Лалит понял, что для решения этой головоломки необходимо некое совершенно нестандартное средство, не из комплекса наличествующих. И тут его осенило: надо поставить эксперимент, надо увидеть христиан-далитов и, может быть, в их глазах обрести ответ на вопрос: может ли быть доступно Учение без обучения, возможно ли знание без познания? Одевшись победнее, он отправился в квартал христиан-далитов.

Вернувшись, Лалит неделю ходил сам не свой. А, может быть, две или три недели? Он не знал. Время исчезло. Он увидел в глазах далитов-христиан то, что хотел и боялся увидеть – Истину. Он не разговаривал с ними. Не было необходимости. Он почти не обратил внимания на нищету и убожество их жизни – не за тем пришёл, чтобы лицезреть картины быта. Его не заинтересовал священник – европеец. Он здесь пришлый, дело не в нём. Главное было в глазах далитов, они самым явным и очевидным образом свидетельствовали, что в их душах обитает Истина.

Глаза отверженных были так похожи на глаза его родителей, когда они смотрели на горячо любимого сына… Его матушка, ныне уже покойная… Как она любила его… А отец… Суровый и строгий, он всё же никогда его не наказывал и даже голос не повышал, являя собой воплощённую любовь к сыну. И вот теперь в глазах далитов он увидел нечто родственное этой родительской любви. Значит, прав был евангелист Иоанн: «Бог есть Любовь».

Лалит понял, что впустую потратил полтора десятилетия, стремившись к Истине через мудрость. Ныне далиты-христиане ближе к Истине, чем он. «Утаил от мудрых и открыл детям». Так, или почти так, сказал Христос.

Нет, никогда ему не гармонизировать веру предков и христианство. Нет гармонии между Светом и тьмой, Истиной и ложью, Христом и Шивой. Но зато есть другая гармония. Это гармония всеобщей любви, гармония между брахманом и далитом, если оба они идут к Истине. В душе всё рухнуло, но он уже знал, что из обломков прежних убеждений сможет построить новое здание.

Но как же отец? Лалит решил поговорить с престарелым и сильно сдавшим за последнее время отцом.

– Скажи, отец, далиты – это Индия?

– Да, но лишь до тех пор, пока остаются далитами. Если они получат равные права с брахманами, значит Индия погибла. Есть вещи, которые никогда не должны меняться.

Вместо твёрдой убеждённости Лалит увидел в глазах отца боль. Зачем он мучает старика?

– Да, отец, ты прав. Есть нечто неизменное. Я всегда любил, люблю и буду любить тебя и маму.

– Ты говоришь про маму в настоящем времени? – отец словно пытался что-то увидеть в густом тумане.

– Я чувствую, что мама жива. Может быть, она сейчас слышит нас.

– Она не узнала нас в своём новом перерождении.

– А если бы она всё-таки помнила нас и по-прежнему любила? Ты был бы рад?

Отец тяжело вздохнул:

– Я был бы рад сейчас подняться в воздух и улететь с Земли. Но разве это возможно?

– А если и это возможно?

– Ты стал христианином, сынок? – задумчиво и печально спросил отец.

– Пожалуй… нет… Но ты только на миг представь себе: если бы ты, мама и я всегда, и в другом мире тоже, помнили и любили друг друга… Разве такая уверенность не сделала бы тебя счастливым?

Отец долго и удручённо молчал. Потом в его глазах появился тихий свет, и он заговорил:

– Когда ты был ещё совсем маленьким, мы с мамой уже смогли рассмотреть в тебе большие таланты. Мы не сомневались, что ты станешь великим брахманом, станешь первым. Нас не пугало, что ты идёшь непривычным, особым путём, ведь только так и можно стать первым. И вот теперь ты поднялся на такие высоты мудрости, куда мне доступ закрыт. Мне страшно думать о том, о чём ты говоришь. Я тут плохой для тебя собеседник. Но я верю в твой путь. Ты постигаешь Непостижимое. Мне и правда кажется странным, что наша мама забыла о нас в новом перерождении. Мне трудно представить, что я могу забыть тебя. Ты думаешь, возможно вечно помнить и любить?

– Отец… Для Любви нет ничего невозможного.

