— Зеленый, изготовь хлеб. Никакой реакции.

— Изготовь воду. С тем же успехом.

Однако две выемки в полу, в углу ближе к стене, содержат воду и сухой собачий корм. Сопровождаемая заинтересованным взглядом Дворняги и рычанием Шелудивой, я попробовала и то и другое. Не так уж и плохо. Я выкопала всю собачью еду из ямки, выбросив ее на пол. Как только импровизированная плошка освободилась, стена вновь наполнила ее. Так… если бы я здесь умерла, то вовсе не от голода.

А ведь несколько минут назад, я хотела умереть… Зак…

Нет. Прочь воспоминания! Жизнь — дерьмо, но умирать я не хочу. Осознание было интуитивным, но мой желудок скрутило так, как будто его зажало в тиски или… В общем, это не поддавалось описанию. Да и ни к чему объясняться или оправдываться перед самой собой — я просто хотела жить, вот и все.

Дворняга лежала рядышком, периодически поглядывая на меня. Шелудивая с червяком на хвосте вернулась в клетку. Я села и огляделась вокруг.

— Зеленый, эта собака не готова.

— Да. Что надо делать?

Так, один вопрос прояснился. Зеленый не запрограммирован исключительно на общение с собаками. Собак не спросишь: «что надо делать?» Значит, у него есть какой–то контакт с Синим, однако этот контакт не предусматривает каких–либо приказов относительно меня.

Для расы, далеко продвинувшейся в межзвездное пространство, чужаки не слишком сильны в локальных коммуникационных сетях. Или, может быть, им просто наплевать — откуда мне знать, о чем думают чужие?

— Я могу заставить эту собаку вести себя правильно, — сказала я. Ответ, который годится на все случаи жизни.

— Да.

Известны ли Зеленому подробности — то, что Дворняга отказалась вытаскивать меня из бассейна с маслянистой водой и, следовательно, моя школа послушания потерпела крах? Похоже, что нет. Я намеревалась выдрессировать Дворнягу — я действительно могла это сделать, но только не для спасения на водах — и держаться как можно дальше от убийцы Синего, до тех пор пока… пока что? Как способ выживания этот план, конечно же, никуда не годился. Однако он укладывался в рамки

«Правил выживания № 1 (Бери все, что можешь) и № 3 (Не высовывайся)». И кроме того, ничего умнее мне в голову не приходило.

— Дворняга, — вяло скомандовала я, преодолевая слабость и боль в голове. — Сидеть.

Я знала, что миновали дни (хотя смена времени суток здесь не ощущалась), а потом и недели. Дворняга научилась стоять на задних лапах, падать на спину и дрыгать ногами, подставляя брюхо, приносить по приказу еду из кормушки, находить и притаскивать мой спрятанный сапог и даже балансировать с куском собачьей галеты на носу. Не знаю, какое из этих умений могло принести реальную пользу чужим, но, пока мы с Дворнягой таким образом «работали», Зеленый нас не трогал. Никаких угроз, демонстраций или протестов с его стороны не было. Мы вели себя правильно. Какие–либо новые идеи относительно того, что же делать дальше, меня тоже не посещали. Ночами мне снился Зак, и я просыпалась в слезах, но прежних приступов безумной ярости больше не было. Возможно, такое переживают всего один раз в жизни.

Червяк Шелудивой, по–прежнему прилепленный к ее хвосту, продолжал расти. Другие червяки выглядели точно так же, как раньше. Если я подходила слишком близко к Шелудивой, то она угрожающе рычала, и я оставила ее в покое. Ее червяк по мере того, как становился больше, как–то высыхал. Шелудивая его вылизывала и спала, свернувшись вокруг него клубком. Она вела себя как сказочный дракон, охраняющий сундук с драгоценностями. Я терялась в догадках — возможно, чужаки связали этих двух живых существ с помощью каких–то феромонов? Проверить эту версию я не могла.

Шелудивая и ее червяк покидали клетку для того, чтобы пить, есть и гадить, последнее действие собака совершала в дальнем углу помещения. Я и Дворняга проделывали это в том же самом углу, и наше дерьмо и моча тут же бесследно растворялись в полу, не оставляя никакого запаха. Томас Креппер[57] просто умер бы от зависти.

