Острие выступа на щите Джэнси пробило тонкие носовые кости гиены и проникло в черепную коробку. Еще одна гиена наклонилась и попыталась сорвать наколенники Джэнси, но встретила ее кованый сапог и с воем рухнула, когда, резко опустив край щита, Джэнси перебила ей хребет.

Сзади на нее бросилась еще одна гиена. Даже не оглянувшись, Джэнси не раздумывая прикончила ее быстрым ударом головки Кастратора. Потом снова ткнула топором вперед, будто шпагой, всадив верхний конец в толстую глотку чудовища и сломав шейные позвонки.

Калла Малланик что-то кричал. Но его слова никак не могли повлиять на ее нынешнее положение, поэтому ее уши их не слышали. Та часть ее мозга, которая воспринимала речь, в такие минуты не работала.

Она вся пропиталась кровью. Часть ее принадлежала ей самой и лилась из правого бока. Она не почувствовала зубов, которые вцепились ей в ребра, но раскроила череп гиены лезвием Кастратора тем же движением, которым всадила головку топора в грудь твари, напавшей сзади.

Джэнси двинулась вперед. Гиены бежали прочь, все, кто уцелел. Бежали в свои берлоги, в вонючие дыры, выкопанные в руинах храма, и радужный свет стал меркнуть.

— Святые волосы Сиф, — пробормотала Джэнси. Повернулась. Чуть было не упала, потому что поток адреналина иссяк так же внезапно, как и возник. У нее почти не осталось сил в запасе.

Несколько лошадей уцелело от кровожадных зубов гиен. Они брыкались и лягались от ужаса. Сквилл стоял на коленях со своим передающим устройством, невредимый, но ослепший от страха. Отшельник стоял в трансе, уставившись на…

Джэнси замигала, глядя на нечто, очень похожее на более молодую копию Джэнси Гейн; на саму себя, молоденькую девушку, какой она была непосредственно перед тем, как приняла решение участвовать в своей первой военной кампании в качестве девы-щитоносицы, вместо того чтобы остаться дома и выйти замуж у себя в деревне, у края ледяных полей.

У фигуры, ее фигуры, на пальце правой руки была Сомбризио, так что это, наверное, Калла там стоит.

Иллюзия задрожала и исчезла, как картина, проецированная на дым. Калла Малланик встряхнулся.

— Давай убираться из этого проклятого места, — сказал он.

Отшельник двигался как автомат, пока отряд не выбрался снова на дневной свет у входа в долину, и весь остаток дня, до того как они остановились на ночлег, давал только односложные указания.

Джэнси проснулась. Каждый мускул ныл. Там, где тело распорола сталь или зубы гиены, болело сильнее, но разница была только в степени, не в качестве боли.

— Сиф! — пробормотала она. Две фигуры все еще сидели над углями костра. — Уже поздно, Калла? Ты должен был разбудить меня на вахту раньше.

Над Запустением Томидор сияли незнакомые созвездия. Обычно Джэнси не угадывала никаких очертаний в звездах, но здесь она их видела. К сожалению.

— Тебе необходимо было выспаться, — ответил Калла Малланик. — Ты весь день была похожа на одного из ходячих мертвецов. За исключением решающих моментов.

— Клянусь Сиф, — отозвалась Джэнси; но стоило ей пошевелиться, как мышцы разогрелись, и боль отступила до того уровня, который нормальные люди сочли бы терпимым. Она прищурилась, глядя через костер. — Отшельник, это ты? — спросила она.

— Да, госпожа Гейн, — ответил отшельник.

— Давай подбросим еще одно полено в огонь, — сказала Джэнси. Она подумала о возможных последствиях и прибавила: — А, нет ли… Огонь ведь не создает здесь картинок, а?

Калла пожал плечами.

— Я не видел, — ответил он. Вместо того чтобы подбросить дров, он потыкал концом толстой ветки, лежащей с краю, в середину углей. — Жара он тоже почти не дает, но, возможно, дело во мне самом.

— Я так и не спросила тебя, что ты сделал, чтобы отогнать этих гиен, — сказала Джэнси. — Я уж подумала, что нам конец.

— На самом деле ты подумала, — сказала Сомбризио, которая вернулась на палец Джэнси, — что напортачила даже в героическом деянии. Когда уже поняла, что вообще ни на что не годишься.

