— Мика, в любое время, — заверил его банкир.

— Я свяжусь с тобой.

— Надеюсь, скоро.

— …Марджори, соедините меня с президентом Евробанка. Я знаю, что они уже закончили работать, но, может быть, удастся позвонить ему домой или куда-либо еще.

— Да, сэр… Все атлантические каналы связи заняты, сэр.

— Ладно, тогда испробуем другой вариант. Попробуйте соединить меня с господином Йошу из Нихонского Центрального банка.

— Одну минуточку… Эти каналы тоже заняты. Что мне делать?

— Хм-м. И модемные, и голосовые?

— Все.

— А спутниковая связь?

— Она тоже. Извините, сэр.

— Хорошо. Попробуйте выйти на связь через часик, ладно? Ну а я пока отправлюсь на ленч с моими директорами и посмотрю, что они могут мне сказать.

— Хорошо, сэр.

Ровно

   Ровно

      Всплеск

         Ровно

Штаб-квартира регионального аудитора,

Гонконгская биржа, 11.31 местного времени.

— Господа, наш рынок более не существует, — подвел итог Роджер Фредерикс, региональный аудитор Британской Колумбии.

Начальствующий персонал Гонконгской биржи невесело переглядывался. Этан Вонг, будучи, в принципе, простым техником и самым последним во всем списке руководителей, тихонько сидел в уголке.

— Более тысячи пятисот участников торгов находятся в состоянии, близком к каталепсии, — продолжал Фредерикс, — тысячи метров кабелей и обмотки сгорели. Четыре телепорта со всеми внутренними системами охраны сгорели дотла, и, в довершение ко всему, между небом и землей повисли около тысячи четырехсот прерванных денежных операций. О суммах мы можем только догадываться, точные цифры неизвестны. Мы, конечно, можем попросить участников сделок восстановить их по памяти, а также характер сделок, заключенных на момент… этого, но, как я понял, они ничего не помнят. И даже если бы они помнили, кому можно было бы доверять? Покупателю? Или продавцу? Компьютер тоже ничем не может нам помочь. Я спрашиваю вас, что мы имеем на сегодняшний момент?

— Большую передрягу, — заметил Уоррен Ли, глава биржи.

— Именно так, — согласился Фредерикс. — И у меня нет иного выхода, кроме как объявить, что это ваша передряга, господа. В конце концов, ответственность за обеспечение надлежащей обстановки на торгах считается возложенной на вас, не говоря уж о том, что вы отвечаете за здоровье участников торгов, пользующихся «безопасной», согласно вашим уверениям, оптической связью. Когда убытки будут подсчитаны, я ожидаю, что ущерб, нанесенный вам, окажется больше, чем стоимость всех ваших объектов вместе со страховочными полисами, если у вас такие найдутся.

Биржевики уныло повесили головы, исподтишка поглядывая друг на друга.

В углу Этан Вонг отчаянно боролся с собой. Ответ на поставленный вопрос был готов сорваться с его уст. Безусловно, выступление его на Совете во главе с самим региональным аудитором может дорого обойтись. Его могут выгнать с работы, а Уоррен не преминет позаботиться об этом, если Этан вздумает встревать в столь напряженное время.

Но затем глубокое спокойствие снизошло на Этана Вонга. Он неожиданно осознал, что если то, о чем говорят присутствующие на Совете, правда, то он уже потерял свое место. Вполне возможно, что завтра он уже будет трудиться над микросхемами искусственного товароведа в бакалейной лавке кузена Вонг Хонтина. Теперь уже ничто не могло ухудшить его положения.

— Простите, сэр, — Этан возвысил голос.

Уоррен Ли полуобернулся. Глаза председателя биржи метали громы и молнии в адрес того, кто посмел высказываться в такую тяжелую минуту.

— Да, мистер… Вонг, не так ли? — осведомился региональный аудитор.

— Полагаю, что у вас есть возможность избежать этих неприятных моментов, сэр.

— Если так, то прошу вас открыть мне глаза.

— Как вы предположили, мы безусловно не можем собрать Шалтая-Болтая заново. Мы никогда не сможем воссоздать со всей точностью сделки, совершавшиеся на момент энергетического импульса.

— Замолчи, болтливый дурак! — прошипел на кантонском диалекте председатель биржи.

