— Я не сержусь из-за Красавчика.

— Ты меня не проведешь. Я видел, как ты наставила на меня заряженный дробовик со взведенным курком.

Вначале Шеннон решила, что Бич просто дразнит ее. Но его серебристые глаза смотрели вполне серьезно. Она вдруг рассердилась.

— Я собиралась пристрелить Красавчика, — резко сказала она.

— Что? — потрясение спросил Бич.

— Я думала, что он загрызет тебя. Ты не двигался, был в крови, и мне показалось, что он вонзил зубы тебе в горло.

Перед ее глазами вновь возникла та ужасная сцена. Шеннон отвернулась от Бича.

— Поэтому я схватила дробовик, — четко произнесла она.

— Чтобы спасти мне жизнь?

— Не стоит так удивляться, — сказала Шеннон сквозь зубы.

Но Бич все еще не мог оправиться от потрясения. Он знал, как любила Шеннон своего грозного пса. Он понимал также и то, что безопасность Шеннон в значительной мере зависит от Красавчика.

И тем не менее она готова была пристрелить собаку, чтобы спасти жизнь человеку, который ровным счетом ничего ей не обещал.

— Понимаю, — протянул Бич.

— Неужто? Это будет, пожалуй, с тобой впервые.

— Шеннон вдруг поймала себя на том, что говорит с раздражением.

— Прости, — пробормотала она. — Не знаю почему, но я стала страшно раздражительной в последнее время.

— А я знаю. Это оттого, что ты мечтаешь о ком-то, а спать тебе приходится одной.

— Тогда не понять, как любовные пары могут вынести период ухаживания.

Бичу не удалось сдержать улыбки. Он не удержался также и еще от одного искушения. Не спеша пролез через открытое окно и провел руками по пышным волосам.

Шеннон вздрогнула.

— Мы все вынесем, сладкая девочка.

— По той причине, что неприкаянные странники не ухаживают за сверхнаивными вдовушками, — строптиво сказала Шеннон, освобождаясь от его рук. — Заходи, если готов. Бисквиты сейчас поспеют.

Пока Бич мыл руки, Шеннон заглянула в кладовку. Продукты, которых должно хватить на месяцы, таяли с поразительной быстротой.

«Господи, этот человек ест за троих. Правда, он и работает за шестерых».

Она закусила губу. Бич снабжал ее мясом и рыбой, она рвала в лесу зелень, но муку не добудешь в лесу. Как и на лугу. То же самое можно сказать о бобах, яблоках, рисе, соли и других не менее необходимых продуктах. Не говоря уж о такой роскоши, как кофе и корица.

— Нужно сходить в Холлер-Крик и купить еще, — пробормотала она, закрывая шкафчик.

«Конечно. Только чем я буду платить?»

Шеннон подумала о жалкой сумме в старом кошельке, спрятанном в пещере. Это был последний запас золота, оставшийся от Молчаливого Джона. Когда он кончится, Шеннон окажется в таком же положении, как оказалась в тринадцать лет, — без денег, совершенно одинокой, никому ненужной.

«Нет! Я не трону это золото. Уж не в таком я отчаянном положении сейчас».

Но Шеннон опасалась, что все-таки скоро окажется в безвыходном положении.

Когда она израсходует то, что осталось от Молчаливого Джона, ей придется рассчитывать лишь на собственные силы и научиться самой добывать золото. Хотя пока что ее успехи в этом деле были даже меньше, чем в охоте на дичь и оленя.

Решительно закрыв дверцы шкафчика, Шеннон повернулась спиной к пустым полкам. Она встретилась со взглядом Бича, стоявшего в нескольких футах от нее.

— Я завтра отправлюсь в Холлер-Крик, чтобы подкупить продуктов.

— Спасибо, но не стоит этого делать. Ты и без того много привез.

— Я почти все съел сам.

— А для кого ты колешь дрова? — спросила Шеннон. — Кому утеплил хижину? Чьего мула подковал? Мне в пору платить тебе за работу.

— Я пока не заработал.

— Ты заработал пищу, деньги. Ты работаешь без роздыха.

— Я люблю работать.

— Я найду способ заплатить тебе.

— Я не возьму от тебя денег.

— Но ты их заработал! — настаивала Шеннон.

— Нет.

Это слово было произнесено так, что Шеннон показалось, будто она натолкнулась на гранитную стену.

