Сменяющиеся картинки показывали прохождение снаряда по туннелю. С каждым новым кадром плазменное облако становилось длиннее, ярче, но одновременно и тоньше, напоминая огонек свечи, вытянувшийся по направлению к богатому кислородом воздуху. По мере истончения плазмы Наоми казалось, что она видит, как просвечивает нос ракеты. На пятом снимке облако дернулось. И на шестом — как будто огонек свечи встретил другое направление воздуха. Однако в трубе катапульты Наоми Рао прежде ничего подобного не видела.

Все прочие картинки отображали постоянное пламя, так, как оно и должно было быть, когда ракета приближается к скорости в двадцать семь тысяч километров в час.

— Это и есть то, что ты отметил в журнале как «небольшую нестабильность?» — спросила Наоми.

— Именно, — ответил Гилед.

— Но если это не сдвиг груза, тогда что?

— Ну… вы слышали о предупреждении НАСА вчера вечером?

— Предупреждение? — Наоми только как полчаса вышла на смену. — И где же оно?

— Возможно, ваша копия в ящике для электронной почты. Мы разослали копии всем операторам, как только получили ее.

— И в чем там суть?

— Ожидается нечто вроде электромагнитной интерференции, которая произойдет в течение тридцати часов, начиная со вчерашнего вечера. Это имеет отношение к солнечному взрыву и ионной буре на Солнце. НАСА хочет, чтобы все, кто связан с энергетикой, прекратили свои операции на это время, то есть на субботу и воскресенье.

— К черту!

— Да, мы и подумали, что вы это скажете, а потому стали продолжать пуски.

— И правильно сделали, — согласилась Наоми. — Стоит нам потерять тридцать часов, и мы никогда не войдем в график.

— Единственно, я думаю, что сдвиг в конверте как раз и объясняется этой «магнитной интерференцией».

Наоми снова повернулась к экрану. Конечно, видеть она могла лишь последний кадр, застывший в момент, когда верхние ворота шахты закрывали за собой красноватую петлю охлаждающейся плазмы. Она решила не просматривать файл снова.

— Наши системы заметили какие-либо вспышки?

— Мы ничего не замеряли. Я имею в виду, что ионизирующая дуга достигла нужной температуры и линейные конденсаторы сработали вовремя. Однако если в какой-нибудь из индукционных катушек окажется лишний гаусс, мы никогда об этом не узнаем.

— Совершенно верно.

— Вы хотите, чтобы мы продолжали пуски?

— Естественно! Подумаешь, вспышка в плазменном конверте! На такой скорости грузам ничто не может повредить. А уж если начнется серьезная нестабильность, тогда и будем думать об отмене запуска.

— Да, мэм.

— Очевидно, мне стоит сказать дневной смене, чтобы они не придавали особого значения предупреждению НАСА.

— Уже сделано.

— Молодцы! Ничто не может прервать мое расписание.

— Именно так, мэм!

20 000 км/ч

   21 500 км/ч

      22 900 км/ч

         23 400 км/ч

Пусковая труба космодрома Уитни,

9.44 местного времени.

Керамическое яйцо летело вперед под действием ускорения более чем в пятьсот g. Сила инерции вдавила груз — стены и внутренние переборки для новой платформы компании «Морисси биодизайнс» — глубоко в пену, обрамлявшую внутреннее пространство корабля. Под действием ускорения пена сжималась, разрушая частично составляющие ее элементы и воздушные пустоты. Однако вещество равномерно распределяло давление на корпус, внутреннее обтекаемое устройство которого было предназначено для поддержки мощной кинетической энергии, используемой при запуске.

Туннель с четырех сторон обрамлялся индукционными катушками. Встроенные в суперструктуры магниты порождали обратно-направленные поля, те поднимали вверх подушку из ионизированных алюминиевых паров, на которой покоилась ракета, стабилизировали ее положение между полярными направлениями и протягивали вперед по мере плавно нарастающего ускорения. Ракета шла легко, поскольку труба была приспособлена к отсутствию в ней обычного атмосферного давления. С одной стороны ее запирал воздушный замок, с другой — быстродействующие воротца, установленные возле вершины горы Уитни и защищенные от действия плотного воздуха высотой пика — более четырех тысяч метров над уровнем моря.

