— Почему?

Она опустилась еще на дециметр, балансируя на поврежденной конечности. Угроза падения была минимальна.

— Видал я, чего ты собираешь. Всё разное.

— Так и что?

Халцедония одолела еще несколько сантиметров. Гидравлика жалостно скулила. Однажды этим узлам и топливным клеткам придет конец, и она застынет на месте, изъедаемая коррозией, словно уродливая статуя. Приливы и отливы будут сменять друг друга, безучастные к ее разбитому и давно лишившемуся герметичности панцирю.

— Там не всё бусины.

Манипулятор раздвинул отростки коралла, и под ними обнаружилось настоящее сокровище: фигурка толстого весельчака из серо–голубого камня. Отверстий в фигурке не было. Покачиваясь, Халцедония выпрямилась и осмотрела находку в солнечных лучах на предмет изъянов в структуре камня, которых не обнаружила.

Из свободного манипулятора выехал алмазный наконечник дрели толщиной с волос, и Халцедония просверлила в статуэтке отверстие, сверху вниз. Потом продела скрученную проволоку, закрепила концы и подвесила к целой гирлянде безделушек, звякавших об искалеченное шасси.

— И что?

Ребенок поддел пальцем фигурку Будды и отпустил; та качнулась, зацепив соседний керамический осколок. Халцедония подняла корпус, чтобы мальчик не мог дотянуться.

— Бельведер я, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она. — Я Халцедония.

На закате, когда пришла пора отлива, Бельведер прыгал и скакал вокруг, болтая без умолку и распугивая чаек, чтобы самому полакомиться моллюсками, раковины которых он загребал пригоршнями и промывал в воде, прежде чем проглотить их содержимое. Халцедония почти не обращала на него внимания, прочесывая фарами мелководье.

Через несколько шатких шагов она наткнулась на еще одну драгоценность. Спутанная цепочка с несколькими бусинами — яркие стекляшки, золотые и серебряные вкрапления…

И вновь Халцедония приступила к трудоемкому процессу снижения корпуса — и резко замерла, потому что Бельведер внезапно выскочил прямо перед нею и схватил цепочку. Пальцы у него были грязные, с обломанными ногтями. Халцедония едва удержала равновесие. Она уже собиралась отнять сокровище и закинуть ребенка подальше в море, но тот поднялся на цыпочки и вытянул что было сил руку, передавая находку роботу. В свете фар его тень расстилалась по песку черным профилем, повторяя каждую прядь на макушке и волоски бровей. Халцедония была изумлена.

— Лучше мне доставать эти штуки, — сказал Бельведер, когда ее тонкий манипулятор аккуратно сомкнулся на звеньях цепочки.

Она поднесла сокровище поближе к фарам. Отличный образец, семь сантиметров, четыре бусины, похожие на драгоценные камни. При движении раздался скрип, и из головных сочленений Халцедонии посыпалась ржавая крошка. Она добавила вещицу к своей коллекции и сказала:

— Дай мне сумку.

Мальчик потянулся к промокшей насквозь котомке, полной моллюсков. Вода капала с днища и струилась по голой ноге.

— Мою сумку?

— Дай ее мне.

Халцедония с усилием выпрямилась, насколько позволяла поврежденная конечность, и теперь возвышалась над ребенком на два с половиной метра. Халцедония протянула манипулятор и из архива файлов выудила программу вежливого обращения человеческих существ:

— Пожалуйста.

Грязные пальцы Бельведера нащупали узел, отвязали котомку с плечевого ремня и отдали Халцедонии. Манипулятор сомкнулся над ношей. Анализ показал, что волокна хлопковые, не из нейлона, так что Халцедония переложила сумку в большие манипуляторы и обдала маломощным микроволновым импульсом.

Она не должна была этого делать. Подобная активность опустошала ее топливные клетки, пополнить которые она уже не сможет. Но у нее оставалось последнее задание.

Она не должна была. Но не колебалась ни секунды.

Из сомкнутых манипуляторов поднимался пар, и щелкали, открывались раковины моллюсков, запекавшиеся в собственном соку во влажных листах водорослей, которыми было выложено дно сумки. Халцедония осторожно вернула котомку Бельведеру, стараясь не расплескать получившуюся похлебку.

— Аккуратно, — предупредила она. — Горячо.

