Мы с Северским переглянулись. Артиллерист принял решение. – Гаврила! Пусть матросы разберут лопаты и… Ч-черт! Чего делать нужно? – спросил он, повернувшись к Карпу.

Тот указал пальцем на отвалы земли. – Вот это все нужно свалить в канал.

Северский выругался: он ничего не понимал. – Какой канал? На кой черт?

– Каналы… – Карп пожал плечами. – Их тут много. От нас требуется, чтоб мы их засыпали. Причем – быстро, если не хотим беды. Зачем – не спрашивай, не знаю.

Послышался голос Гаврилы:

– Ваше благородие, лопат на всех не хватит.

Мы с Северским вопросительно поглядели на Карпа.

– Вы уж привыкайте, – развел тот руками, – здесь всегда чего-то не хватает. Еды, дров, рабочего инструмента, рук, машин. Даже конвойных, – он указал на «червелицых», – тоже может не хватать. Но свободные люди без дела не останутся. Кому-то надо будет добыть топливо и еду.

Услышав о еде, я непроизвольно сглотнул. Значит, среди этих бесплодных пустошей возможно найти пропитание! Значит, нам не придется поедать друг друга, подобно диким зверям! Клянусь Богом, это была первая хорошая новость за сегодня.

– Здесь до нас работали, – продолжил Карп. – Не видите, что ли? Площадка утоптана, вон – тропинка. Только куда они делись? Не к добру это все… – Он позвал своих людей. – Макар! Олежка!

Возле Дудкина сейчас же возникли двое оборванцев. – Вверх по тропинке, – приказал он, – и возьмите с собой кого-нибудь из новеньких. Кого – выбирайте сами. Пусть обвыкаются, что ли.

– Эй-эй! Милейший! – Северский схватил Карпа за то, что осталось от его рукава. – Знай свое место и не смей командовать моими людьми! – прошипел он.

Карп отбросил руку Северского щелчком пальцев: точно от клопа избавился.

– Барин, умеешь командовать – командуй, – сказал он равнодушно. – Но на наши харчи рта не разевай. У меня слишком мало людей, чтобы они кормили голодную матросскую ораву. Сами ищите топливо, воду и пропитание. Своих запасов с вами делить не станем. А вздумаете отнять, мигом перца в жопы натолкаем. И не глядите, что нас меньше! – прибавил он, насупив клочковатые брови.

– Георгий! Карп! – Мне пришлось встрять между двух огней. – Прекратите собачиться! Эти люди, – обратился я к Северскому, – думается мне, знают, по каким правилам здесь идет игра. Было бы разумным прислушаться к их советам!

– Советовать – пусть советуют! Но нечего нос задирать, – проговорил, сверкая глазами, Северский. – В другое время живо бы они у меня линьков отведали! Советчики голодраные!

– Эх, твое благородие! – Карп презрительно сплюнул. – Не били тебя еще железными палками. Не резали на глазах товарищей твоих! – «Троглодит» неожиданно обратился ко мне: – Нам ведь никто ничего не рассказывал и не показывал. Нас школили, как псов охотничьих. Сделал неверно: избили, затравили «ползунами» или просто-напросто глотку разорвали. Это вам, новеньким, – блажь. Вашу команду соединяют с бывалой. И мы уже рассказываем и показываем, как и что делать требуется. С нами было все по-другому.

– А может, ты с этими гадами вась-вась? – разбушевался Северский. – Чего это ты гонишь нас землю кидать? Вот этих двух, – он ткнул пальцем в «червелицых», флегматично копающихся в своих ящиках, – мы могли бы порвать на клочки голыми руками. И жестянку, – артиллерист указал на цилиндр, который все еще стоял в раскрытом состоянии, – утопили бы в канале!

– Пожалей хоть моряков, если себя не жал ко! – ответил Карп, повышая голос. Замотал головой, вылавливая взглядом своих людей. – Макар! Уже выбрал, кто идет с вами? Где Олежка?

– Карп! Стой, Карп! – Я взял готового уйти вожака за плечо и развернул лицом к себе. – Тебе известно, где мы очутились? К кому мы попали в руки? Что это за твари, которым под силу похищать огромные корабли?

