Рено закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не застонать. Его рука, лежащая между сжатых девичьих ног, казалось, была окружена огнем, который ему не удавалось высечь столь быстро из какой-либо другой женщины.

Он пошевелил пальцами, наслаждаясь теплом и упругостью ее тела, и в ответ из коралловых губ Евы вырвался крик, который нельзя было приписать одному лишь страху.

– Почему я должен остановиться, gata? – хрипло спросил Рено, глядя на нее. – Ведь ты хочешь этого не меньше, чем я.

Его рука вновь начала движение, и Ева снова вскрикнула: его нежные и настойчивые руки рождали сладостные ощущения.

Ева схватила Рено за запястье, пытаясь отдернуть его руку, но ничего не могла сделать – Рено был намного сильнее ее.

– Ты сказал, что остановишься, если я дам тебе честный поцелуй, – горячо говорила Ева. – Разве нет?

Отчаяние в голосе Евы было неподдельным, о чем свидетельствовали и ногти, вонзившиеся в его запястье, и внезапная напряженность в ее теле.

– Если бы поцелуй был честным, я бы уже глубоко погрузился в тебя, ты царапала бы меня своими острыми ноготками совсем по-другому, и мы оба были бы в восторге друг от друга, – возразил Рено.

– У тебя очень странное представление о честности. Девушка, отдающаяся любому, кто ее пожелает!

– Но ведь ты хотела меня!

– Я сейчас не хочу! Ты намерен держать свое слово, громила с ружьем?!

Рено сделал глубокий вдох и назвал себя последним дураком за то, что разбудил в себе желание к опытной обманщице из салуна «Золотая пыль». Ведь его уже дразнила другая такая же, некая Саванна Мари Кэррингтон. Она завязала его в узел, вытянула из него посулы и обещания и позволила ему после этого поцеловать ей руку.

– Я не обещал остановиться, – холодно заявил Рено. – Я сказал, что мы переговорим с тобой и решим. Предложи мне что-нибудь, gata. Предложи мне что-нибудь такое же интересное, как это.

Рука Рено снова зашевелилась, сжимая и лаская плоть Евы. Она снова попыталась оттолкнуть его.

– Прииск, – проговорила Ева. – Золотой прииск Лайэнов.

– Испанские сокровища?

– Да!

Рено пожал плечами и снова нагнулся к Еве.

– Я ведь уже выиграл его, ты помнишь? – спросил он.

– Только журнал. Он не поможет, если ты не знаешь знаков, – быстро ответила она.

Он помолчал, наблюдая за ней прищуренными глазами. Возможно, Ева в первый момент отвечала на его желание, но сейчас она мечтала только о том, чтобы освободиться.

– Какие еще знаки? – спросил он скептически.

– Те, которые предки дона Лайэна оставили на пути, чтобы предупредить о тупиках и опасностях, о золоте и обо всем, что может помочь.

Рено медленно отодвинулся, отпуская Еву. Но он позаботился о том, чтобы она находилась очень близко и не успела сбежать. Ему надо быть начеку. Она обладает изумительным проворством и кошачьей ловкостью.

– Хорошо, gata, расскажи мне об испанском золоте.

– Меня зовут Ева, а не кошка.

Она дотянулась до лифчика, который Рено отложил в сторону, и взяла его.

– Говоришь, Ева? Я как-то этим не удивлен. Но я не Адам, поэтому не пытайся кормить меня яблоками.

– Это будет твоя потеря, а не моя, – пробормотала она. – Мне говорили, что мой яблочный пирог – лучший из всех к западу от Миссисипи и к северу от рубежа Мейсон—Диксон, а, может, и еще южней.

Ева торопливо застегивала лифчик неловкими пальцами. Она понимала, что едва избежала непоправимого.

И была благодарна, что этот искатель приключений держит слово.

– Меня больше интересует золото, чем яблочный пирог, – возразил Рено. – Ты помнишь это?

Он погладил Еву по бедру. Это выглядело и как ласка, и как угроза.

– Дон Лайэн был потомком испанских дворян, – быстро проговорила Ева.

Она посмотрела на его руку, затем ему в глаза, недвусмысленно напоминая ему об их сделке. Он медленно убрал руку.