Туннель диаметром в сто пятьдесят метров был значительно шире, чем требовалось для запуска ракет подобного класса, едва достигавших десяти метров в поперечнике. Внизу, где катапульта забирала наибольшее количество энергии, индукционные направляющие вдавливались, почти касаясь керамической поверхности. Наверху же они выдавались вперед.

Необходимость такой конструкции заключалась в принципах механики при выведении корабля на орбиту. Космодрому приходилось запускать корабли на различные орбиты по оси восток — запад. Некоторые грузы устремлялись далеко на юг, пересекая под тупым углом экватор и выходя на орбиту, почти соответствующую полюсной. Другие из воротец вылетали прямо в направлении восток — юго-восток, едва захватывая Южное полушарие и повисая почти над экватором. Некоторые летели прямо вверх, чтобы затем, не выходя на орбиту, уйти снова в плотные слои атмосферы. Все прочие по пологой траектории направлялись к горизонту и исчезали где-то за пределами земной планетарной системы.

Индукционные направляющие выходили из трубы, поскольку космодром запускал ракеты как шарообразной, так и конусообразной формы.

В точке, где направляющие выходили за пределы своей десятиметровой дистанции, установленным в них магнитам приходилось создавать соответственно все более сильные поля, чтобы удержать под контролем грузы. Поля превращались в огромные взаимосвязанные пузыри, пересекаемые магнитными силовыми линиями. Задавая курс между этих полей так, чтобы каждая керамическая ракета могла выйти на нужную ей орбиту, киберы космодрома достигли кульминации технического творчества.

По мере того как груженная блоками для стен ракета скользнула к последнему этапу своего прохождения туннеля, северный полюс в расположенной впереди катушке вздрогнул и подался вовнутрь. Облако плазмы рванулось вверх, прокладывая новый курс, но уже без соответствующей поддержки от катушки внизу. Даже при скорости более двадцати тысяч километров в час и при огромных внутренних энергиях, порожденных ускорением, ракета слегка изменила направление полета, следуя за полем.

Следующее поле над пресловутой верхней катушкой неожиданно «провалилось». Корабль, движимый вперед порожденным нижней катушкой противоположным полем и лишившийся теперь поддержки сверху, устремился в дыру, тем самым поднявшись на полметра выше заданного курса.

Третий магнитный полюс верхней катушки работал в полную силу. Войдя в его поле под неисчисленным углом, но, очевидно, слишком высоким, ракета самортизировала, и нос корабля задрался еще больше.

Окружавшее четвертый магнит поле выросло само без всякой причины, что еще больше увеличило разрыв между истинным и действительным полетными курсами.

Сквозь пятый, шестой и седьмой магниты корабль летел на своем плазменном облаке уже неуправляемым. Однако вероятность того, что он будет двигаться с грубым приближением к истинному курсу и благополучно вылетит из трубы, все-таки сохранялась. Столкновение с плотным воздухом повредит ракете, но такова была цена за запуск с магнитной катапульты в самый разгар ионного шторма.

Ожидания не оправдались. Космодрому Уитни не повезло. Неконтролируемое вращение ракеты замедлилось достаточно, чтобы разрушить синхронизованную работу кибера, открывавшего и запиравшего выпускные воротца. Запрограммированный до того, как начались странные воздействия, механизм распахнул воротца в открытое небо на десятую долю секунды раньше и, соответственно, раньше и захлопнул. Полторы тонны керамики, пены и тяжелых металлоконструкций, летящие на скорости двадцать четыре километра в час, врезались со всего маху в сомкнувшиеся стальные двери.

Если бы ракета летела всего на несколько тысяч километров быстрее или если бы ворота были изготовлены из менее стойких современных материалов, то тогда корабль мог бы просто прорваться сквозь них без особых затруднений. Вместо этого стальные перегородки выдерживали удар достаточно долго для того, чтобы кинетическая энергия, толкавшая корабль, превратила его в пар. Стальные лепестки поглотили удар и срикошетили в густой воздух. Как результат акустический взрыв снес вершину горы.