— Ты куда пропал? — спросила она. — Мы тебя весь вечер искали. Нельзя же так! Пьяный валялся?

— Потом расскажу… Как Дема?

— Ты же заходил к нему вчера!

Вдовкин вдруг сообразил, что действительно, только ночь прошла, как он видел Дему, гостил у него в палате, но в его сознании что-то случилось со временем: оно утратило функцию биологического ориентира.

— Женя, ты сам-то здоров? Что с тобой?

Наденька пребывала в своем лучшем воплощении — верного, заботливого друга. Но когда-то, вчера или век назад, в ином измерении она извивалась в его жадных руках, раздавленная на влажной простыне, истекая половым соком… Это тоже было, было и прошло.

— Думаешь, белая горячка?

— Не шути так, дорогой!

— Саша дома?

— Он тебе зачем?

— Позови его, пожалуйста.

Саша тоже не посчитал нужным поздороваться, как и Елочка.

— Я тебе так скажу, старина, а ты запомни, — пробубнил он в трубку. — Так вести себя, как ты, может только скотина. Всему, видимо, есть предел, кроме твоего маразма. Это не оскорбление, это научный вывод.

— Санек, надо бы поговорить. Ты чего делаешь вечером?

— Если надеешься, что я, как бедный Дмитрий, поддамся на какую-нибудь твою авантюру, то зря. Не надейся.

— У тебя какой оклад?

— Сорок тысяч. А что? Не побираемся пока.

— Выходит, живешь на Надькином иждивении?

Селиверстов не ответил, хотя обвинение было для него не новым. Он привык к упрекам в нищете, но на этот раз чего-то заколдобился.

— Эй, Саня, не обижайся! Я ведь не в осуждение. У меня мыслишка одна есть.

— Одна? Раньше было вроде две, пока не начал чужие доходы подсчитывать.

— До вечера, Саня.

— Какой ты все-таки прохвост, Вдовкин. Позвонишь, испортишь настроение ни с того ни с сего, и опять чистенький, да?

— Хорошо, что у вас детей нет, — сказал Вдовкин, — а то бы они с голоду опухли.

Селиверстов повесил трубку, а Вдовкин, довольный, отправился на кухню. Пиво он допил, а водку не тронул. На всякий случай решил позвонить еще в контору, предупредить, что болен, но услышал протяжный Танин стон…

Они сидели на кухне и пили чай с шоколадными конфетами. Таня причесалась, подкрасилась, вид у нее был отчаянный. Вымученно посмеиваясь, она рассказала, как чудовище собиралось распять ее на полу в офисе, но примчался светлый рыцарь и убил чудовище.

— Но это был не ты, — удрученно заметила Таня.

В ответ Вдовкин поведал схожую историю, которую вычитал в газете. Трое озверевших чеченцев заманили в свое логово невинную девушку четырнадцати лет и трое суток без роздыху над ней глумились. Характерно, что заманили они ее в логово, пообещав дармовую выпивку и десять долларов.

— Всякое бывает, времена смутные, — сказал он. — Даже моего друга Дему Токарева покалечили, а ведь он мухи не обидит. Не удивлюсь, если завтра кто-нибудь взорвет к чертям собачьим этот проклятый город.

— Женя, давай уедем. Это все не для нас. Во всяком случае, не для тебя.

Вдовкин чувствовал себя скверно. Таня была чужой, и он был для нее чужой. Он не испытывал к ней любви и не понимал, как можно лечь с ней в постель, тем более что из-под повязки ее пальчики на левой руке торчали врастопырку, как пять маленьких трупиков.

— Куда ехать? — спросил он. — Мир, правда, велик, а ехать некуда. Везде одно и то же.

— Допей свою водку.

Он выпил и съел конфетку. Закурил и ей дал сигарету. Дым окутал ее бледные щеки, и сквозь серое марево он вдруг различил в ее глазах знакомый, желанный, темный огонь.

— Знаю, о чем думаешь, — произнесла она хрипло. — Я тебе сейчас неприятна. Женечка, это от усталости. Сам говорил, мы устали и больны. Не торопись с выводами. Давай сбежим в Торжок? Там чистое небо и светлая река. Там отдышимся, вот увидишь. Я покаюсь перед покойной матушкой. Поедем, милый, тебе будет хорошо со мной. Нам нельзя расставаться.