Ребенок последовал ее совету и, опустившись рядом на песок, скрестил ноги. Под листом водоросли раскрытые раковины напоминали крохотные самоцветы: бледно–оранжевые, розовые, желтые, зеленые, голубые… Россыпи драгоценных камней на подушечке из прозрачно–зеленой ульвы, морского латука. Бельведер осторожно попробовал одного моллюска и остальных умял с великой скоростью и аппетитом, разбрасывая пустые раковины.

— Водоросли тоже ешь, — сказала Халцедония. — Они богаты питательными веществами.

Когда начался прилив, Халцедония продолжила поиски. Она походила на гигантского горбатого краба, лишившегося пяти конечностей. В лунном свете ее панцирь сиял, словно спинка насекомого, и болтавшиеся под брюхом путы с драгоценностями побрякивали, словно камушки, что перекатывают в ладони.

Ребенок шел за ней по пятам.

— Тебе надо поспать, — сказала Халцедония, когда Бельведер уселся на песчаной отмели, под возвышающимися, словно башни, глинистыми наносами.

Он ничего не ответил.

В динамиках зашипело, заклокотало, прежде чем Халцедония заговорила снова:

— Тебе надо взобраться наверх, уйти с пляжа, эти наносы неустойчивы. Сидеть под ними небезопасно.

Бельведер подобрался к краю насыпи, выпятил нижнюю губу:

— Ты же остаешься.

— У меня панцирь. И я не могу карабкаться. Раскачиваясь взад–вперед на двух больших манипуляторах,

Халцедония постаралась для пущей устойчивости врыть поврежденную конечность в песок как можно глубже.

— Но твой панцирь расколот.

— Это не важно, ты должен вскарабкаться наверх.

Она подняла Бельведера над головой. Тот задергался и заверещал. В испуге Халцедония решила, что причинила ему вред, но мальчишка, как оказалось, просто заливался смехом. Она посадила его на пологий склон недалеко от вершины наноса и осветила путь фарами:

— Лезь!

Бельведер взобрался наверх. И вернулся на следующее утро.

Под заботливым присмотром робота он начал набирать вес, хотя по–прежнему бегал в грязных лохмотьях. Халцедония ловила и жарила для него морских птиц, учила разводить костер, обшаривая свою огромную базу данных в поисках пособий по уходу за человеческим отпрыском. Рос он быстро, доли миллиметра в день. Она анализировала и исследовала состав морских водорослей и заставляла Бельведера есть их, а он добывал для нее сокровища, которые Халцедония была не в состоянии подобрать. На некоторые из них реагировали датчики радиации. Для робота они опасности не представляли, но она предпочитала такие находки оставлять без внимания. Теперь на ее попечении человек; программа требовала заботиться о его здоровье.

Халцедония рассказывала истории. Библиотека ее была обширна — полна книг о войнах, морских сражениях, космических кораблях, о чем Бельведер по каким–то непостижимым причинам любил слушать больше всего. Катарсис, полагала Халцедония, повторяя снова и снова легенды о Роланде и короле Артуре, о бесстрашной Хонор Харрингтон, Наполеоне Бонапарте, капитанах Горацио Хорнблауэре и Джеке Обри. Произнося слова, она выводила их на монитор, и быстрее, чем можно было предположить, Бельведер начал читать следом за нею.

Так прошло и кончилось лето.

К равноденствию Халцедония обнаружила, что собрала достаточно сокровищ. Прилив до сих пор доставлял их к берегу в огромном количестве, и Бельведер по–прежнему выбирал и приносил самые лучшие, но Халцедония уже занималась другим: она раскладывала коллекцию на том самом плоском камне, за которым однажды прятался мальчуган. Из куска найденной меди она сделала проволоку, нанизала находки и получила нечто вроде гирлянды в несколько рядов.

Первый блин комом. Чувство прекрасного у Халцедонии пребывало в зачаточном состоянии, поэтому ей пришлось перепробовать различные комбинации, собирая и разбирая гирлянду бесчисленное количество раз, прежде чем она остановилась на приятной ее сенсорам. Дело было не только в гармоничном сочетании форм и цвета. Халцедония столкнулась с трудностями в подборе «бусин». То они не подходили друг другу по весу и гирлянда некрасиво провисала, то топорщились в разные стороны или большие заслоняли предметы помельче. Приходилось все начинать заново…