Внезапно из ее глаз брызнули слезы.

— Шеннон, — шепотом проговорил Бич. — Он дотронулся до ее щеки. — Сладкая девочка, не плачь…

Шеннон отшатнулась от Бича так резко, что едва не упала.

— Не трогай меня! — крикнула она.

— Но я…

— Если ты станешь меня трогать, — перебила его Шеннон, — я и в самом деле заплачу, и от этого нам обоим станет тяжелее.

Он наклонился и поцеловал ресницы, сквозь которые уже поблескивали слезинки.

— Давай, поплачь, сладкая девочка… Поплачь как следует, от всей души… Ради нас обоих.

Трепет пробежал по телу Шеннон. Она находилась в объятиях мужчины, который жалел ее, защищал ее, хотел ее. Но… любил только солнечные восходы, которых еще не видел.

Взглянув в глаза Бича, Шеннон увидела отраженную в них свою собственную боль и страдание.

«Поплачь как следует, от всей души… Ради нас обоих».

Напряжение, сковывающее тело Шеннон, внезапно спало. Она уткнулась в шею Бича и горько, не сдерживая себя, разрыдалась.

Закрыв глаза и сцепив зубы, Бич прижимал к сердцу Шеннон и тихонько баюкал ее, чтобы хоть капельку облегчить те муки и страдания, которые он, сам того не желая, причинил девушке.

«Странник и бродяга».

Несколькими минутами позже он отнес Шеннон к лошади, потому что боялся выпустить ее из объятий. Они ехали вдвоем в одном седле, сопровождаемые длинноногим мулом, вьючной лошадью и бегущим рядом Красавчиком.

Где-то на полпути слезы у Шеннон мало-помалу высохли. Но и после этого Бич не выпустил ее из объятий. Он продолжал прижимать Шеннон к груди, словно боясь, что кто-то ее отнимет.

Когда они добрались до хижины, Бич внес ее внутрь и положил на кровать. Несмотря на жаркий день, в хижине было прохладно, потому что несколько суток не топилась печь. Он накрыл девушку теплым одеялом и натянул его до подбородка.

— Я вернусь, как только расседлаю лошадей, — пообещал он.

Шеннон не стала возражать, она лишь кивнула. Кажется, она еще никогда не чувствовала себя такой усталой и озябшей. Даже тогда, когда пыталась освободить Красавчика из ловушки в ледяной воде.

Когда через несколько минут Бич вернулся, он обнаружил, что Шеннон задумчиво смотрит на полыхающее закатными красками небо, видневшееся сквозь щели в плохо подогнанных ставнях. На глаза ее падал узкий золотистый сноп света, меняя их цвет на какой-то совершенно экзотический, светло-лиловый. Таких глаз Бичу не доводилось видеть за многие годы своих странствий.

Шеннон обернулась и посмотрела на Бича. В ее необыкновенных глазах светилась такая печаль, что у Бича сжалось сердце.

— Сладкая девочка, — проговорил он, опускаясь на колени перед ее кроватью. — Боже, как бы я хотел быть совсем другим человеком.

— А я не хочу. — Шеннон тронула дрогнувшими пальцами пшеничного цвета волосы. — Другого человека я бы не полюбила.

— Я останусь…

На мгновение радость блеснула в глазах Шеннон. Но когда Бич поднял веки, она увидела металлический блеск в его глазах. Это был взгляд затравленного охотниками волка.

— Из этого ничего не выйдет. — Шеннон улыбнулась побледневшими губами. — Но за предложение спасибо.

— Я постараюсь, чтобы вышло.

— Как? — усомнилась она. — Перестанешь играть на флейте и петь о солнечных рассветах, которых не видел? Не станешь смотреть на закатные облака, которые плывут в дальние страны, где другие языки, другая жизнь? Или, может, запретишь себе тосковать по тому, что не имеет даже названия?

Бич затаил дыхание. Он никогда не предполагал, что Шеннон так хорошо понимала его душу. Пожалуй, лучше, чем он сам свою.

— Я хочу тебя, — заявил Бич.

— Я знаю, — кивнула Шеннон. — Тем не менее рано или поздно ты уедешь. Простое желание не может пересилить твою тоску по новым солнечным восходам. Это может сделать только любовь.

Бич закрыл глаза:

— Я вернусь к тебе, сладкая девочка.

— Не надо, — шепотом сказала Шеннон, разглаживая суровые складки на лице Бича. — Твоя боль после возвращения станет еще нестерпимее… Будет плохо нам обоим…

— Шеннон, прости меня…

Его голос пресекся, серые глаза влажно заблестели.

