, восторженно примеряющая шляпку у зеркала в магазине; обремененный взятками и многочисленной родней чиновник, рисующий чертиков в рабочем гроссбухе;

добрый молодец с разбитой башкой и с выбитым глазом, читающий доктору стихи Есенина; и уж совсем обыкновенная повседневность — множество пешеходов, спокойно переходящих дорогу на красный свет, не обращая внимания на летящие «чероки» и «мерсы» хозяев жизни, — все это создало к концу лета какой-то карнавальный фон в столице, вызвавший немалую озабоченность психиатрических служб.

Важная подробность: эпидемия затронула в основном бедных людей, которые после ослепительных реформ уже не могли раскошелиться на зонты. Психиатрические службы, хотя и обеспокоенные, предпочитали не иметь дело с ликующими гражданами по той же простой причине, что с них нечего было взять за лечение. Однако и среди психиатров нашлось несколько фанатиков чистой науки, которые попытались безвозмездно изучить загадочный массовый феномен. В частности, некто Иммануил Сиверовский, сын знаменитого в прошлом академика Сиверовского, нобелевского лауреата (исчез два года назад, уйдя в молочную за бутылкою кефира), составил опросные листы по методу немецкого профессора Шотенгаузена и по личной инициативе провел обследование более чем ста москвичей разного возраста и рода занятий. Выводы талантливого ученого были неутешительные. У больных с внедренным дождевым микробом был существенно задет гипоталамус, парализован зрительный нерв и, видимо, в силу этого произошло мутагенное смещение психики, Говоря проще, эти больные, не утратив рефлекторных навыков, воспринимали мир таким, каким он казался им в детстве. Говоря еще проще, они лишились способности к адекватному восприятию реальности.

Выдержки из опросных листов, приведенные И. Сиверовским на докладе в Лиссабоне:

«…П. П. Зайцев, пенсионер, полковник в отставке. 70 лет.

Вопрос: Петр Петрович, какая сегодня погода? (Октябрь, гололед, дождь, ветер — девять баллов.) Ответ: Восхитительная.

Вопрос: Нам известно, что в минувшем году вы перенесли инфаркт и операцию по поводу аденомы простаты…

Ответ: Полная чепуха. (Довольный смешок.) Вопрос: Как вы себя чувствуете? Ответ: Восхитительно.

Вопрос: Вы бывший военный. Как вы оцениваете сегодняшнее состояние армии?

Ответ: Самая непобедимая в мире.

Вопрос: Но известно, что в армии брожение: не платят зарплату, негде жить и прочее. Как вы это оцениваете?

Ответ: Полная чепуха. (Довольный смешок, переходящий в хохот.)

…3. И. Петрова, домохозяйка, бывшая швея. Фабрика закрыта. Торгует сигаретами у метро. 54 года.

Вопрос: Зинаида Ивановна, вы получаете какое-нибудь пособие от государства?

Ответ: Нет. А зачем оно мне? Я прилично зарабатываю.

Вопрос: Сколько, если не секрет? Ответ: Иногда до трехсот тысяч в месяц. Куда больше?