Ульяна, ведя подсчет победам и трофеям, тихо вымолвила, не веря самой себе: «Четвертый дьявоглот! Мыслимо ли?..»
Между тем новорожденный монстр под самым носом у путешественницы за пару минут почти завершил процесс становления – вылился в здоровенную взрослую особь. Впрочем, они все – взрослые. Детенышей среди них не наблюдалось. Мускулистое мощное существо поначалу казалось невесомой пустой оболочкой. И не исключено, что так оно и было. Чудовище быстро расширялось, формировалось, легонько, словно надувной шарик, подрагивало над материнской Пропастью, видимо, впитывало генеральную эманацию Зла, подзаряжалось. По мере роста снизу его заполнял едкий черный дым (Подложка?!), который без труда просматривался даже сквозь плотную, дубленую кожу. Что это, кровь Изнанки? Если только у нее есть кровь. Навряд ли… скорее, сгущенная плоть Иномирья, убийственная для нашего мира, одним словом, – Иносуть. Существо прямо на глазах грузнело, обретало тяжеловесность, плотность, твердость. И когда наконец-то насытилось чернотой, отпочковалось от ямы и шагнуло в сторону, на тропу, то земля под многопудовыми лапищами ощутимо сотрясалась под нагрузкой.
На сей раз Провал породил классического драконоподобного демона. «О! Высокая Братия! – ахнула девушка, глядя на сверкающего монстра. – Трехрогий!» Чем больше рогов, – тем выше статус демона, тем непревзойденней магия, непобедимей противник. Как правило, Пропасть плодила однорогих, реже – двурогих. Трехрогих – единицы. Это боевая элита Изнанки. Воины среди воинов. Злодеи среди злодеев. «За что нам такое наказание?!» – только и вымолвила Уля.
Выкормыш Глубин сделал несколько твердых шагов в сторону девушки, остановился в двух саженях от нее. Ульяна сжалась в комок. Чудище медленно, будто разминая челюсти, широко раскрыло пасть и… тихонько икнуло, выпустило сквозь зубы, словно табачный дым, облачко остаточной Подложки. Видимо, срыгнуло излишек. Черная пелена легонько опустилась на замшелые камни. Всё, что попало под мрачное облачко, тут же безвозвратно умерло… навсегда… пожух, обесцветился мох, растрескались в пыль вековые валуны… Уля сжалась еще больше. Похоже, псевдодракону после икоты полегчало. Глаза его тотчас налились желанной (для него) злобой. Как ни странно, но девушку, притихшую, словно мышь, чудовище пока не заметило или делало вид, что не заметило; как вариант – оттягивало сладостный миг расправы. Вдруг из гортани дьявоглота вырвался угрожающий рык. Внутри массивной фигуры что-то булькнуло. Монстр напрягся, будто привстал на цыпочки. Вид пришельца из Низов – от ноздрей до кончика хвоста – олицетворял собою голую, неприкрытую агрессию, неуемный аппетит, жажду битвы, готовность к прыжку. Он словно бы вынюхивал вокруг себя жертву. Все три рога, нависающие над зубастой мордой, окутались зеленоватым сиянием от накала боевой магии. Элитный воин Изнанки захрапел, набычился, в один мах проскочил мимо застывшей путницы и сходу врезался в гущу драки – кинулся на помощь собратьям. Сражение закипело с новой силой. Бедный Кирилл…
С замиранием сердца Уля всмотрелась в мешанину схватки. Умопомрачительный темп!!! Наверняка с обеих сторон использовались заклятия Ускорений. Другого объяснения увиденному просто не подобрать. Всё летело, вращалось, крутилось. Соперники слились в единый бурлящий ком, вокруг которого носились отдельные части тел. Чаще всего мелькали толстые длинные хвосты, утыканные шипами. Они стремительно елозили туда-сюда, ни на секунду не застревая в одном месте; молниеносно распрямлялись, выгибались буквами ع, О, С; выстреливались вперед, затягивались обратно. Когда колючие конечности врезались случайно друг в друга, между живыми иглами проскальзывал магический разряд высокого накала. Хитрые бестии пытались хотя бы вскользь задеть противника сверкающими наростами, пропахать его плоть отравленными артефактами. Но Кирилл – хвала небесам! – раз за разом уворачивался, уходил от удара: приседал, подпрыгивал, как циркач на арене, припадал к земле, крутил кульбиты, кувырки, подкаты. Фигура его расплывалась в движении. Рассмотреть его силуэт в облаке пыли, груде мускулистых тел, обрывках смазанных скоростью выпадов было не так-то просто. Парень постоянно маневрировал, двигался, нападал, перемещался. Лишь иногда на долю секунды он неожиданно вываливался из крутящегося клубка. Но, осмотревшись, тут же бросался назад. В моменты краткой передышки раскрасневшийся Кирилл выглядел отважным тореадором, которому удалось разъярить одновременно целое стадо тучных быков. К слову сказать, в жестах молодого человека скользили несгибаемая бойцовская твердость и необыкновенный артистизм, будто крушить непобедимую элиту Подземелий – для него обычное дело. Однако озверевшие вконец чудища прохлаждаться противнику, естественно, не позволяли. После каждой паузы темп схватки еще более возрастал.