***

Прошло много лет. Отец давно умер. Лалит стал наследником огромного состояния. Ещё он стал христианином. Потом – главой христиан Города.

Брахман-христианин, да ещё богатый, то есть обладающий широчайшими возможностями, был костью в горле у фанатиков-шиваистов. Они готовы были порвать его на части, но не решались тронуть – всё в Городе: и школа, и больница, да и само здание мэрии были построены на личные деньги Лалита.

Он решил не жениться и не иметь собственных детей, хотя детей очень любил. Всю свою душу Лалит отдавал детям христиан, в основном – из низших каст. Впрочем, он так же щедро благотворил детям традиционных индуистов, включая поклонников богини Кали. Эти, по его представлению, были самими несчастными и более других нуждались в любви.

Лалит хотел, чтобы весь Город жил так же, как и его родительская семья – в любви. Отчасти это удавалось, а в основном – нет. Лалит не отчаивался, он хорошо понимал, что большинству людей удобнее жить, как прежде. Он часто вспоминал свой юношеский поход в квартал далитов. Почему он тогда увидел вокруг себя только глаза, исполненные Истины? Далиты-христиане, так же как и все люди, были очень разными: порою озлобленными, иногда – равнодушно-тупыми, нередко – совершенно безразличными ко Христу, несмотря на то, что приняли крещение. Почему он не увидел этого тогда? Да ведь увидел, но не придал значения, как чему-то вполне обычному. Если хотя бы в одном далите из ста он чувствовал душу, совершенно преображённую Христом, он уже не вспоминал про его вполне заурядных братьев.

Лалит знал, что ему не суждено закончить дни в неге и довольстве, которые сопровождали его всю жизнь. Когда-нибудь пружина реакции традиционалистов со страшной силой разожмётся, и многие, в том числе и он, примут смерть за Христа. Лалит даже хотел этого. Слишком уж благополучным христианином он был. Разве так можно очистить душу и приблизиться ко Христу? Он надеялся на мученическую кончину, хотя и не был уверен, что достоин её. И вот он увидел долгожданную черту.

Незадолго до дня независимости в его дворец пожаловал мэр. Он долго униженно кланялся и раболепно улыбался, наконец, возвестив, что господин Лалит окажет Городу большую честь, если примет на себя председательство во время праздничных торжеств – кому же ещё возглавить церемониал выноса знамени, если не самому уважаемому гражданину Города?

– И вы позволите христианину возглавить вынос знамён? – грустно улыбнулся Лалит.

– Ну… разве это имеет значение? – стушевался мэр.

– А разве не имеет? – Лалит продолжал улыбаться.

– Мы всё-таки просим нашего господина… – мэр как-то весь разом обмяк.

– Лалит оборвал его непринуждённым и доброжелательным жестом. Он уже понял, что это провокация. Увидев национальные знамёна в руках у христиан, фанатики-традиционалисты обязательно испытают острый приступ ненависти к христианам, особенно если их должным образом настроить, а это обязательно будет сделано.

– Эта идея принадлежит уважаемому господину Паранду? – Лалит испытующе и пристально посмотрел на мэра.

– Да нет… мы, конечно… ведь вы же всё-таки…

На мэра было жалко смотреть. Сомнения исчезали. Это провокация. Значит настал момент истины. Лалит улыбнулся широко, непринуждённо и очень доброжелательно сказал:

– Спасибо за оказанную честь, господин мэр. Я принимаю ваше предложение.

***

Паранд принадлежал к касте кшатриев. В его жизни всё было очень просто. Его семья была бедна. Он знал, что станет богат. Его родителей мало кто уважал. Он знал, что его будут уважать все. С детства мальчик отличался очень хлипким телосложением. Но он знал, что станет самым сильным. Он знал это так же спокойно и уверенно, как и то, что живёт в Индии. Думать было не о чем. Он вообще никогда не думал.

Отец-пьяница часто бил Паранда. Мальчик воспринимал это как нечто вполне естественное и никогда не пытался сопротивляться. Вовсе не из уважения к отцу, просто тот был сильнее. А сила имеет право. Паранд вырос и накачал мускулы. Когда однажды пьяный отец по своему обыкновению попытался поколотить сына, он врезал родителю в зубы с разворота. Он сделал это спокойно и без гнева, просто констатировал, что власть в доме поменялась.