Грустная история, что уж там говорить.

— Ну почему же так произошло, — Хрущёв поднял на меня свой взгляд, в котором уже был не гнев, а боль, — скажите, почему мои последователи старательно уничтожали всё, что лучшие люди страны хотели вложить в её будущее?

— Всё очень просто, Никита Сергеевич, эти ваши последователи, что на самом верху, что чуть ниже просто не видели себя в этом самом будущем, и что более важно, они не видели этого будущего для своих отпрысков. И если оставить как есть, ничего принципиально не меняя, всё, так или иначе, повторится. Может быть не в то время как в нашем мире, а позже, но суть останется прежняя. Можно пытаться создать тайную политическую полицию, постоянно чистить кадры от разложившихся элементов, но сама принятая система элитарной власти, имеет особое свойство, способствующее разрушению советского строя. Рано или поздно те, кто дорвались до власти, захотят приватизировать народную собственность.

В нашем небольшом коллективе на эту тему велись постоянные то затухающие, то снова разгорающееся споры, и к окончательному мнению, что нужно делать, пока никто не приходил. Все участники этих споров, так или иначе, понимали, что оставлять существующее положение вещей нельзя, но предложить готовый план реформ, увы, никто не мог. Были только некоторые прикидки, как бы оно могло быть, если бы было что-то другое. По нашему сегодняшнему плану мы лишь работали над ошибками, совершенными в нашей версии истории, но кто знал, что исправляя известные ошибки мы не наделаем новых? И какой результат наших действий будет здесь к тем же годам, что сейчас у нас там, по другую сторону портала? Хотя в последние два дня из бесед с Алексеем Михайловичем, нашим историком, у меня стало пробиваться какое-то радикально новое представление о возможном будущем. Оно было ещё слабо и совершенно неконкретно, однако я уже ощущал его громадный потенциал. И почему-то все наши последние предложения к советскому руководству укладывались в него как отдельные разрозненные частички мозаики в общую картину. На моём лице отразились мои мысли, что не осталось незамеченным моим собеседником

— Неужели это можно изменить? Вы скажите, не смущайтесь, я уверен, что вы знаете ответ, хотя и понимаете, что мне он может и не понравится — Хрущёв смотрел на меня, ожидая того, что я подарю ему надежду решить все проблемы одним ударом.

— Безусловно, изменить текущее положение вещей возможно, хотя я и не могу обещать, что это будет просто. Нам надо решить вопрос создания новой управляющей элиты Советского государства, и, что не менее важно, утилизации имеющейся…, — Хрущёв как-то странно посмотрел на меня, догадываюсь, о чём он успел подумать.

— Что вы под этой 'утилизацией' понимаете? — голос генерального секретаря был спокоен, хотя я и чувствовал, что это спокойствие только внешнее.

— Вы только не подумайте, что мы разделяем методы, применяемые в тридцатые годы, — я широко улыбнулся, — совершенно незачем использовать репрессивный аппарат там, где нужно создать новый — аппарат вознаграждения. За верную службу на благо страны должна полагаться достойная награда. Не только орден Ленина на грудь, хорошая пенсия и сохранение номенклатурных привилегий для высших чиновников, а что-то ещё более существенное и при этом не унижающее остальной народ.

— Хм, интересное мнение, — Хрущёв снова впал в задумчивость, — вы можете предложить и возможные варианты этой самой 'награды'?

— Вот тут, к сожалению, я вас разочарую, мы сами ещё не думали над этим вопросом. Могу сказать лишь по себе, для меня лично лучшей наградой будет возможность продолжать заниматься любимым делом, наукой, исследованиями, студентами, наконец. При решенных бытовых вопросах, естественно. А если уже совсем стану немощен или неактуален, как профессионал, то домик в деревне у речки меня полностью устроит. Разве что небольшая лаборатория при домике должна быть обязательно.

— Вы очень скромны, Алексей Сергеевич, а вот, если человек привык к власти и не может жить без всего того, что она даёт? Его домик в деревне ведь не удовлетворит, даже с лабораторией в придачу.