— Ты упрям как мул, которого подковал.

— Спасибо. То же самое я могу сказать и о тебе. Но я все же переупрямлю тебя, вдовушка! Можешь не сомневаться в этом!

Шеннон почувствовала раздражение:

— Нет, вечный странник. Я могу не сомневаться лишь в одном: однажды утром я проснусь, а ты будешь уже далеко отсюда. Разве что ты переупрямишь меня чуть раньше, но в этом я сомневаюсь.

Шеннон обошла Бича и начала накрывать на стол. Он молча наблюдал за ней серыми со стальным отливом глазами.

Они хранили молчание, пока не завершили завтрак.

— И где же ты работал, с тех пор как стал странником? — нарушила затянувшуюся паузу Шеннон, допив кофе.

При слове «странник» рот у Бича вытянулся. Он не мог понять, почему в устах Шеннон это слово приобретало какой-то обидный оттенок.

— Работал как погонщик, моряк, топограф, джакару, учитель, наездник, — сдержанно ответил Бич. — Ты можешь назвать и другие профессии — скорее всего я их тоже примерил к себе.

— Что такое «джакару»?

— Австралийский ковбой.

— Вот оно что. — Шеннон нахмурилась, затем спросила:

— А ты когда-нибудь искал золото?

— Было и такое.

— И находил?

— Бич пожал плечами:

— Случалось.

— Но не так много, чтобы застолбить участок?

— Участки как жены. Они привязывают тебя к месту.

— Ты хочешь сказать, что ты уходил и от золота, чтобы оно не удерживало тебя на одном месте?

— Да, — лаконично признал Бич.

Шеннон проглотила комок в горле:

— Понятно.

— Неужто? — Бич в точности повторил ироническую интонацию, с которой Шеннон произнесла это слово несколькими минутами раньше.

— Без сомнения! Ты бросаешь дом, семью, друзей, золото; страну и все прочее. И ради чего же, странник? Что может быть дороже того, что ты бросаешь?

— Восход солнца, который еще не видел, — не задумываясь, ответил Бич. — Для меня нет ничего более притягательного.

Как бы ни хотелось Шеннон поколебать Бича в его убеждениях, она понимала, что из этого ничего не получится. Бич неотступно верил в то, во что верил.

— Любовь гораздо более притягательна, — прошептала она. — Любовь, как солнце, она освещает тьму… освещает всегда… и всегда красива…

Бич сделал было попытку возразить, но заметил улыбку Шеннон и замолчал. Это была самая печальная улыбка, которую он когда-либо видел. Печаль читалась в ее глазах, звучала в голосе, в самом ее дыхании.

— Как и солнце, — продолжала Шеннон, — любовь недостижима. Ее не поймать, как не поймать солнечный свет… Любовь прикасается к тебе. Ты же не можешь к ней прикоснуться…

Бич почувствовал себя как-то неуютно и потянулся за бисквитом.

— Для тебя, возможно, это так, — сухо сказал он, скрывая раздражение, причины которого он не понимал сам. — Для меня же любовь — это клетка.

— Еще никто не строил клетки из света.

Бич сделал глоток горячего кофе, подавляя желание резко возразить.

— Так чего же ты хочешь? — спросил он после паузы. — Любви?

— Я не знаю.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет заветной мечты?

— Заветной мечты?

Легкая усмешка Шеннон была, как и прежде, печальной. У Бича на мгновение появилось желание оказаться в шкуре Шеннон, ощутить ее боль как собственную.

— Когда-то я мечтала о доме, — призналась Шеннон. — Еще о саде, о детях… А больше всего — о мужчине, который любил бы меня и был бы как солнце…

Голос ее угас.

Во время возникшей паузы Бич потянулся за новым бисквитом. Ему не очень хотелось продолжать разговор на эту тему, но все же он не удержался от вопроса:

— Ты мечтала об этих вещах лишь когда-то давно? Или мечтаешь и сейчас?

— Нет, сейчас не мечтаю.

— А почему? Зачем Тебе отказываться от своей мечты, Шеннон? Каждый настоящий, стоящий мужчина будет счастлив жениться на такой симпатичной молоденькой вдовушке, как ты.

— Жениться на мне?

Шеннон засмеялась, хотя нельзя было сказать, что слова Бича сильно развеселили ее. Впрочем, в ее глазах не видно было и грусти. Была всего лишь трезвая оценка положения вещей.