Он уже понял, куда она клонит.

— Поревем, что ли, с горя, — предложил бесстыдно…

7

На Курский вокзал Серго подъехал за полчаса до назначенного срока. Все его люди прибыли раньше, их было двадцать шесть человек, но учитывая размеры вокзала и условия сделки, это было немного. Небольшими, по два-три человека, группками они расположились в разных местах внутри здания и на площади, часть осела в машинах. Руководил операцией майор Башлыков, и это больше всего беспокоило Серго.

Майор работал на фирму около года, Серго перекупил его из спецподразделения КГБ, положил жалованье, равное окладу министра, плюс особые льготы, но вполне доверять не мог. Григорий Башлыков был упитанным тридцатипятилетним человеком сангвинического темперамента и неопределенной внешности. Свои услуги он предложил сам. Однажды позвонил в офис, назвался Гришей и попросил принять его.

— По какому делу? — спросил Серго.

— По обоюдовыгодному, — ответил звонивший. Когда он вошел в кабинет, Серго принял его за обнаглевшего барыгу — в мешковатом сером костюме, с помятым лицом, с нагловато-тусклым взглядом, — но он ошибся. Башлыков не был барыгой и вообще не имел отношения к честному бизнесу. Как через несколько минут уяснил Серго, неожиданный гость зарабатывал на пропитание совсем иначе — слежкой и пальбой по живым мишеням. Послужной список у него был внушительный: дворец Амина, Афганистан, частые вылазки в Европу, два стремительных повышения и боевой орден.

— Почему вы пришли ко мне? — удивился Серго.

— Бабки нужны, — просто ответил Башлыков. — У меня мало бабок и много долгов.

— Что вы знаете про меня? — спросил Серго.

— Все, что надо, — еще проще ответил визитер и в подтверждение своих слов перечислил на память фамилии ведущих сотрудников фирмы, и не только московских. Потом благожелательно улыбаясь, написал на бумажке шифры двух банковских счетов в Швейцарии, по которым в основном реализовывалась золотая цепочка. Серго ненадолго впал в опасное оцепенение, но чуть поразмыслив, приободрился. Похоже, судьба послала человека, который ему был позарез нужен в преддверии грядущих клановых разборок. Естественное желание сразу пристукнуть чересчур сведущего пришельца сменилось доброжелательным любопытством. Дальше пошел у них обыкновенный торг, но Серго ничего не выведал о Башлыкове сверх того, что тот сам о себе сказал. Одно было понятно: это тертый калач. На вопрос: не будет ли шухеру в КГБ после его ухода, Башлыков резонно объяснил, что шухер у них уже был при Бакатине, а после воцарения бесноватого в органах наступила мертвая тишина, которой пока не видать конца и края. Слова были разумные, как и все поведение майора. Он ушел из кабинета, унося в кармане подъемные — пятьсот долларов.

Полгода Башлыков занимался тем, что подбирал людей для укомплектования внутренней спецслужбы (нанял двенадцать человек, и всех на солидные бабки), да еще провел две акции (в Саратове и Петербурге) по умиротворению строптивых подельщиков, обе с летальным исходом, и проделал все чисто, комар носа не подточит.

И все-таки доверять ему Серго не мог, хотя бы потому, что не имел на Башлыкова ни малейшего компромата. Он даже не знал, где Башлыков живет, есть ли у него семья и на какой слабости его при случае можно подловить. Ситуация была противоестественной и, разумеется, временной, но сейчас, когда возникла нужда в крупном и грамотном захвате, положиться ему, кроме как на Башлыкова, было не на кого.

Утром, как было условлено, Башлыков заскочил к хозяину и доложил обстановку.

— Волноваться не стоит, Серенький, — сказал Башлыков, — но осечка вполне может быть.

— Какая осечка, ты что! — взбеленился Серго. — Ты хоть понимаешь, что там мой сын?!

— Неадекватные условия. Вдобавок Крест непредсказуем. Я анализировал. Это тот редкий случай, когда неволя научила человека уму-разуму. За последние три года он ни разу всерьез не прокололся.

— Что предлагаешь?

— Ты же не слушаешь.