Следующее утро мы встретили в Ярославле, Волга у которого стаёт весьма узкой, до 350 метров, если «на глазок». Поэтому в старые времена в сильную засуху её можно было переходить и вброд.

Вначале смотрели церковь в Толчкове. Грандиозно! И, прежде всего, благодаря силе мышления зодчего. Сам вход в церковь заказан, так как внутри ещё не было реставрации после того, как Советская власть устроила там склад лакокрасочной продукции. Но по пути проезжали и Кремль, точнее его остатки. От него, со слов экскурсовода, имеется только две кирпичные башни, больше «не строили», так как надобности не было после уничтожения пожаром в 1658 году его деревянного предшественника. Гид «ничего не слышала» о том, что «в старых книгах» Великий Новгород относили на Волгу. Естественно, она должна была молчать и о том, что Ярославль подвергся каре со стороны Ивана Грозного разрушением стен Кремля. Вместе с тем, бывшая укреплённая стена сохранена на значительном протяжении и теперь в них удачно вписаны даже целые здания. Но гид решила, что туристы на это внимания не обратят, основным контингентом среди которых были пенсионеры. Действительно, часть кирпичной стены сохранилась даже у Знаменской башни. Но заметить это могут только такие титаны, как ФН [27*]. Они писали, что ещё в XVII веке Ярославль был ВТОРЫМ по величине городом России, уступая только Москве. А ТРЕТЬИМ после них была Кострома.

«с. 292. Кострома (она же Хорезм арабских источников), как и Ярославль, входила в состав Великого Новгорода». Кремль имел 24 башни, большинство из которых было разобрано два века назад. А построил город Ярослав Мудрый, он же Иван Калита.

Из всех ярославских достопримечательностей меня тянула к себе, прежде всего, церковь Ильи Пророка. Железная ограда её несёт изображения лилий. Внутри — гигантский иконостас, и почти всё — после реставрации; остались нетронутыми только несколько изображений библейских персонажей руки царского иконописца Зубова, облачённых в очень красивые пурпурные одежды, но, кажется, лишённых какой-либо тайны. Уникальными фресками расписаны все стены от пола до потолка. Кажется, и потолок тоже (там у меня отказал фотоаппарат). Со слов экскурсовода, даже специалисты удивляются, почему на них, среди библейских событий, в «пустыне», вдруг прорисованы еловые леса. Но мы-то с тобой помним и картины Питера Брейгеля Старшего, на которых Волхвы подносят дары Младенцу Христу в заснеженном городе! А на другой его картине и «избиение младенцев» свершается в тех же зимних условиях [21б, с. 308 и цветная вклейка]. Это не могло произойти в жаркой Палестине…

Не отнять от Исуса русского происхождения, надо только, чтобы сами русские осознали необходимость этого!

В церкви Ильи Пророка в Ярославле есть Царское и Патриаршее место! С чего бы это вдруг в периферийном городе в эпоху Романовых? Подобное Царское место есть только в Успенском соборе в Москве. Может, это чудом сохранившиеся следы империи Грозного там, где и находилась столица Руси? Но гид, чуждая потрясениям среди туристов, «успокоила» — это бывшая атрибутика Алексея Михайловича и его Патриарха. Верить сегодня таким заявлениям трудно, а проверить её слова я не имел возможности.

В тот же день под вечер мы были в Костроме. Я не ожидал сюрпризов от этого визита, но реальность оказалась богаче воображения. Город очень красив, но на старый манер, в ностальгическом духе режиссёра Михалкова. Оказывается, датой его основания считается 1152 год, как и у Городца. Да и основатель тот же — Юрий Долгорукий. Рождение сына — не слишком мелкий повод для того, чтобы построить ещё один новый город, правда? Со слов гида, информация об этом событии записана в «Истории» В. Татищева (хоть она и начинается с более поздних событий, с Батыева нашествия, а все подлинные документы сгорели во время московского пожара 1812 года). Первое же упоминание в летописи встречается лишь в 1213 году.

Посетили женский Анастасин монастырь, где находится подлинная икона Фёдоровской Божьей матери: прекрасный золотой оклад, но само письмо не разберёшь, какое-то оно монотонное тёмно-коричневое. Почти все другие иконы в отдельных деревянных рамках без орнамента и резьбы. После выхода из монастыря я спросил женщину-гида, как она может объяснить факт, что на гербе Костромы ранее был османский полумесяц. Та с удивлением сказала, что об этом нигде не написано. В законности восшествия на престол Михаила Романова она не имела никаких причин сомневаться. Те же вопросы задал и мужчине-экскурсоводу из другой группы, пока он ожидал своих разбежавшихся по магазинам туристов. У этого ответ был готов. Да, герб с полумесяцем был и отражал значительную часть (до 30 %) татарского населения города (странно, почему же его нет и не было на гербе Перми и многих других городов с большим числом последователей пророка Мохаммеда?). Ну, а Михаил Романов был «нормальным» царём…Такая отсебятина в туристическом бизнесе, вероятно, должна считаться обычным явлением: лишь бы не ляпнули лишнего!

