– Его высокопреосвященство, похоже, судит по себе. Во время крестовых походов в Святой Земле такие как кардинал Леман ради благ земных готовы были ползать на брюхе перед мусульманами. Ведь именно это и делает Леман, заискивая перед влиятельными мусульманскими диаспорами Европы. В его бескорыстии легко усомниться. Кто дал право этому ничтожеству плевать на гробы мучеников-крестоносцев?

– Но, может быть, он действительно хочет мира между мусульманами и христианами?

– Если бы он действительно хотел мира, он мог бы предложить мусульманам организовать аналогичную выставку. Например: «Сражений на пути Аллаха не бывает». Пусть бы на этой выставке муфтий сказал, что воины джихада не за ислам сражались, а воевали ради власти и обогащения. Пусть бы этот муфтий попросил у всего мира прощения за грабительские кровавые завоевания на Ближнем Востоке, в Северной Африке и в Испании. Предложил бы полюбоваться на «бесславные деяния» воинов джихада. Вот тогда всё было бы честно, тогда это, может быть, и способствовало бы миру между нами. Но пока мы просим прощения за крестовые походы, мусульмане продолжают джихад, и даже мирные мусульмане никогда не осудят тех, кто вёл или ведёт джихад. А «кардиналы леманы» заискивают перед воинами Аллаха, выпрашивая себе право на комфортное существование.

– Значит, современные мусульмане не осуждают войну за веру?

– Да что ты… Вот что пишет уже известный нам Сафи Ар-Рахман: «В исламе война стала средством осуществления благородных и похвальных целей, средством освобождения от притеснения и насилия, средством очищения земли Аллаха от вероломства, предательства, греха, враждебности». И это пишет, заметь, не отморозок-террорист, а один их крупнейших суннитских богословов современности.

– Но он, кажется, перечислил достаточно благородные цели войны.

– Ещё бы. Но за трескучим пафосом надо увидеть главную мысль этой сентенции: «В исламе война стала…». Они сами подчёркивают: война – неотъемлемая, органичная часть ислама. Нельзя сказать: «В христианстве война стала…». У нас нет «богословия войны» просто потому что христианство – это религия и не отвечает на политические и военные вопросы. Во всём «Новом завете» мы почти не встретим никаких оценок войны. Обычно ссылаются на два момента. Первый, когда св. Иоанн Предтеча говорит воинам, как надлежит себя вести и при этом отнюдь не призывает их оставить военное ремесло. Ни одобрения, ни осуждения войны из уст Предтечи Христова не прозвучало, потому что он пришёл возвестить истины совершенно иного порядка. Второй фрагмент: Христос не велит апостолу Петру оказывать вооружённое сопротивление. Забывают, правда: дальше Христос говорит о том, что Отец Небесный мог бы послать легионы ангелов, если бы было надо. Господь подчёркивает, что в случае необходимости в военной силе (ангельской!) не было бы недостатка. «Легионы ангелов» существуют! Но сейчас решается вопрос иного порядка. Вопрос отношений между Богом и людьми – не военный, не политический. А ислам – это политика. Политики же без войны не бывает. Соответственно, не может быть ислама без войны.

– У шиитов такое же отношение к войне?

– Тут шииты и сунниты полностью едины. Посмотри изданную в Иране книгу разъяснений и толкований «Свет Священного Корана». Там говорится: «Исламские войны ведутся во имя Аллаха, повелевающего распространять истину, единобожие, бороться с беззаконием, моральным разложением и ересью». Здесь всё ещё радикальнее: во имя распространения истинной религии можно и должно вести войну. Это уже прямой призыв к религиозной агрессии. Опять же обратим внимание на словосочетание «исламские войны». Христиане тоже непрерывно вели войны, но никогда не было «христианских войн», то есть вытекающих из природы христианства. А из природы ислама война вытекает непосредственно и неизбежно, поэтому понятие «исламская война» вполне оправдано.

Единственный раз за всю свою историю христиане позволили себе поднять оружие для защиты единоверцев и религиозных святынь во время крестовых походов. И вот мы уже скоро тысячу лет перед всем миром извиняемся, все дружно осуждают «грабительские крестовые походы», хотя они были чисто оборонительным предприятием с целью остановить агрессию ислама. А мусульмане открыто призывают «во имя Аллаха» к нападению на соседей с целью «распространять истину, единобожие» – и ничего, всё нормально. Они и не думают в этом каяться, да никто почему-то и не призывает их к покаянию, никакие «кардиналы леманы».

