– Станислав… как тебя по батюшке?

Я являла собой образец участливости.

– Андреевич, – буркнул он, не отрываясь от своего занятия.

– Станислав Андреевич, прими искренний совет – никогда не посвящай преподавателей в удивительный мир своих знаний, выходящих далеко за рамки предмета. Они тоже люди и верят в свою исключительную образованность. Принимая зачеты и экзамены, по-человечески устают. И страшно не любят, когда их учат студенты. Если сокурсники, устав от твоего присутствия, в крайнем случае надают по физиономии, то преподаватели добьются…

Лидочка, пугаясь, судорожно вздохнула, и я решила ограничиться пожеланием умному юноше самому додумать окончание моей тирады.

– Теперь понятно, за что лупят в университете и, в частности, почему отлупили африканца, – с сарказмом заявила Наташка. – Это могли сделать только свои – братья по крови, друзья-соплеменники. А преподаватели добавили для профилактики. Ты, Лидуся, не переживай. Пару раз парня отметелят, лишних знаний поубавится. У нас на пятнадцатом этаже схожая ситуация, только с той разницей, что у Марьяны Коноваловой сын дурак. Хотя и умнее дурака мужа. Муж без пяти минут профессор, а зарплата ноль целых хрен десятых. Сын защитил кандидатскую, теперь кропает докторскую. Недавно жаловался моему Лешику – и сам, мол, не пойму, зачем пишу. Марьяна, бедная, в нотариальной конторе работает простым нотариусом, а эти двое умников на ее шее сидят. Спрашивается, для чего лишнего ума набираться, когда его все равно не хватит на то, чтобы заработать на жизнь?

– Да ладно тебе! – попыталась я урезонить подругу. – Ведь все-таки они как-то крутятся-вертятся…

– «А все-таки она вертится!» Эту фразу вместе с астрономическими выкладками двести пятьдесят лет назад обнаружили под широкой рамой на портрете Галилео Галилея, – сжав кулаки и явив нам лик мученика, тихо произнес Стас.

– Все пройдет, – погладила я его по русым волнистым волосам. – Это у тебя не от великого ума, а от хорошей памяти. А ее можно контролировать – умом.

Вечер прошел без особых осложнений. Славка и Алена отнеслись к появлению гостей вполне демократично. Стас, несмотря на титанические усилия по сдерживанию бурлящего в нем потока накопленных человечеством знаний, нет-нет да и уничтожал на корню темы зарождающихся бесед. После десяти вечера Славка откровенно зевнул и, обозвав Стаса Большой всемирной энциклопедией, покинул наше общество, удрав к бабуле – готовиться к предстоящему лет через пять ремонту. Следом за ним незаметно слиняла и Алена, решив в поте лица помогать брату всю ночь.

Утром Лидочка с сыном уехали, взяв с нас твердое обещание приехать к ним в гости. Тогда, несмотря на неосознанное чувство нарастающей тревоги, я была уверена в том, что свидеться нам больше не придется, хотя, судя по номеру телефона, Максимовы сняли квартиру где-то неподалеку. Сначала, как и положено, будем перезваниваться, со временем звонки станут все реже, пока окончательно не иссякнут.

Встретились мы через полторы недели в окружной прокуратуре, куда нас с Наташкой, в случае неявки, пообещали официально вызвать повестками. Были поначалу и звонки, но мы обе опрометчиво приняли их за чей-то розыгрыш. При этом я сначала просто посмеялась, дав понять, что в полной мере оценила шутку, и посоветовала друзьям Дмитрия Николаевича Ефимова передать ему искреннее пожелание не маяться дурью. Новый звонок вызвал раздражение, но я сумела его обуздать и вежливо пресекла угрозы в свой адрес. Пожалуй, доставка моей персоны в прокуратуру под конвоем сотрудников милиции – это уж слишком! Явно выходит за рамки смешных случаев на работе. На какое-то время я отключила аппарат.

