В Провене процветала весьма активная торговля шерстью, пряжей и кожей, которую графы Шампанские облагали специальным налогом. Граф Анри уступил право взымания этого налога тамплиерам. С тех пор ни один клубок пряжи, ни одна кипа шерсти, ни один кусок сукна не продавались без уплаты налога. Нетрудно понять, что если налоговая инспекция сама ведёт активную торговлю на рынке, это создаёт для неё, как для субъекта торговли, положение исключительное. Ведь по отношению к другим торгующим организациям тамплиеры становились не только конкурентами, но и налоговыми уполномоченными местного сеньора. Этот факт весьма красноречиво характеризует железную рыночную хватку храмовников. Сам могущественный граф со всеми своими неисчислимыми слугами, среди которых было, надо полагать, немало профессионалов-экономистов, не мог показать сколько-нибудь заметных успехов в соборе налогов, потому и уступил это дело храмовникам, которое моментально добились стопроцентной уплаты налогов.
Тамплиеры постоянно, целенаправленно, очень упорно и весьма успешно добивались доминирующего положения как в сфере переработки, так и в сфере торговли. Одним из инструментов было для них приобретение монопольных прав. Например, в 1214 году провенские храмовники приобрели у Ги де Монтегю монополию на торговлю мясом и на скотобойни. В 1243 году, когда в Провене функционировало уже 25 кожевенных мастерских, они получили монополию на шкуры. К этому добавили монополию на торговлю зерном и одновременно аннексировали все фруктовые лавки старого рынка.
От Алиеноры Аквитанский тамплиеры получили монопольное право на вывоз вина из порта Ла-Рошель, что и способствовало появлению в Ла-Рошели очень крупного командорства храмовников и развитию порта. Вот вам, кстати, весьма прозаический ответ на вопрос, на который историки-фантазёры, вроде Шарпантье, пытаются ответить максимально экзотично. Дескать, порт в Ла-Рошели тамплиеры развивали потому, что оттуда весьма удобно было плавать в Америку. А ларчик-то открывается куда проще. Из Ла-Рошели тамплиеры осуществляли монопольный экспорт вина и очень хорошо на этом поднялись.
Такая монополизация различных сфер торговли, переработки и сбора налогов в руках одного экономического субъекта, да ещё в общеевропейских масштабах, обязательно привела бы к финансово-хозяйственной катастрофе, если бы речь не шла об Ордене Храма. Ведь как обычно ведёт себя монополист? Для того, чтобы стать таковым, он сбрасывает цены, предлагает потенциальным клиентам какие угодно льготы, не будучи, впрочем, ни мало озабочен нуждами клиентов и имея ввиду лишь одну цель — разорение конкурентов. Но едва лишь удаётся получить доминирующее положение на рынке, как он тут же взвинчивает цены, жестоко навязывая клиентам любые кабальные условия, потому что лучших условий клиенту теперь уже никто не предложит. Демпингом занимаются лишь для того, чтобы стать монополистом и делают это лишь до тех пор, пока не станут. Таков закон бесчеловечного рынка. Попади хотя бы половина монопольных прав, какими обладали тамплиеры, в руки, например, ломбардцам, так и было бы — эти финансовые лисы взвинтили бы цены так, что Европа умылась бы слезами. А если учесть, что ни антимонопольного законодательства, ни соответствующей службы тогда не было, рынок решил бы проблему доступными для него средствами — по Европе прокатилась бы волна «ломбардских погромов», за которой сразу же последовал бы паралич торговли и экономический хаос, из которого потом вырос бы новый монополист и так далее до бесконечности.
Но тамплиеры вели себя на рынке с точностью до наоборот. Они не демпинговали, для того, чтобы стать монополистом, а становились монополистами для того, чтобы демпинговать. Добиваясь доминирующего положения на рынке они не взвинчивали цены, а наоборот, удерживали их на возможно низком уровне. Орден Храма был уникальным субъектом рынка, поскольку не стремился к извлечению максимально возможной прибыли, стремясь, скорее, к утверждению своих представлений о чести, справедливости и человечности, заботясь о клиентах не на словах, а на деле, стараясь сделать так, чтобы людям всё доставалось как можно дешевле. Тому сохранилось множество примеров.
