— Похоже, что они собираются спустить шлюпку с того борта, — заметил Эмори. — Что, у нас проблемы?

— С помощью программы вращения можно исправить большинство недочетов. Как вариант можно будет показать диктора, который разъяснит тактику, — найдем какого–нибудь помешанного на старинном оружии профессора. Даже вы, Эмори, сможете это сделать. Не исключено, что вы знаете об антирабовладельческом патруле больше, чем Питер и вся комиссия, вместе взятые. Вот это будет действительно здорово: потомок героя рассказывает о своем предке, которого в детстве боготворил. И после того, как увидел его в действии.

Харрингтон опять углубился в размышления. Шлюпка вытягивала нос брига против ветра. Теперь мистер Уитджой не сможет равняться на нос, который отворачивается. Следует ли ему совершить маневр, сделать круг и зайти врагу с кормы? Или лучше остаться на месте, продолжать стрелять и нанести парусам противника еще больший урон?

Удар по мачте вражеского корабля ослабил скорость хода и маневренность судна, но дела не решил. А Харрингтон жаждал, чтобы работорговцы оказались в безвыходном положении — всецело в его власти.

Носовая пушка невольничьего судна потихоньку отворачивалась от «Воробья». На протяжении некоего промежутка времени — кто знает, сколько он продлится? — «Воробей» сможет стрелять в противника, а тот — нет.

— Придерживайтесь данного положения, мистер Уитджой. Стреляйте столь же метко, мистер Терри.

В руках у Харрингтона хронометр. Фальконет громыхнул вновь, и капитан отметил, что команда мистера Терри стреляет с промежутком в одну минуту двадцать секунд.

Сцепив руки за спиной, Харрингтон наблюдал, как медленно меняет положение корабль противника. Тут уж как повезет. Ядра бортовых орудий могут уйти выше, ниже или пролететь над палубой «Воробья» на уровне живота молодого капитана. Может, упадут туда, где стоит он, или в нескольких футах влево или вправо. Дело случая.

Тут уж ничего не поделаешь.

Бонфорс обернулся. Взглянул на капитана и продолжил наблюдения над кораблем противника.

Команда мистера Терри выстрелила трижды до того, как настала очередь врага. Второй выстрел «Воробья» освободил сломанную мачту от опутывающих ее тросов, и она обрушилась на палубу. Третий заряд попал в грот–мачту с такой силой, что если бы пленники видели это — непременно бы возрадовались, если бы поняли, что это значит. Мачта накренилась вправо. Вся громада снастей, дерева и свернутых парусов готова была обрушиться.

Харрингтон почувствовал, что его захватила волна не поддающихся контролю эмоций, и вскричал:

— Мистер Уитджой, поворачивайте против ветра!

Руки рванули снасти. Большой треугольный парус–грот раскрылся поперек палубы «Воробья». Штурвал задал угол перекладки руля, и корабль Харрингтона начал поворачивать носом под ветер.

Несколько моряков вражеского корабля помчались к упавшему парусу. Если «Воробью» повезет, то под обломками мачты окажутся погребены один–два врага.

Если чему и учит флот, так это терпению. Приходится стоять на вахте вне зависимости от того, хочется или нет. Нужно сутками терпеть шторм, не имея понятия, когда он прекратится. Вот вы стоите, не смея покинуть пост, а жерла вражеских пушек медленно обращаются так, чтобы пальнуть как раз туда, где вы находитесь…

Первая вспышка застала Харрингтона врасплох. Если бы он командовал тем, другим, кораблем, то выждал бы еще по крайней мере минуту перед тем, как стрелять. Мимо кормы «Воробья», завывая, пролетело ядро. Через несколько секунд полыхнуло другое орудие.

На сей раз невидимое нечто пролетело над головой, футах в пятидесяти. Мистер Терри еще раз пальнул из фальконета, и Монтгомери троекратным «ура» приветствовал их выстрел.

Невольничье судно изрыгнуло третье ядро, и от страшного удара содрогнулся весь корпус «Воробья». Харрингтон взглядом обвел палубу, пытаясь оценить нанесенный кораблю ущерб, и увидел, как Монтгомери закрыл лицо обеими руками.