Пока дни превращались в недели, я немного оправилась и пришла в себя. Дворняга также перестала выглядеть изможденной. Я все больше привыкала разговаривать с ней. Внимательный «слушающий» взгляд собачьих глаз был для меня предпочтительнее молчания Зеленого или — и это я переносила хуже — его ограниченного и бессмысленного набора реплик.

— Зеленый, у меня был ребенок. Его звали Зак. Его застрелили на войне. Ему было пять лет.

— Эта собака не готова.

Дворняга повадилась засыпать, привалившись к моему левому боку. Тут возникла проблема, поскольку я ворочалась во сне и будила ее — тогда она рычала и в свою очередь будила меня. Мы обе не высыпались и стали нервными и раздражительными. В лагере я спала по двенадцать часов в сутки. Заняться там было больше нечем, к тому же долгий сон позволял не тратить лишнюю энергию и хранил от посторонних глаз. Но о лагере я уже стала забывать. Реальностью — живой, яркой, разрывающей сердце — был Зак и осколки моей довоенной жизни, реальностью стал Купол и его обитатели: Шелудивая, Дворняга и куча этих червей… чужаков.

В один из «дней» — на самом деле я понятия не имела, сколько прошло времени — Зеленый сказал:

— Эта собака готова.

У меня оборвалось сердце. Робот собирается забрать Дворнягу в скрытую где–то в недрах Купола операционную, он собирается…

— Нет!

Зеленый проигнорировал мой протест. Но он также не проявил интереса и к Дворняге. Робот медленно подплыл к клетке Шелудивой, сделал какое–то движение, и прутья растворились в воздухе. Я замерла и вытянула шею, стараясь получше разглядеть происходящее.

Червяк вылуплялся.

Его «кожа» сильно высохла и теперь напоминала серую бумажную обертку. Сейчас она треснула вдоль верха, параллельно хвосту Шелудивой. Собака повернулась и с недоумением осмотрела это — странную вещь, которая извивалась на кончике ее собственного, ставшего очень длинным хвоста, но не проявила агрессии и даже не зарычала.

Оболочка все более покрывалась трещинами и наконец отвалилась от хвоста собаки. Эта штука внутри, раскачиваясь, пробивалась вперед, выползая наружу наподобие змеи, меняющей кожу. Это был не червяк, однако ж и не разумное существо. Личинка? Откуда мне знать — я не зоолог. Эта тварь была серой, как и все остальное в Куполе, но имела ноги, шесть ног, и голову… две головы. По крайней мере, это можно было принять за головы. Одна «голова» поползла вперед, в ней открылось отверстие, и она снова прицепилась к хвосту Шелудивой. Собака продолжала спокойно смотреть на происходящее. Рядом со мной зарычала и заскулила Дворняга.

Я дернулась вперед, чтобы покрепче ухватить веревку, служившую ей поводком. В организме Дворняги не произошло каких–либо изменений, что заставляли бы ее мириться с этой… штукой и воспринимать ее иначе чем маленькое животное, на которое можно напасть. Если собака это сделает…

Я оглянулась вовремя — чтобы увидеть, как пол раскрылся и проглотил Дворнягу.

— Эта собака готова, — повторил Зеленый, и отверстие в полу мгновенно затянулось.

— Нет! Верни ее! — Я набросилась на робота с кулаками. Он аж подпрыгивал в воздухе от моих ударов. — Верни ее! Не трогай ее! Не смей!..

Не смей что?

Не смей превращать ее в няньку для червяка, которая не будет обращать на меня внимания!..

Робот отступил. Я преследовала его, крича и нанося все новые удары. Ни то ни другое, конечно же, не принесло ни малейшей пользы. В конце концов я в достаточной степени осознала это, чтобы спросить:

— Когда Дворняга вернется?

— Этот человек ведет себя неправильно.

Я в отчаянии воззрилась на Шелудивую. Она лежала, свернувшись на боку, в позе заботливой собачьей мамаши, кормящей своих щенков. Однако личинку таким образом не накормишь. В полу появилось неглубокое корытце, наполненное какой–то густой и вязкой массой, которую личинка тут же принялась жадно уплетать второй головой. Выглядело это омерзительно.