— Я вам что приказал?! — угрожающе прорычал туранец.— Проводить пленницу наверх и развязать. А вы что сделали? Развязали и чуть не упустили! Да за это вас освежевать мало! — Он выхватил меч.— Убирайтесь отсюда все! Быстро! А то снесу пару голов — быть может, остальные лучше соображать будут!

— Ну смотри, девка,— хмуро пригрозил Хвам, уходя.

— Пошел вон, недомерок проклятый! — огрызнулась она.

Разбойники медленно, один за другим покидали зал. Каждый, прежде чем выйти, оглядывался, но, пожалуй, только в глазах Хвама и Хобо девушка видела едва сдерживаемую ненависть.

— Вот зараза,— прошипел Хобо.

— Наверх ее! — велел туранец, не желавший больше рисковать. Зажимая платком кровоточащий нос, он направился следом.

Соне завязали глаза и повели по винтовой лестнице. Она не считала ступеней, но обрадовалась, когда наконец лестница закончилась. Повязку с глаз сняли, и девушка увидела массивную дубовую дверь с небольшим зарешеченным окошком. Соню впихнули внутрь. Дверь за спиной мгновенно захлопнулась, и ключ провернулся, закрывая замок.

— Ждите меня внизу,— распорядился туранец, и Соня услышала постепенно удалявшиеся шаги.— Я остался только затем,— сказал он пленнице,— чтобы посоветовать тебе не горячиться. Еще одна такая выходка, и я не сумею удержать их…— Он потрогал разбитое лицо.— Да, быть может, и не захочу!

— Все будет нормально! Не вешай нос! — подмигнула она, со злорадством глядя, как он в досаде-закусил губу.

— Мое дело предупредить. Мне заплатили деньги за тебя… За живую,— мстительно добавил он,— но я в крайнем случае могу обойтись и задатком.

Он замолчал, выразительно посмотрев на девушку, и до Сони начал наконец доходить смысл его слов. Да и пыл драки прошел, и она сообразила, что ее положение на самом деле гораздо хуже, чем она думала вначале. Она совершенно не боялась Ханторэка. По правде говоря, она даже не понимала, на что рассчитывает Глаз Логова. Прекрасно зная, как Соня ненавидит его и как мастерски владеет воинским искусством, он мог бы прикинуть, что, очутившись не по своей воле в его постели, девушка просто свернет ему шею. Значит, он еще глупее, чем она считала… Но теперь оказалось, что и она не может похвастать сообразительностью. Иначе не стала бы так злить тюремщиков.

— Наконец-то до тебя дошло,— не без ехидства произнес туранец, видя, как девушка побледнела.— Как теперь себя чувствуешь?

— Отлично! — яростно прошипела она.— Но буду чувствовать себя еще лучше, если ты догадаешься дать мне хоть немного поесть!

— Проголодалась! — хмыкнул он и добавил уже серьезно: — Когда тебе принесут еду, отойди к противоположной от двери стене. Поднос заберешь, когда дверь закроется. И не дразни стражников. Они не слишком умны, зато очень сильны, и боюсь, что второй раз не смогу обуздать их.

— Проваливай! — огрызнулась Соня.

— Вот и договорились.

Оставшись одна, Соня осмотрелась. Квадратная комнатушка со стороной локтей в шесть. Не слишком просторно… Впрочем, для одной и не тесно. Низкая лавка, заменявшая кровать, стол, кресло и пара стульев составляли обстановку.

Интересно, зачем ей столько стульев? Не иначе, чтобы принимать Ханторэка…

Она усмехнулась. Кровать ей, кресло ему, а стулья, судя по всему, предназначались двум телохранителям, которые должны наблюдать, чтобы она не повредила чего-нибудь своему хлипкому любовнику!

Соня зло расхохоталась. Ей захотелось, чтобы он немедленно пришел сюда — уж она бы ему устроила… Почувствовав в ладонях нестерпимый зуд, девушка сцепила пальцы и нервно поежилась. За дверью послышались тяжелые шаркающие шаги. Соня отвернулась и быстро отошла к окну, не желая даже смотреть на своих тюремщиков. Шаги затихли, дверь отворилась. Кто-то вошел и что-то поставил на стол.

— Вот так-то лучше,— услышала она знакомый насмешливый голос, и кровь бросилась ей в лицо.

Она стремительно развернулась, подхватила стул и швырнула его в ненавистного туранца. Дверь стремительно захлопнулась.