– У одного из его предков имелось разрешение короля на поиски металлов в Нью-Мексико, – продолжила Ева. – Другой был офицером, которого прислали охранять золотой прииск, что разрабатывал иезуитский священник.

– Иезуит, не францисканец?

– Нет, это было до того, как испанский король изгнал иезуитов из Нового Света.

– Тогда это было очень давно…

– Первая статья журнала относится к 1530 или 1580 году, – сказала Ева. – Трудно определить. Чернила выцвели, и страница надорвана…

Когда Ева на некоторое время замолчала, Рено поднес руку к ее животу. Он развел пальцы, почти полностью закрыв его.

У Евы остановилось дыхание. Было такое впечатление, что он измеряет пространство, предназначенное для будущего ребенка.

– Продолжай, – сказал Рено.

Он понимал, что его голос прозвучал низко и хрипло, но ничего не мог с собой поделать, хотя и знал, как глупо было желать расчетливую девчонку из салуна.

Ее тепло сквозь кожу проникало в его кровь, заставляя забыть о том, что она всего лишь девчонка, которая использует свое тело как приманку.

Рено вздрогнул, заметив, что Ева ничего больше не говорит. Он взглянул ей в лицо и увидел, что она наблюдает за ним желтыми кошачьими глазами.

– Так быстро нарушаешь свое слово? – спросила Ева.

Рено сердито отдернул руку.

– Я думаю, что это должен быть 1580 год, – проговорила Ева.

– А может быть, 1867, – возразил Рено.

– Что?

Не отвечая, Рено посмотрел на тонкую материю лифчика, которая скорее оттеняла, чем скрывала прелестную грудь.

– Рено…

Когда он поднял глаза, Ева испугалась, что может проиграть в той опасной игре, которую ведет. Глаза у Рено были бледно-зеленые, и они обжигали.

– Сейчас 1867 год, – начал он, – мы на восточном отроге Скалистых гор, и я пытаюсь определиться, продолжать мне слушать сказки про испанское золото или взять то, что я выиграл в карты.

– Это не сказки! Это журнал! Там был капитан Леон и некто по имени Coca…

– Coca?

– Да! – торопливо ответила Ева. – Гаспар де Coca… И иезуитский священник. И кучка солдат.

Сквозь густые ресницы она внимательно наблюдала за Рено, молясь о том, чтобы он поверил ей.

– Я слушаю, – подтвердил он. – Не скажу, что терпеливо, имей это в виду, но слушаю.

Однако вопреки своим словам Рено слушал очень внимательно. Он неоднократно ходил по следу экспедиций Эспехо и Coca. Они обнаружили золотые и серебряные прииски, которые принесли им огромные богатства.

Затем эти прииски были «потеряны» задолго до истощения их недр.

– Coca и Леон получили лицензии на разработку приисков для короля, – сказала Ева, хмуря брови и пытаясь вспомнить все, что она узнала от Лайэнов и из старого журнала. – Экспедиция все время двигалась на север, к стране ютаев…

– Сегодня мы их называем ютами, – уточнил Рено.

– Coca шел за Эспехо… Эспехо был одним из тех, кто назвал страну Нью-Мексико, – торопливо продолжала Ева. – И еще он назвал дорогу от приисков к Мексике и обратно Старым испанским путем…

– Очень мило с их стороны писать все это по-английски, чтобы ты могла понять, – саркастически заметил Рено.

– О чем ты? – спросила Ева, бросив на него быстрый взгляд. – Они писали по-испански… Очень смешной испанский!.. Прямо какие-то дьявольские загадки приходится разгадывать…

Рено резко поднял голову. Наконец-то слова, а не тело Евы стали центром его внимания.

– А ты можешь читать старые испанские письмена? – с явным интересом полюбопытствовал он.

– Дон учил меня, пока его глаза не ослабели настолько, что он перестал разбирать слова. Я иногда читала ему, и он пытался вспомнить, что говорил ему об этих отрывках отец, а также дедушка.

– Семейные предания. Семейные сказки… Это одно и то же.

– Я потом записывала то, что дон вспоминал.

– А он не мог писать?

– В последнее время не мог. У него были больные руки.

Ева невольно переплела свои тонкие пальцы, вспомнив, как старики мучились от боли в холодную погоду. У донны руки были несколько получше, чем у ее мужа.