Из клубов пыли, грязи, каменного мха, которые объяли схватку, сплошным потоком неслись звериные рыки, нервный захлебывающийся лай, какой обычно сопровождает свалку грызущихся собак. Только гораздо громче: Ульяну продирало до костей. Неподготовленного воина лишь от рычания, наверное, пробила б дрожь. А вид сверкающих шипов довел бы точно до оцепененья. По всей вероятности, чудища намеренно пытались устрашить противника. Они хищно отплевывались, отхаркивались, сипло гудели. Иногда в нечленораздельном вое можно было уловить искаженные ревом человеческие слова – то ли обращения неизвестно к кому, то ли боевые кличи, то ли заклятия из арсеналов людской магии, не поймешь… А временами и вовсе непереводимый фольклор подземелий – неразборчивый набор гласных и согласных, выкрикиваемый с гневным хрипом и несущий на себе – вне всякого сомнения – оттенок злобы из затерянных Низов.
Со стороны жестокий рукопашный бой напоминал, скорее, беспорядочную свалку. Наблюдатель, не сведущий в магии, наверное, мог бы подумать, что соперники примитивно дерутся, используя исключительно физическую силу; стремятся размозжить друг другу головы, либо раскромсать туловища – человек мечом (странно, но Ульяне почудилось, будто в руках у Кирилла мелькает обыкновенная палка), а дьявоглоты хвостами, когтями, зубами. Но такое впечатление было, конечно же, обманчивым. Основывалось оно на несовершенстве людского восприятия мира. Стычка носила характер прежде всего магический. Почти каждое телодвижение бойцов диктовалось в ней тайным, двойным смыслом, являлось необходимым элементом чародейства.
Тренированным взором волшебницы Ульяна отлично видела, как вокруг потасовки горячим потоком, будто расплавленный шоколад, струилась, текла, клубилась Связь – магический Эфир (Волна), первооснова волхования или, как еще говорят, Сила. Но всё же Связь – более точная характеристика явления. Ибо Сила есть уже конечный продукт чародейства, спрятанный за кулисами Волны. Именно за кончик Связи, как за веревочку, при помощи заклятия должен дернуть маг, чтоб возбудить желанное волшебство, – Силу в действии, которая через загадочный Эфир вытягивалась из кладовых вселенской энергетики. Связь разлита на поверхности земель неравномерно. Там, где ее больше, волхвовать проще: чародейства рождаются как бы сами по себе. Там, где меньше, – соответственно, наоборот. Для успешного колдовства практикующему магу необходимо поймать, образно говоря, оседлать Волну. Другими словами, создать в ткани первоосновы требуемый плацдарм, куда можно было бы втиснуть свое заклятие. Иначе оно обернется бессмысленным словесным оборотом, пустым набором никчемных звуков. И чем шире Волна, чем объемней плацдарм, – тем лучше. Разумеется, опытные кудесники посредством тайных магических приемов способны обнаруживать и притягивать к себе Связь из любой точки мироздания. В этом, собственно, и заключается мастерство. Купаясь в Волне при соответствующем Знании можно сотворить что угодно. Но просто нагнуться и поддеть желанную субстанцию, как оброненную кем-то вещь, невозможно. Волна дается в руки только самым посвященным. Именно поэтому от удивления глаза Ульяны были рады вылезти на лоб…