— Приятного аппетита! — послышалось из коридора, и тюремщики, гогоча, удалились.

Соня без сил опустилась в кресло и закрыла глаза. Немного успокоившись, она подумала, что не худо было бы обследовать комнату, чтобы прикинуть, нельзя ли отсюда как-то выбраться. Она подошла к единственному окну, расположенному как раз напротив двери. Отворив створки, пленница увидела крестообразную решетку. Свежий воздух хлынул ей в лицо, освежая пылавшие щеки. He задумываясь. Соня взялась за бронзовую перекладину и осторожно подергала ее.

— Не-а! — услышала она донесшийся со двора голос.— Не получится. Крепкая.

Вот дрянь! Девушка едва сдержалась, чтобы не нагрубить в ответ, и, отступив в глубь комнаты, снова села в кресло.

Сколько раз Север объяснял ей, что в мгновения опасности действовать нужно осмотрительно, с холодным сердцем, так ведь нет! В замке она растерялась, из-за чего оба едва не погибли, а теперь, вместо того чтобы притвориться покорной, обмануть всех и, дождавшись удобного момента, сбежать, ринулась напролом, так что теперь за ней будут следить особенно тщательно.

Похоже, ее не выпустят из этой комнаты до приезда Ханторэка, а заявится он неизвестно когда! Но даже это не слишком бы волновало девушку, не тревожься она за Севера, которого латники увезли неизвестно куда. А она, глупая, наделала уйму ошибок, хотя прекрасно знала: отсюда, из-за решетки, помочь ему ничем не сможет.

Пленница еще раз осмотрелась. Ее окружали голые стены. Дверь и окно — единственные выходы наружу, но дверь на замке, а окно закрыто прочной решеткой. Соня опять встала, подошла к окошку и остановилась справа от него. Осторожно выглянув наружу, прикинула высоту — локтей тридцать, а то и все тридцать пять. И ни скатерти, ни портьер, ни постельного белья. Видно, все-таки туранец опасался, что она сплетет из разорванных на ленты простыней веревку и как-то сумеет спуститься по ней из окна. Хитрый гад… Наверняка сети, арканы и пращи — тоже его придумки. Его или Ханторэка.

На миг ее охватило отчаяние. Что делать? Все оружие, кожаные штаны и замшевую рубаху у нее отобрали, оставив только едва прикрывавшие тело доспехи да невысокие сапоги. Украшения, правда, тоже при ней, но что от них проку?

За окном стемнело, и теперь свет давала только лампа, до краев наполненная свежим маслом. Соня сняла с шеи подаренный Севером медальон и открыла его. Левую его половинку занимало зеркальце, на второй красовался ее портрет, написанный еще летом. С обеих половинок на нее смотрело одно и то же лицо — никаких отличий. Да и что могло измениться всего за несколько лун? Вот только взгляд погрустнел… Всего пару раз за прошедшее с той поры время она пробовала воспользоваться советом возлюбленного — все некогда было. Теперь же ей вдруг это занятие и вовсе показалось бессмысленным. Она впервые осознала, что женщина жива любовью, и поняла правоту Хэлдира. В самом деле, зачем ей бессмертие без любви?

Она вынула рисунок, за которым находился выполненный эмалью портрет Севера. Чистый прямой взгляд проник ей, казалось, в самую душу. Соня едва не задохнулась от невыразимой нежности. Даже портрет любимого, и тот пытается ободрить ее, а сам он…

Соня неожиданно почувствовала, как подбородок ее едва заметно дрогнул. Этого еще не хватало!

Она несколько раз глубоко вздохнула и прикрикнула на себя: «Ну же, Соня, возьми себя в руки!» Девушка еще раз с любовью посмотрела на родное лицо и быстро вернула свой портрет на место. Медальон щелкнул, скрепляя обе половинки.

Пленница задумчиво выпила немного сладкого пальмового вина, съела персик и поняла, что больше не может проглотить ни кусочка. Тогда она пересела на лавку. Как бы там ни было, а нужно выспаться, чтобы отдохнуть, отвлечься от дурных мыслей, а там, глядишь, и придумает что-нибудь стоящее.

Соня вытянулась на струганых досках и закрыла глаза. Прежде ей доводилось проводить ночи и в худших условиях. Главное, что тепло. Она положила щеку на локоть и почувствовала, как вдруг отяжелели веки. Усталость взяла свое, и девушка провалилась в сон, как в омут.