Джэнси посмотрела на перстень.

— Если хочешь знать правду, — сказала она, — я думала о том, какую гиену стукнуть следующей. А после того как все немного успокоилось, я действительно подумала, что не справилась, да.

— Меня навело на мысль то, что сказал отшельник, — объяснил Калла. Он кивнул в сторону сидящего рядом отшельника, но тот впал в оцепенение с открытыми глазами. Может быть, на этот раз ему что-то мерещилось в неверном свете костра.

— Что слуги Ириды когда-то были людьми, — закончил эльф. — Я считаю это странным, но большую часть людских злодеяний совершают не злые люди.

— Э? — произнесла Джэнси. Возможно, ее стукнули по голове так сильно, что во всем услышанном ей мерещился какой-то двойной смысл. Опять-таки, могло быть и так, что это Каллу стукнули по голове.

— Нет, я хочу сказать вот что, — пояснил эльф. — Большинство людей опускаются до злодеяний с самыми лучшими намерениями. Они скатываются все ниже по дороге разрушений, полагая, что их поступки необходимы, и даже несут добро. Если бы они могли увидеть, что творят, ну, они бы остановились.

— Они бы не остановились, — возразила Сомбризио. — Просто нашли бы другое оправдание.

Человеческие существа еще более достойны презрения, чем эльфы, эльф.

— А те, которые уже безвозвратно потеряны… — продолжал Калла. Все они к этому времени уже поняли, что лучшим способом реагировать на шпильки перстня было их игнорировать. — Если им показать, во что они превратились, они, ну, они не могут этого вынести. Они бегут. Как убежали слуги Ириды.

— Я все же не понимаю, — сказала Джэнси. Ничего нового в этом не было. «Не волнуйся Джэнси, у нас все под контролем. Иди и наточи свой топор, почему ты этого не делаешь?» Как часто ей приходилось это слышать, или нечто подобное? — Ты показал стае гиен, что они гиены?

— Нет, — ответил эльф с вполне оправданной гордостью. — Я показал им, что они когда-то были людьми. Я обратил могущество Сомбризио на себя. Я проецировал всем, кто смотрел на меня, его собственное изображение, перед тем как он принял фатальное решение, приведшее его туда, где он сейчас находится.

Отшельник посмотрел на Каллу отчаявшимся, замученным взглядом.

— Мне кажется, — произнес отшельник, это были первые слова со времени битвы у храма Ириды, — что это означало использовать перстень против многих одновременно. А я понял так, что его могущество действует только на одно существо за один раз.

— Так я его растянула, парень, — сказала Сомбризио. — Подай на меня в суд! Если сможешь найти правосудие по эту сторону Внешнего Моря, которое не грозило бы тебе суровым наказанием за неуплату долгов.

— Я действительно хотел найти им хорошее применение, — сказал отшельник. Казалось, он ни к кому из присутствующих не обращается, кроме, возможно, как к самому себе в молодости. — Каждый раз. Каждый.

— Наверное, ты посмотрела на меня только после того, как этот эффект пропал, Джэнси? — спросил Калла Малланик притворно равнодушным тоном.

— А? — повторила Джэнси. — Нет, я оглянулась назад когда гиены начали разбегаться. Увидела себя, какой была ребенком, и удивилась, что происходит. Святая Сиф, все равно не понимаю, какое это имеет отношение к цене лисьего меха.

Калла пристально вгляделся в нее:

— Ты не почувствовала сожаления по поводу выбора, который сделала, дорог, по которым не пошла?

Она пожала плечами. Проклятье, надо помнить, что этого нельзя делать, пока рана не заживет получше.

— О чем сожалеть? Я сделала выбор, все делают выбор. Люди, которые предпочли служить злой богине — Сиф, всем известно, что Ирида — злая. Люди, которые выбрали службу злу, по каким бы то ни было причинам, — злые люди. Все так просто.

Калла Малланик покачал головой, удивляясь.

— Ах, какой эльф в тебе погиб, госпожа Гейн, — сказал он.

— О, готова поклясться, — встряла Сомбризио. — И она произвела бы настоящий фурор, когда в ее детсадовской группе начали бы учить эстетическому восприятию, не правда ли?