— Знаете, Никита Сергеевич, психологи называют это 'профессиональной деформацией'. И те же самые психологи должны следить за всеми, кто имеет эту власть, чтобы они не стали её маньяками. У нас же власть даётся не ради благ и не ради самой власти, а для службы народу, по крайней мере, так в конституции написано. А потому отбор кадров должен быть изначально очень строгим. Независимо от любых возможных благ, которые может дать отдельный властолюбец на государственном посту, негативный эффект от его деятельности будет иметь стратегические последствия. Сколько всего дал стране Сталин, но это не дало гарантий сохранения социализма как строя и СССР, как единой страны впоследствии.

При упоминании мной Сталина в критическом контексте Хрущёв довольно улыбнулся, а я тем временем продолжил

— Так что таких властолюбивых людей просто надо выводить из управления страной раньше, чем они станут заслуженными деятелями, кто бы что не говорил. Иначе у страны не будет реальных перспектив, рано или поздно разорвут её на части такие властолюбцы, пробившиеся на вершины отдельных пирамид власти. Да и сами пирамиды надо заменить чем-то более надёжным.

— В ваших словах есть не малая доля правды, однако почему-то все страны используют именно такую систему властных пирамид, каковые есть и у нас. И вполне неплохо эти страны себя чувствуют, независимо от их возраста. Взять ту же Англию, к примеру.

— Так ведь между Советским Союзом и Англией есть существенная разница в государственном строе. Социализм производит много общих благ. Народная собственность — это как бы ничья собственность, которую при случае можно прибрать к частным рукам, как это и произошло в нашей истории. А в капиталистических странах такого соблазнительного калача нет, там всё изначально расписано, у кого чего есть и кому что светит. Можно лишь потихонечку делить государственный бюджет, да и только. Пирамидальная система организации власти по своей сути является именно капиталистической, вернее — феодальной или рабовладельческой, независимо от того, в какую форму публичной демократии она рядится. Там может быть публичная пирамида власти, временная, от выборов к выборам, и реальная, постоянно скрывающаяся за этим публичным театром. И если мы у себя не изменим всю конструкцию власти, все достижения трудового народа будут напрасны, рано или поздно система возьмёт своё, ибо в пределе некому будет сторожить сторожей.

— И какой же вы предлагаете из этого выход?

Я глубоко вздохнул. Понятное дело, от нас тут ждут готовых решений, практически панацеи на все случаи жизни, однако где нам их взять? Мы сами находимся ровно в тех же условиях, независимо на сорок с лишним лет позитивной временной разницы. Однако надо как-то объяснятся, независимо от того, что мои заготовки в сей теме практически кончились, и я вхожу в зону чистой импровизации, последствия которой для всех нас могут быть самыми значительными, причём, совсем не факт, что приятными. А потому придётся предлагать только те варианты, которые не могут принести вред в принципе. Хотя при желании извратить можно всё что угодно, но уже не мы будем в этом виноваты. Я вздохнул ещё раз и ответил максимально честно

— Здесь у нас пока нет для вас готовых предложений. Но у меня лично есть несколько практичных мыслей. Во-первых, социализм изначально предполагал в себе научную основу. Именно наука должна дать ответы на вопросы, каким быть социалистическому государству и как оно должно управляться. Нужно создать не меньше двух независимых научно-исследовательских институтов, не академических, а именно НИИ, типа 'НИИ государства и управления', которым и поставить чёткую задачу последовательно изучать различные государственные модели и системы, а так же проверять их эффективность в реальных экономических условиях. И без всякой высшей идеологии на этом этапе, как говорил Маркс — 'экономика важнее идеологии'. В задачу коммунистической партии будет входить именно идеологический контроль выбранных методов при перспективной реализации, чтобы сама экономика не стала идеологией, как это случилось в капиталистических странах. Так что всем будет хорошее дело. Во-вторых, вводить в жизнь новые наработки нужно параллельно с уже функционирующей системой, а не резко подменять старое новым, за редким исключением, когда это невозможно в принципе. И потом смотреть, что окажется более эффективным на практике — старое или новое. Старые системы тоже могут самостоятельно модернизироваться в борьбе за сохранение себя, нередко показывая куда лучшие результаты, чем были у них прежде и превосходя любые новинки. Это будет так называемый 'принцип дополнительности', который может обеспечить плавность и безболезненность проводимых реформ. Таким образом, их можно будет проводить постоянно, не останавливая модернизацию страны ни на один день и без особого риска. Да, этот метод затратен, но по любому, цена ошибки управления при резкой смене старого новым может быть куда больше, что прекрасно показала наша история.