— Однако в вашей власти прервать операцию по любой, на ваш взгляд основательной причине, не так ли?

— Это весьма малоуважаемый аспект моей работы, — заметил Фредерикс. — Но то, что вы сказали, и в самом деле так.

— Тогда не будет ли честно аннулировать все торги дня? Не будет ни пострадавших, ни выигравших за чей-либо счет. Все вернется на позиции полуночи вчерашнего дня, а вы можете объявить, что двадцать первого марта как дня торгов не существовало.

Аудитор задумался на минуту.

— Что ж, прекрасная идея, молодой человек. — Улыбка пробежала по его хмурому лицу. — Я обеими руками за, но речь идет о международном рынке, в котором участвовали представители всех мировых бирж, а также биржи Лунной колонии. Уверен, что не все участники торгов согласятся.

— Но ведь вы же можете связаться с должностными лицами на этих рынках и достичь консенсуса? Я имею в виду, что по имеющейся в нашем распоряжении информации подобные происшествия зафиксированы и в других частях планеты. Каждая биржа в той или иной степени пострадала, и если вы предложите нечто разумное, подобно возвращению на позицию полуночи…

— Вы искушаете меня стать героем дня, мистер Вонг?

— Только если вы этого захотите, сэр.

— Посмотрим. Я свяжусь с моими коллегами в министерстве финансов, как только успокоятся статические шумы. Посмотрим, согласятся ли они.

Ли продолжал тяжело смотреть на Этана, однако гнев в его взоре уступил место чему-то неопределенному. Возможно, председатель начал осознавать, что простой компьютерный программист может уберечь от убытка в миллиарды долларов. Другие руководители подняли головы с выражением надежды.

— Конечно, — продолжал Фредерикс, — надо отвечать за тех несчастных, чьи мозги пострадали в результате вашей безответственности. Нам придется оценить, во сколько обойдется их курс лечения.

Все снова повесили головы, глядя друг на друга со смешанным выражением стыда и вины. Этан Вонг предположил, что такой исход дела их устраивает, и оказался прав.

Взяв вину на себя, они тем самым сохранят репутацию биржи. Каждый из них находился во власти силы, большей, чем личное тщеславие.

Год за годом они подтверждали свою лояльность вещи более сильной, чем любовь к стране, или преданность социальным ценностям, или уважение старших и почитание правителей мира сего. Эта единственная вещь в мире, которая не блекнет от времени, над которой бессильны жизнь и титулованные властители, которая не может износиться от бесконечного использования.

Сила денег.

10 000 метров

   9 000 метров

      8 000 метров

         7 000 метров

На подходе к международному аэропорту Эзеиза,

21 марта 2081 г., 14.53 местного времени.

Радиолокационный высотомер выдавал голосовую информацию капитану Эдуардо Томпсону, пока тот вводил свой реактивный лайнер, летящий из лондонского аэропорта Хитроу, в воздушное пространство к востоку от Буэнос-Айреса. Капитана нисколько не волновало, что высотомер был единственным действующим устройством ориентации на борту, в то время как все остальные лишь пассивно получали информацию. Сколько он помнил, в воздухе всегда обстояло именно так.

Изображение масштабной карты Рио-де-ла-Платы подавалось Томпсону на голографические очки фирмы «Нейральная связь». Слева шли ярко-зеленые аргентинские пампасы, на фоне которых выделялись серые постройки столицы и окрестностей. Справа, окрашенные желтым, виднелись равнины Уругвая, а прямо перед ним, по курсу 300 градусов, прихотливо изгибалась широкая дельта реки Параны, протянувшаяся на добрых сто пятьдесят километров между Буэнос-Айресом и аэропортом.

На экранах в мельчайших деталях отображался план подхода к Эзеизе, сориентированный на Сан-Мартин, который, согласно Универсальной Глобальной Системе Ориентирования, был принят компьютером за отправную точку в расчете координат. УГСО представляла собой активную сигнальную систему; действуя в ее рамках, компьютер считывал информацию с трех как минимум спутников на орбите, высчитывал в соответствии с ней местонахождение самолета над поверхностью Земли и вместе с показаниями радиовысотомера и собственными оценками текущего курса и скорости передавал необходимые визуальные сигналы из справочной базы данных на экраны Томпсону. Векторы подхода к ВПП были также сориентированы на них.