— Все нормально, вечный странник, — успокоила его она. — Все нормально…

И стала целовать его веки, щеки, уголки рта.

— Я не должен был касаться тебя, — прошептал Бич, чувствуя, что дрожит.

— Ты никогда мне не врал, — целуя его, возразила Шеннон, — и предупреждал, что ты бродяга и странник. Вначале я этого не понимала… Затем не верила. А сейчас и понимаю, и верю.

— Я так корю себя за то, что я лишил тебя невинности. Порядочный человек не должен так поступать! — сокрушенно проговорил Бич.

— Я хотела тебя. Ты был добр и деликатен тогда, когда другие мужчины становятся агрессивными и грубыми. Не могу представить себе более порядочного мужчину, который научил бы меня страсти.

— Я не хочу, чтобы ты любила меня, — проглотив комок в горле, заявил Бич. — Я не хочу причинять тебе боль.

Шеннон невесело улыбнулась:

— Наверное, я не первая такая вдовушка… Должно быть, были и другие вдовушки, которые с грустью и любовью смотрели тебе вслед.

— Ты первая, чья боль стала моей болью. Поверь, что мое сердце обливается кровью, когда я смотрю на тебя.

— Ты не можешь заставить меня разлюбить тебя, как я не могу заставить тебя полюбить меня. Тут ничего не поделаешь. Это такая же истина, как и то, что речка впадает в море, дым поднимается к небу, а земля вращается и уносит тебя от меня к солнечным восходам, которых ты еще не видел.

— Шеннон! — не сказал, а выдохнул Бич.

— Бич, — снова перешла на шепот она. — Давай больше не тратить усилий и времени на то, что невозможно изменить… Пока ты здесь, люби меня той любовью, на которую ты способен. Соедини свое тело с моим, вознеси меня к солнцу… У нас остается так мало времени.

У Бича зашлось дыхание, когда рука Шеннон скользнула вниз и коснулась его возбужденной плоти.

— Нет! — хрипло возразил Бич. — Слишком опасно… Прошло слишком много дней.

— В таком случае позволь мне облегчить по крайней мере твои муки.

Со стоном Бич оттащил настойчивую руку Шеннон и положил ее себе на плечо.

— Нет, — решительно сказал он. — Неужели ты не понимаешь? Я не доверяю себе. Я сперва говорю, что мы просто будем ласкать друг друга, не более того. Оба почувствуем облегчение и насладимся приятными ощущениями… Но затем ты начинаешь прерывисто дышать и дрожать, я чувствую пламя у тебя между ног, и мне хочется зарыться в тебе.

Шеннон затаила дыхание.

— И я это всякий раз делаю, — с горечью признался Бич. — Я вхожу в тебя, ощущаю мед и пламя — и все остальное перестает для меня существовать. Нет печали, нет боли, нет мыслей — ничего, кроме тебя и меня.

— То же самое со мной, — прошептала у самого рта Шеннон. — Стань частью меня. Бич… Мне так нравится ощущать тебя в себе.

— Разве ты не слышишь, что я говорю? Это опасно! Я не доверяю себе! Ты можешь забеременеть.

Шеннон внезапно вздрогнула.

«Младенец.

Боже, я хочу ребенка от Бича! Но он не захочет оставить ребенка без отца».

Внезапно Шеннон вспомнила о необычном подарке Чероки.

— Чероки дала мне снадобье, чтобы не забеременеть, — хрипло сказала Шеннон.

— Что? — встрепенулся Бич.

— Оно вон там, — показала Шеннон. — На полке. Видишь пузырек с мешочком?

Бич искоса взглянул на девушку. Затем поднялся и подошел к полке. Осторожно развязав мешочек, он сунул пальцы внутрь, и на его ладони высыпались крохотные кусочки губки. Вынув из флакона пробку, Бич поднес его к носу и понюхал. Он широко открыл от удивления глаза, когда уловил запах можжевельника и мяты, какой-то еще травы, названия которой он не знал.

— Черт побери! — пробормотал он.

— Но я не знаю, что с этим делать, — призналась Шеннон. — А ты знаешь?

Он кивнул.

— Вот здорово! — обрадовалась она. — Что мне нужно сделать?

Бич взял кусочек губки, смочил жидкостью и повернулся к Шеннон. На лице его светилась ленивая, чисто мужская улыбка.