— Это касается ваших избирателей?

Он удивленно вскинул брови:

— Пожалуй, можно сказать и так.

Он поклонился с заученной легкой улыбкой и пошел через лужайку.

Оглядев пеструю веселую толпу под сенью деревьев, Амелия обнаружила Люка. Он подошел посмотреть, чем заняты его сестры. Энн, Порция и Пенелопа вместе с Фионой сидели за дальним концом длинного стола с другими девицами того же возраста, включая младших кузин Амелии — Хизер, Элизу и Анджелику. Тот конец стола возглавлял Саймон; он обменялся с Люком каким-то небрежным замечанием, Люк рассмеялся, хлопнул его по плечу и отошел.

Люк двинулся вдоль стола, и тут его окликнули — он слишком хорошо знал этот повелительный голос. Оглянувшись, он увидел вдовствующую герцогиню, которая смотрела на него, и направился к ней.

— Дай мне твою руку, мальчик, — попросила старая дама. — Мы с тобой пройдемся, и ты расскажешь мне, счастлив ли ты, женившись на моей племяннице, и будешь ли стараться изо всех сил, чтобы сделать ее счастливой.

Приветливо улыбаясь, но сразу насторожившись, Люк помог Елене встать со стула, затем любезно предложил ей опереться на свою руку. Они пошли прочь от собравшихся, под деревья, в относительное уединение.

— Я уверена, вы будете счастливы.

Это замечание застало его врасплох; он посмотрел на Елену и почувствовал себя в ловушке ее бледно-зеленых глаз, которые, как он знал на собственном опыте, всегда были слишком зорки. В этом смысле она была еще хуже его матери — мало что могло укрыться от вдовствующей герцогини Сент-Ивз.

Она, улыбнувшись, похлопала его по руке.

— Когда ты побываешь на таком количестве свадеб, как я, тебе легко будет это понять.

— Это… утешает. — Он не догадывался, зачем она это говорит, не знал, что ей вообще известно.

— Совсем как там. — Елена указала на церковь, стоящую спокойно и мирно под лучами летнего солнца. — Так и кажется, что эти камни обладают каким-то волшебством.

Он поразился, насколько ее замечание совпадало с его вчерашними мыслями.

— Разве у Кинстеров никогда не было неудачных бра ков? — Он знал по крайней мере об одном.

— Не было — из тех, что заключались здесь. Ни единого на моей памяти.

Эти слова прозвучали так решительно, словно герцогиня предупреждала: если их союз с Амелией не оправдает ее ожиданий, им придется держать перед ней ответ.

— Тот, о котором ты подумал, — первый брак Артура — был заключен не здесь. Я слышала, что Себастьян воспротивился этому, а Артур не стал настаивать.

Люк был уверен: этого злосчастного союза вообще не случилось бы, если бы Елена в те времена была женой Себастьяна, а не молодой девушкой, живущей во Франции.

— Вы… ? он искал подходящие слова, — веруете, да?

— Mais oui![2] Я слишком много прожила, слишком много видела, чтобы сомневаться в существовании высшей силы.

Похоже, ее что-то развеселило, — он чувствовал на себе лукавый взгляд зеленых глаз, но посмотреть ей в лицо не решился.

— Ах, — вздохнула она, — признайся, что ты противишься и это тебя беспокоит?

Как всегда в разговорах с Еленой, он в конце концов начинал удивляться, как он дошел до этого. Люк промолчал и никак не прореагировал.

— Ничего-ничего. — Она с улыбкой похлопала его по руке. — Только помни: эта сила существует, и даже если между вами есть какая-то недоговоренность, ты можешь принять ее и обладать ею, когда захочешь, в любое время. Тебе нужно только попросить, и эта сила поможет тебе исправить ошибку и облегчит жизнь.

Она замолчала, потом произнесла улыбаясь:

— Конечно, чтобы воззвать к этой силе, ты должен сначала признать, что Она существует.

— Так я и знал, обязательно должно быть какое-нибудь условие.

Она рассмеялась и вернулась к столу.

— Eh bien[3]. Поверь мне, уж я-то знаю.

Люк не собирался с ней спорить, он только слегка пожал плечами.

Но все же задумался — а вдруг она права?

