1 мая с наступлением дня мы старались приблизиться к островам и привести корабль к ветру, чтобы при спокойном море пристать к берегу. Уже в 8 часов мы находились в спокойных водах в 2 милях от берега и ясно видели множество людей, одни из которых бегали взад и вперед, другие поспешно спускали лодки на воду, а иные с отдаленнейших островов уже плыли к нам. Население этих островов казалось мне, по отношению к их размерам, столь многочисленным, что я и доныне не понимаю, как все эти люди находят себе пропитание. Увидев множество гребущих к нам лодок, я велел лечь в дрейф, и мы с нетерпением ждали знакомства с этими дикарями, а особенно мены у них свежих съестных припасов.
Некоторые из этих лодок, могущих поднять от 12 до 15 человек, были снабжены парусами; на каждой находился старик, вероятно начальник, ибо он сидел в лодке с некоторой важностью, имел на шее пальмовый венец и, подняв левую руку вверх, держал в ней пальмовую ветвь (обыкновенный знак мира у островитян Южного океана). Приблизясь к «Рюрику» на расстояние 20 саженей, лодки остановились, дикари запели заунывную песню; по окончании этой церемонии они безбоязненно подъехали к кораблю. Вскоре мы увидели, что жестоко обманулись в надежде получить свежие съестные припасы; островитяне меняли только незрелые кокосовые орехи на гвозди и обломки железа; поэтому, чтобы хоть чем-нибудь воспользоваться, я отменил свое прежнее приказание не выменивать ничего, кроме съестных припасов, и разрешил всем приобретать изделия дикарей по своему усмотрению. В короткое время «Рюрик» был окружен 26 лодками, которым было позволено становиться только на одной стороне корабля, поскольку экипаж был слишком малочислен, чтоб охранить весь корабль от трехсот дикарей.
Мена производилась очень живо и чрезвычайно шумно; каждый старался поскорее сбыть свои товары, и их усилия доходили иногда до того, что лодки опрокидывались; однако самый жестокий спор оканчивался всегда только смехом и шутками. Те, которые из-за тесноты не могли приблизиться к «Рюрику», забавлялись в своих лодках пением и плясками. Поскольку они не всходили на корабль, мена производилась посредством бросаемой к ним веревки, к которой они без малейшей недоверчивости прикрепляли свои товары и спокойно ожидали уплаты, доставляемой им таким же образом. Один из их начальников, наконец, отважился подняться по боковой лестнице (трапу) «Рюрика» так высоко, что поровнялся головой со шканцами и с большим удивлением и любопытством рассматривал чуждые ему предметы, но другие, подняв плачевнейший крик, стащили его обратно; когда же он опять был в лодке, то его окружили, и он с самыми живыми телодвижениями начал очень много рассказывать, показывая полученные от нас подарки, которыми мы его наградили за неустрашимость.
Островитяне становились мало-помалу смелее и крали сколько могли, не обращая ни малейшего внимания на наши возражения, над которыми только смеялись; наконец, они стали нам грозить. Их храбрость происходила, конечно, от того, что они не имели понятия о европейском огнестрельном оружии и считали себя сильнее нас, поскольку намного превосходили весь наш экипаж числом вооруженных копьями людей. Не будучи в состоянии управиться с ними, я велел выстрелить из ружья; это произвело желаемое действие: в то же мгновение все островитяне бросились из лодок в море и скрылись под водой.
За ужаснейшим шумом последовала мертвая тишина; казалось, что все они поглощены обширной могилой; потом мало-помалу одна голова за другой показались на поверхности моря. Страх и ужас были изображены на всех лицах; они осторожно оглядывались, чтобы усмотреть вред, нанесенный страшным ударом, и возвратились в свои лодки только когда увидели, что им не причинено никакого зла. Их докучливость обратилась в скромность. Из всех наших вещей больше всего им нравились большие гвозди; нам удалось только на них выменять несколько копий, весьма чисто выработанных из черного дерева, а также некоторые другие виды их оружия.