Наводчик схватил Монтгомери за плечи. Терри шагнул к юноше и взял его за запястья. Вокруг собралась вся артиллерийская обслуга.

— Мистер Бонфорс, пожалуйста, узнайте, в чем дело. Посмотрите, можно ли опять вернуть орудие в строй.

Бонфорс бросил на капитана один из самых недружелюбных взглядов, какие тому доводилось замечать. Это продолжалось лишь мгновение, но Харрингтон знал наверняка, что подумал помощник. Не желая выполнять неприятную обязанность, капитан перекинул ее подчиненному. Оба они знали, что приказание было правомочно — именно так следовало поступать капитану, — но это не меняло факта, что бессердечный сухарь спокойно поручает тебе то, чего обоим хотелось бы избежать любой ценой.

У борта стоял матрос. Он показал на планшир, и Харрингтон понял, что произошло. При скользящем ударе пушечного ядра от планшира со скоростью мушкетных пуль отлетели щепки, одна из них угодила Монтгомери в лицо.

— Похоже, что теперь мы знаем, кто такой Монтгомери, — заключил Эмори.

Джива просматривала только что сделанную запись.

— У меня записано. Камера все время была сосредоточена на нем. Когда они сгрудились вокруг юноши, я его потеряла из виду. Но засняла мгновение, когда обломок планшира угодил в него.

Лейтенант Бонфорс добрался до орудия и комбинацией бодрых реплик и весомых тычков начал разгонять собравшуюся вокруг Монтгомери толпу.

— Давайте же не забывать о нашем деле, джентльмены. Хоксбилл, проводите мистера Монтгомери в капитанскую каюту. Мистер Терри, надеюсь, нам хватит времени еще раз выстрелить до того, как мы отойдем от противника.

Во время планирования предстоящей миссии все сошлись в одном: обе камеры Дживы должны непрерывно отслеживать обоих гардемаринов. Было известно, что ранен будет один из них, но который именно — неведомо. В рапорте Харрингтон называл этого гардемарина мистером Монтгомери, но как он выглядел и когда это случится, было неизвестно. В отчете капитана говорилось: «Мистер Монтгомери и мистер Кларк держались храбро и профессионально. С сожалением сообщаю, что мистер Монтгомери потерял левый глаз. Он переносит несчастье с похвальным оптимизмом».

Прежде чем развернуться и по длинной, неспешной кривой подойти к корме невольничьего судна, «Воробей» отошел на добрых полмили. Люди в шлюпке пытались повторить их маневр, но в мобильности мистер Уитджой значительно превосходил противника. Состязание мощности парусов и весел завершилось, когда «Воробей» вошел в предел досягаемости орудия. Харрингтон приказал стрелять но шлюпке, и второй выстрел взметнул фонтан брызг рядом с носом лодки, отчего все гребцы тут же поспешили к трапу, свисавшему с борта их корабля.

Бонфорс хихикнул, глядя, с какой скоростью они карабкаются на палубу:

— Кажется, выдержка у них никуда не годится: им не очень–то по душе представлять собой мишени, верно?

Харрингтон оценивал положение двух кораблей относительно друг друга. Около пяти минут нос «Воробья» будет находиться точно напротив кормы вражеского корабля, а значит, они смогут метать ядро за ядром по всей длине работоргового судна.

— Стреляйте по палубе, как считаете целесообразным, мистер Терри. Дадим по ним три выстрела. И остановимся, если они прекратят сопротивление.

— Они открывают люк, — заметил Эмори.

Капитан Захария вместе с четырьмя своими людьми обступили крышку люка в центре корабля. Они пригибались к палубе, опасаясь ядра, которое в любое мгновение могло пролететь над их кораблем, сметая все на своем пути.

Четверо моряков спустились в трюм. Капитан Захария отшатнулся назад, опустился на одно колено и двумя руками стиснул пистолет.

Завидев первые черные фигуры, выползающие на солнечный свет, Харрингтон тут же махнул рукой и приказал:

— Не стрелять, мистер Терри.

Чернокожих было отлично видно. Их сковывали цепи, но все же капитан и экипаж держали африканцев под прицелом.

Выбравшись из трюма, два раба упали на палубу. Товарищи подхватили их и оттащили от люка.

— Похоже, что треть из них — женщины, — отметил Бонфорс.