Ипатьевский монастырь, главная обитель дома Романовых, очень хорош, особенно Троицкий собор. Но это красота ради красоты. Внутри всё отреставрировано при поздних Романовых и Советской власти. Как в Ярославле и Городце, я не усмотрел и здесь тех самых корней, которые дают вере содержание. Очень большой иконостас, все стены сплошь расписаны фресками. По внутреннему периметру, на уровне человеческого роста проходит полоса орнамента из плохо узнаваемых гвоздик (со слов гида) размером со спелый херсонский арбуз, служащих, видимо, цели занять оставшуюся свободной площадь. Возможно, гвоздика должна была при Романовых стать альтернативой лилии, но, кажется, не прижилось. В соборе нет и витых византийских колонн. Хотя очень много золота, которое меня не сумело ослепить. Очень скудное изображение похожих на лилии цветов я нашёл по краю навеса, свисающего над Царским местом первого венценосного Романова. Впрочем, это лишь копия, а подлинник три года назад оправился в Коломенское под Москвой.

Главный костромской сюрприз ждал меня за воротами Ипатьевского монастыря, где расположились торговцы знаменитыми (виденными мною едва ли не впервые) местными изделиями из льна. Но суть была вовсе не в товарах. На прощание мы решились подойти к торговавшей расшитыми льняными полотенцами женщине и выбрали для себя несколько из них. После чего, не рассчитывая на откровение, я на ходу спросил её: «А у вас тут верят, что Михаил Романов был законным царём?» Ответ же был таков: «А мы знаем, что незаконный. Наши даже отказались выпускать платки с надписью в честь 400-летия дома Романовых»! Видя, что у меня перехватило дыхание, она ещё раз повторила сказанное. А мы с женой поспешили на отбывающий автобус, который доставил нас на корабль.

Далее был снова Нижний Новгород и встреча с родными из Арзамаса. Красотой здешнего Кремля, кажется, лучше восхищаться с Волги. Чувствуется столичный размах. Но первые наши шаги после радости встречи — к чудо-церкви Рождества (Строгановской) Богородицы, что в 300 метрах от причала. Хоть она и невелика, но красотой едва ли уступает собору Василия Блаженного в Москве и сохраняет важные традиции доромановских времён.

Наташа сильно занемогла при подъёме в крутую гору. Старший внук Антон часть пути нёс её на руках. Ох, и силач, а не скажешь с виду! Он уже студент второго курса местной медицинской академии. Ему от бабушки теперь перешла большая книга-монография, которой теперь суждено стать реликвией, с дарственной надписью автора, главного акушера-гинеколога России Адамян — как ведущему специалисту страны. Дальше было вкусное застолье в дорогом ресторане, после чего я помчался в книжный магазин и купил книгу нашего выдающегося мыслителя Н. Трубецкого [144*], изгнанного Лениным из страны, некоторые места из которой позволяют укрепить идеи ФН, а, возможно, указывают и на их вдохновителя: «С. 93. Заимствованные с Запада государственные идеалы империализма, милитаризма, шовинизма и государствопоклонничества были чужды не только национальной стихии исторической России, но и христианской церкви. А потому церковь была для правительства неудобна. Но в то же время в широких народных массах ещё продолжали жить по инерции обломки той идеологии царской власти, на которой держалась допетровская Русь, и так как идеология эта была тесно связана с церковью, то предпринимать открытый поход против церкви правительство боялось. В результате получился лицемерный компромисс. Императорское правительство с виду оказывало церкви всяческую поддержку, всячески подчёркивало свой союз с церковью. Но будучи в существе своём органически чуждо подлинно церковному духу, это правительство неуклонно боролось со всяким проявлением этого духа и принимало все меры к тому, чтобы церковь оставалась в полном подчинении у государственной власти. Все иерархии и священнослужители, не хотевшие подчиняться или проявлявшие слишком самостоятельно подлинно церковный дух, систематически устранялись. Ни о восстановлении патриаршества, ни о поместных церковных соборах не позволялось и думать. В Синоде, состоящем из назначенных правительством епископов, фактически всем управлял светский чиновник, обер-прокурор, и на местах, в епархиях, власть тоже фактически была в руках консисторских чиновников, а епископам предоставлен был только внешний почёт….Полное закабаление церкви убивало в ней всякий живой дух, который только слабо теплился, задушенный лицемерно «православным» русским правительством. Это правительство постаралось привить церкви и тот дух империализма и шовинизма, которым оно само было проникнуто по образцу европейских держав. А когда народные массы, не находя в православной церкви того отклика национальной совести, который они находили в ней прежде, в допетровскую эпоху, уклонялись в сектантство или в старообрядчество, правительство принимало против сектантов и раскольников суровые полицейские гонения и репрессии. Таким образом, установилось положение, при котором церковь защищалась полицией. Словом, делалось систематически всё, чтобы не только оказёнить и обездушить церковь, но и сделать её непопулярной. Это было самое злостное преследование церкви, тем более злостное, что с виду оно прикрывалось лицемерным высочайше утверждённым ханжеством». И далее: «С. 102. Учреждением Синода и обер-прокурора Пётр I нанёс русской церкви гораздо более тяжёлый удар, чем советская власть арестом патриарха. Екатерина II, закрывшая 80 % монастырей, реквизировавшая столь же значительную часть церковного имущества и сгноившая в ревельской крепости епископа Арсения Мациевича, стойко сопротивлявшегося её антицерковной политике, предвосхитила поход советской власти против церкви. Стоит только подробнее вникнуть в историю русской церкви синодально-оберпрокурорского периода, чтобы увидать, как систематически боролась с церковью власть антинациональной монархии, отличавшаяся в этом отношении от советской власти только большей тактичностью, лицемерием и планомерностью».