Настало время отъезда. День клонился к вечеру. Амелия ушла в дом, переоделась в новое дорожное платье небесно-голубого цвета и вернулась на лужайку к Люку.

Наступил момент сумасшедшей толкотни за ее букет — она метнула его со всей силы, он зацепился за ветку, потом упал Магнусу на голову, вызвав веселый смех и поток неприличных пожеланий. После чего компания самых молодых, обняв их и пожелав счастья, отправилась на озеро. Гости постарше остались сидеть в креслах под деревьями; другие — Кинстеры и их жены, Аманда и Мартин — столпились вокруг, целуя Амелию, пожимая руку Люку, и снова звучали пожелания. Пожелания ей и ему. Наконец их отпустили, и все стояли и смотрели, как новобрачные в сопровождении Гонории и Девила идут к подъезду, где стояла дорожная карета Калвертонов, запряженная гарцующими лошадьми. У кареты Гонория обняла новобрачную.

— Прошло почти семь лет с тех пор, как я познакомилась здесь с вами, на этой самой дорожке у кареты.

Глаза их встретились; обе вспомнили и улыбнулись, коснувшись друг друга щеками. Гонория прошептала:

— Помните, что бы вы ни делали, нужно получать от этого удовольствие.

Подавив смешок, Амелия кивнула; она уже готова была войти в карету, но тут ее поймал Девил и, обняв, ободряюще поцеловал в щеку. И сказал Люку:

— Теперь тебе придется ловить ее, когда она упадет.

Отметив про себя, что когда-нибудь нужно будет выяснить, что значит эта фраза, Люк поцеловал Гонорию в щеку и протянул руку Девилу.

— Увидимся в Лондоне в сентябре.

Люк сел в карету, а Девил захлопнул дверцу.

— До свидания, — произнесла Гонория.

— Счастливого пути, — вторил ей Девил.

Кучер взмахнул кнутом, карета дернулась и покатила. Медленно набирая скорость, она ехала по подъездной аллее. Гонория и Девил стояли рядом и смотрели им вслед, пока экипаж не скрылся в дубовой аллее.

Гонория грустно вздохнула:

— Ну что же, вот они и уехали.

Девил молчал, устремив взгляд на дальнюю аллею, потом посмотрел на герцогиню. На свою жену. Заглянул в ее дымчатые серые глаза, ясные, внимательные глаза, которые полонили его огрубелое сердце.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что я тебя люблю?

Гонория широко распахнула глаза:

— Нет.

Он почувствовал, как лицо у него напряглось.

— Ну так вот, это так.

Она внимательно посмотрела на него и улыбнулась:

— Я знаю. Я всегда это знала. — Просунув руку ему под локоть, она направилась к розовому саду, подступавшему к дому с одной стороны. — Или ты думаешь, я не догадывалась?

Он охотно пошел вместе с ней туда, куда она вела его.

— Я надеялся, что тебе это хорошо известно!

— Так с чего бы это столь неожиданное признание?

Объяснить это было трудно. Они вошли в утопающий в розах сад, прошли к скамье на противоположном его конце. Гонория ничего не говорила и не торопила его. Они сели и одновременно оглянулись на дом — их дом, — окутанный славой прошлого, заполненный смехом и криками их детей.

— Это что-то вроде обряда посвящения в рыцари, — проговорил Девил наконец. — Но совершенно особый. По крайней мере для меня — и кое-кого еще.

— Для Люка?

Девил кивнул.

— Нам легче прожить реальность, чем объявить о ней, легче признавать ее сердцем, чем выражать словами. Совершать, не называя.

Не сводя глаз с дома, Гонория следила за его мыслью.

— Но… почему? О, я могу понять это вначале, но со временем, согласись, поступки говорят сами за себя, и слова становятся лишними…

— Нет, — не согласился Девил. — Именно эти слова никогда не бывают лишними. Или легкими. Они никогда не утрачивают своей силы.

Глаза ее затуманились, она снова улыбнулась:

— А, понятно. Сила. Значит, для тебя выразить факт словами…

— Произнести их вслух.

— Произнеся их, сообщить правду, это как будто… — Она махнула рукой, зная, что все равно не сможет выразить то, что поняла.