– Я почти ничего не знаю, – отмахнулся Карп. – Мне кажется, их очень мало. Мне кажется, они не успевают следить за всем, что происходит на их землях. Поэтому они всегда жестоко расправляются с непокорными. Они знают несколько слов по-русски, но никогда не учили нас своему языку и даже не пробовали говорить с нами так, как мы говорим друг с другом. Им плевать, хотим ли мы есть или пить. Им плевать, суббота или воскресенье. Им плевать, живы мы или мертвы. Если мы падем, как загнанные лошади, то они призовут новых людей. От нас им нужно только одно – чтобы мы засыпали эти окаянные каналы! Пока работаем – мы живем!

Мы с Северским оторопело глядели на чумазого здоровяка, а тот распалялся все больше и больше:

– Они разные на морды, но шайка – одна. Вот эти, – он харкнул в сторону «червелицых», – еще ничего. Они просто присматривают, чтобы мы не разбежались. Да если и разбежимся, – невелика удача. В пустыне есть нечего. Еду можно найти только возле открытых каналов. Лохмачи – они страшнее. Бойтесь их! Они могут убить просто так. Или, еще хуже, – покалечить человека ради интереса. А ползуны… их все за животных принимают. Но на самом деле они не животные. Они разговаривают друг с другом!

Макар оказался коренастым рыжеволосым мужиком. Толстогубый и плосконосый, он сильно картавил и вообще изъяснялся крайне неразборчиво. Ходил Макар, как гусак – переваливаясь с боку на бок и оставляя за собой шлейф из малоприятных запахов. Олежка же был прытким пареньком с длинным-предлинным носом, украшенным выпуклой родинкой. Он постоянно почесывал низ живота и почему-то обращался ко мне «дядя Павел», хотя сам был младше «дяди Павла» не больше чем на десять лет. Я не знаю, почему Карп назначил следопытами именно эту парочку. На мой взгляд, они довольно долго и бестолково водили нас узкими дорожками между отвалами земли.

Двигались мы на север, невидимый за основным валом канал всегда оставался от нас по правую руку. По крайней мере, мне так казалось. Бесконечное рысканье по одинаковым пыльным тропинкам, что петляли между похожими друг на друга, словно близнецы, бурыми кручами, заставляло меня по-иному посмотреть на смысл поговорки: «Заблудиться в трех соснах».

Пойти вместе с людьми Карпа я вызвался сам. Компанию мне составил гальванер Лаптев. Очень хотелось изучить окрестности (получение новых сведений о мире и их систематизация отвлекали от печальных мыслей), кроме того, любопытно было узнать, каким образом добывают пищу среди этих холмов.

В конце концов мы с Лаптевым начали тревожиться: не вышлют ли «хозяева» за нами погоню?

– Не, дядя Павел, – ответил на мой вопрос Олежка. – Погляди!

Я сощурил глаза и посмотрел в указанную сторону. На гребне вала в тени, падающей от крупного обломка скалы, просматривались уже знакомые округлые очертания цилиндра.

– Их обычно много над каналом, – пояснил парень, – мы всегда у них под приглядом.

– А если мы прямо сейчас свернем в пустыню? – спросил я. – Что тогда случится?

Олежка пожал плечами:

– А может, и ничего, дядя Павел. По-разному бывало…

Беда в том, что для этих людей, как и для нас, многое оставалось тайной за семью печатями. Они ухитрились прожить среди песчаных пустошей не один месяц, тем не менее ответы на главные вопросы так и не нашли. От Макара и Олежки я узнал, что на севере наряду с рабами (как это ни прискорбно, но все люди здесь – рабы) используются машины. Но техники недостает, причем недостает катастрофически, поэтому работы в основном ведутся вручную.

Куда же так сильно торопятся наши чудовищные «хозяева»? В их спешке чувствовалось какое-то глухое отчаяние. Людей такая горячка ни к чему хорошему не приводит. Выходит, что и «хозяева» сейчас дают маху…

Спрашивается: не проще было бы последовательно использовать машины, чем вести работы одновременно во всех направлениях при помощи полчищ голодных рабов, от которых толку – как с козла молока?

Да и зачем нужно рушить грандиозную ирригационную систему, созданную когда-то ценой таких же, надо думать, неимоверных усилий?

Испытал я и некоторое потрясение, когда узнал, что рабы здесь – не только люди. И даже в основном – не люди. По словам Олежки, нам только предстоит увидеть удивительный зверинец: сотни разнообразных, причудливых жизненных форм, у которых есть лишь одна общая черта – все они дышат воздухом.