В Париже, благодаря привилегии, пожалованной королём, они добились доминирования в сфере торговли мясом, завладев большим количеством мясных лавок. Храмовники в своих лавках взимали весьма умеренную плату, чем наносили ущерб корпорации парижских мясников, которым оставалось лишь сетовать на это, потому что никаким экономическими методами они не могли воздействовать на орден. Благодаря тамплиерам, парижане получали мясо дешевле.
Путешествие на галерах храмовников так же стоило не очень дорого, но при этом обеспечивало максимальную безопасность. Тамплиеры держали флот для перевозки собственных грузов, а позднее стали оказывать транспортные услуги посторонним, чтобы окупить рейс. Тут они использовали гибкую систему льготных тарифов, в результате чего марсельские судовладельцы теряли клиентов, на что горько жаловались в 1234 году.
Вот вам блестящий пример «социально-ответственного бизнеса», о чём в наше время умеют только разглагольствовать, потому что на деле все стремятся содрать со всех как можно больше. Сегодняшний коммерсант спросит вас с какой стати он должен отказываться от части своей прибыли и думать о чужих детях больше, чем о своих собственных? Вы не сможете дать ему вменяемого ответа. Современный бизнес совершенно безыдейный — всё для прибыли. А вот для тамплиеров ответ на этот вопрос был очевиден: снижать цены надо из любви к ближнему, потому что Господь завещал нам возлюбить ближнего своего больше, чем самого себя. В основе экономической модели тамплиеров лежала христианская идеология, прибыль не была для них самоцелью, и деньги сами по себе ничего не значили.
Именно поэтому тамплиеры не переставали демпинговать, когда добивались доминирующего положения на рынке. Этого не мог себе позволить ни один экономический субъект, потому что на рынке принято жестоко карать за демпинг. Но попробовали бы торгаши-плебеи покарать родственников королей, знатность которых была сопоставима только с их финансовым могуществом. Христианское человеколюбие тамплиеров-экономистов опиралась на огромную силу, как военную, так и финансовую.
Так было и с рынками (в смысле — местами торговли), которые тамплиеры повсеместно создавали, обеспечивая им надёжную силовую охрану. Например, в командорстве Арвиль (150 км на юго-запад от Парижа) тамплиеры получили в 1205 году право на обустройство местного рынка. У деловых и сноровистых храмовников дела с рынком пошли столь хорошо, что это вызвало открытый гнев местных сеньоров, которые из-за вечной тамплиерской склонности к демпингу начали терять свои доходы. Но тамплиеры умели не только демпинговать, но и решать проблемы, в этой связи возникающие. И вот аббат парижской церкви святой Женевьевы по поручению самого папы римского отлучил от Церкви сеньора Мондубло, главного недруга тамплиеров, чтобы впредь вышеозначенный сеньор немножко думал, на кого можно «крошить батон», а на кого — не стоит.
Постепенно тамплиеры получили контроль над таким объёмом финансовых ресурсов, что могли бы спокойно парализовать всю экономическую жизнь как минимум Франции, если бы вздумали изъять все свои средства из оборота. На это обстоятельство следовало бы обратить внимание любителям порассуждать о том, где зарыты клады тамплиеров. Храмовники никогда не занимались абсурдным с экономической точки зрения закапыванием золота в сундуках, их средства находились в постоянном движении.
До глубины души поражает, насколько бедно жили те самые тамплиеры — создатели этого экономического могущества. Например, в графстве Йоркшир при аресте тамплиеров составили опись всего, хоть сколько-нибудь ценного их имущества. И что обнаружили? Церковную одежду и утварь, сельхозорудия, разбитую мебель (тамплиеры не считали нужным покупать себе лучшую) и совсем немного денег. Оружия вообще не нашли. В подвалах — весьма скромные запасы провианта для личного потребления при полном отсутствии вина. В те времена вина не было в домах только у самых последних бедняков, а это были представители самой богатой транснациональной корпорации того времени. Именно вот такие простые тамплиеры проявляли чудеса аграрной изобретательности, добиваясь сверхэффективности орденского сельского хозяйства, при этом не получая ничего, кроме морального удовлетворения, и не всегда имея даже вино к столу.