Наташка, катающаяся по этажам клиники со своей тележкой, загруженной аппаратурой для снятия ЭКГ непосредственно в больничных палатах, вообще оказалась неуловимой. Когда медсестра Полина с еле сдерживаемой радостью в голосе скорбно оповестила коллегу, что ее присутствием на рабочем месте весь день интересуется следователь из прокуратуры, Наталья не удивилась. Работники прокуратуры тоже не бессердечные, этот жизненно важный орган барахлит у них даже чаще, чем у других людей, а электрокардиограммы всем нужны. Кто-нибудь из знакомых за друга просит. Сама звонить не стала: кому надо – перезвонит. Разумеется, ей перезвонили…

Серьезные угрозы о доставке под конвоем повергли в легкий шок и вызвали желание немедленно связаться с помощником прокурора города Листратовым Виктором Васильевичем. Не так много досаждали ему в последний год, можно и переговорить по существу вопроса в спокойных тонах. Останавливало только одно: друг нашей семьи Листратов, в то же время первый приятель и советчик мужа, а Димке лично мной не так давно дано честное слово… Ну об этом я уже говорила. Официальная повестка в прокуратуру рушила прекрасные планы на счастливую мирную жизнь с родным мужем в одной квартире. Хотя бы до глубокой старости. А если за это время не впадем в маразм и не перестанем узнавать друг друга, то и до смерти.

Основанная на глубоких взаимных чувствах любви, наша семейная жизнь слегка подтачивалась постоянными Димкиными нравоучениями, но сокрушительный урон ему наносила моя исключительная способность тайком от него влезать в неприятности с уголовно наказуемым уклоном. И не было ни одного случая, чтобы Наташка оставалась в стороне. Листратов тоже не выказывал себя посторонним – сообщая Дмитрию Николаевичу очередные негативные новости о его жене, советовал держать ее дома и в ежовых рукавицах. И как только не жалко ежей для этой цели губить!

Хорошенько подумав, я решила, что привлечь меня к уголовной ответственности можно только за неосознанное воровство шариковых ручек у коллег. Да и то не с целью наживы. У одного ворую – другому оставляю. А сколько своих ручек рассеяла по кабинетам – и не сосчитать. Но Наташка ни на соучастницу, ни на свидетельницу не тянула.

В заплаканной женщине, выскочившей из кабинета следователя Хорева В. А., мы с запозданием узнали Лидочку. Недоуменно переглянулись и ахнуть не успели, как она, не глядя, пронеслась мимо нас по коридору, оставив после себя шлейф нехороших предчувствий. Наташка не к месту вспомнила, что Лидочка собиралась съездить в свой Большерецк и привезти нам из родного дома свою фирменную заготовку из баклажанов.

– Накрылись баклажаны медным тазом, – скорбно поджала губы подруга. – Бедный Стас…

Она судорожно вытащила из кармана куртки платок и на некоторое время выключилась из общения. Утешить ее я не успела. Пока размышляла, о чем именно Наташка плачет, меня пригласил в кабинет Хорев В.А. Я никогда не видела живых хорьков, но сразу решила, что фамилия следователя полностью подходит ее обладателю. Тонкие и какие-то острые – особенно нос – черты лица и такая же фигура, в походке угадывалась гибкость. Ему бы на четвереньках бегать, но руки и ноги длинноваты – мешать будут. И хорьки не курят.

Кабинет был маленький и, как я поняла, на двоих. У окна впритык друг к другу стояли два стола. Может, именно поэтому у следователя и фигура гибкая? Годы тренировок. Не так просто просочиться и занять место в кресле, стоящем почти вплотную к стене.

– Присаживайтесь, Ирина Александровна, вот сюда. – Хореев В.А., добродушно улыбаясь, указал на стул, стоящий сбоку от столов. Я послушно уселась и уставилась на круглую пластиковую коробочку из-под плавленого сыра, приспособленную под пепельницу. Вокруг ее оси шла рукотворная надпись красным фломастером: «Минздрав предупреждает!..» Запах окурков был какой-то странный…

– Вот, бросаю курить. Перешел на ароматические сигареты, без никотина, – доверительно сообщил В.А. – Что же вы со мной отказались по телефону разговаривать?

– Извините, не знала, что это именно вы. Думала, розыгрыш.

– Так ведь не первое апреля, Ирина Александровна.

Улыбка медленно сползала с лица следователя. «И правильно, – невольно подумала я. – Отулыбался свое – и будет. Время пряников ограничено. Пора браться за кнут».