– А что творили тевтоны в Прибалтике? Поймают язычника и говорят: «Крещение или смерть».

– Тевтонские отморозки после этого теряли всякое право называть себя христианами. Церковь всегда осуждала практику насильственного насаждения христианства. Тевтоны так поступали, потому что были очень плохими христианами. А мусульмане, насильственно распространяющие ислам, как раз очень хорошие мусульмане. Подобные эксцессы в христианском мире случались только тогда, когда правители прикрывали свои имперские задачи именем Христа, на что совершенно не имели права, либо когда церковные иерархи лезли в политику, что им по сану совсем не надлежало, либо это были простодушные и безграмотные христиане, имеющие очень смутное представление о христианстве. И всё это было давным-давно, новейшая история совершенно не знает подобных эксцессов со стороны христиан.

Но вот что пишет Гейдар Джемаль – не средневековый, а современный исламский автор. Надо ещё сказать, что Джемаль – прекрасно образованный интеллектуал, а не тупой полевой командир. При этом он не относится ни к духовенству, ни к правящим кругам исламского мира, то есть не имеет необходимости оправдывать чью-либо политику. Джемаль лучше других знает, что такое ислам. И вот что он пишет: «Существует 3 мира: дар уль куфр (мир неверия), дар уль харб (мир войны) и дар уль ислам (мир веры). Мир войны – это зона, в которой происходит столкновение с куфром». Неужели ещё нужно что-то объяснять? Ислам не просто одобряет или приветствует войну за веру. Ислам – это и есть война. Они не станут, как мы, засорять себе голову вопросами о том, когда можно, а когда нельзя обнажать меч во славу Божию, когда это грех, а когда – не очень. Во славу Аллаха они всегда готовы убивать, без проблем и без систем.

– И мы скоро вступим в бой ради Христа. И покроем себя грехом.

– Вступим. Покроем. И будем замаливать свой грех, который удалит нас от Царства Небесного. И будем уповать на то, что Господь из великого милосердия своего очистит от крови души грешных своих слуг.

***

Горы дарят небо. В горах небо другое – огромное и близкое. Горы дарят воздух. Здесь человек начинает понимать, что живёт не в пустоте. Горы дарят цветы. Как нежны эти маленькие Божии создания, растущие на камне. В горах мужчина начинает понимать, что значит быть мужчиной. Здесь совершается встреча с самим собой.

Никогда в жизни Сиверцев так не уставал, как во время изнурительного перехода по горам Ирана. И всё-таки он чувствовал себя счастливым, потому что всё было просто – надо выдержать, надо дойти. А больше ничего не надо.

Покинув субмарину и без проблем вступив на персидскую землю, они сначала долго ехали куда-то на машине, которая ждала их в условном месте, потом опять ехали и вот теперь снова шли козьими тропами.

Впервые они с Дмитрием работали группой. Андрей научился понимать своего командора без слов. Князев был старше его не более, чем на полтора десятка лет, но Андрей уже начинал чувствовать в нём отца – внимательного и заботливого, очень простого и близкого, всегда говорившего с ним на равных, но иногда вдруг удалявшегося на недосягаемые высоты орденской иерархии. Без надменности, без холода, он просто становился психологически недоступным. Андрей хорошо чувствовал, когда к командору можно обращаться просто по имени, а когда его надлежит называть «мессир» и никак иначе.

Они развели костёр на берегу горной речки. Дмитрий пошёл с котелком к воде. Как хорошо на нём смотрелись просторные персидские одежды, словно он всю жизнь их носил. И эта шапочка, сначала казавшаяся странной, а теперь уже ставшая вполне привычной. Так же одеваются моджахеды в Афганистане, тот же народ – фарси. После Афгана Князев мог возненавидеть эту одежду, а он носит её, как природный перс – с элегантным достоинством и простотой. Он явно любит эту одежду. Так же, наверное, он относится к исламу. Отвергает его, но любит. Любит в исламе верность Богу до последнего вздоха, любит суровость и простоту, любит приверженность добрым и древним традициям.