По росту и силе этих островитян можно сравнить с жителями Мендановых [Маркизских] островов; даже вид лица тот же, хотя эти последние показались мне приятнее и несколько светлее. О женщинах я не могу судить, так как мы видели только двух чрезвычайно некрасивых старух. Подобно всем островитянам Южного моря они имеют веселый и ребяческий нрав, но обнаруживают в обращении более дикости, нежели жители Мендановых островов. Странно и достойно примечания, что жители Пенриновых островов не татуируются и в этом отступают от обычаев всех других островитян Южного океана; особенно удивительно это потому, что они находятся в соседстве с островами Дружбы [Тонга] и, вероятно, оттуда происходят или же занесены сюда с Мендановых островов.
Но чтобы не быть совершенно без украшения, большинство исцарапывают себе грудь и спину кровавыми чертами, которые вместе с длинными, беспорядочно висящими волосами придают им весьма отвратительный вид. Все они ходят нагие, за исключением весьма немногих, имеющих пояса из весьма дурно выделанной материи. Ногти у них чрезвычайно длинные; это, вероятно, главнейшее украшение знати: у некоторых я заметил ногти длиной дюйма в три.
То, что жители Пенриновых островов не имеют дерева, из коры которого обитатели большей части островов Южного океана приготовляют известную материю, служит доказательством того, что они не находятся в сообщении с островами Дружбы; однако они понимали несколько слов тамошнего языка, которые мы заимствовали из описаний путешествий Кука. Их весьма дурно построенные лодки похожи на лодки Мендановых островов и также снабжены блоком для сохранения равновесия. Они удобно вмещают 12 человек; на их парусах, сделанных из дурно сплетенных рогож, можно идти только с попутным ветром. Я не могу судить, производят ли эти острова что-либо другое, кроме кокосовых орехов, но эти последние должны находиться в большом изобилия, судя по множеству имеющихся там деревьев этого рода.
В подзорные трубы мы видели большое число женщин, гулявших по берегу и рассматривавших наш корабль. Мы не заметили ни одного дома, но видели очень искусно сооруженную каменную стену. Свежие съестные припасы, взятые из города Консепсьон, были уже все израсходованы, за исключением только небольшой свинки; мы показали ее дикарям, и казалось, что это животное им известно и они желают его иметь. Под конец мы насчитали 36 лодок, на которых находилось до 360 человек; число их, конечно, еще увеличилось бы, если бы мы пробыли здесь дольше. Я охотно пристал бы к берегу, но не мог на это решиться из-за малочисленности экипажа.
Около полудня наступила ужаснейшая гроза, сопровождаемая дождем и сильными шквалами; небо, покрытое густыми тучами, предвещало дурную погоду, и я решил оставить остров. Но дикари, не страшась сильного грома, прикрепили свои лодки к «Рюрику», чтобы овладеть еще несколькими гвоздями, которые они старались выдергивать из корабля; вместе с тем они подняли такой крик, что никто не мог слышать команд. Чтобы не пугать их вторичным выстрелом, я велел поставить все паруса; неожиданное движение корабля, от которого несколько лодок опрокинулось, наконец принудило их оставить нас; они еще долго гребли вслед за нами, различными знаками давая понять нам, что желают нашего возвращения.
Многочисленное население этой небольшой группы островов, отважность дикарей и их разнообразное оружие доказывают, что вблизи должны находиться еще острова, с обитателями которых они имеют сообщение и, вероятно, воюют.
Широта середины этой группы нами найдена 9°1'35'' ю. Средняя долгота между показываемой хронометрами и вычисленной по наблюдениям 157°42'32'' з. Склонение компаса 8°28' О.
Оставив Пенриновы острова, я старался пройти через экватор под 180° долготы: поскольку никто из мореплавателей не проходил этим путем, можно было надеяться сделать здесь новые открытия. Однако впоследствии я был принужден отложить это намерение, поскольку часто наступавшее безветрие слишком продлило мое плавание, да и сильная жара имела вредное влияние на здоровье людей.
