Так, а решение надо принимать побыстрее: строй румийцев, сразу после залпа пилумами, перешел в решительную атаку, быстрым шагом, почти бегом, приближаясь к нам.

— Туробой, бери Волеславу и к западной калитке. Мы с Хегни за тобой!

Мой безмолвный телохранитель подхватил бесчувственную Вальку и весьма проворно рванул в глубину улицы. Я и варанг припустили следом. До выхода добрались в минуту. Туробой к моменту нашего прибытия, уже открыл калитку. Погони пока не было. Видно, румийцы, стараясь сохранить строй, не смогли развить сравнимой с нами скорости. Немой телохранитель мотнул головой, предлагая следовать за ним, и мы, стараясь не сильно топать, побежали вниз по тропинке, ведущей к достопамятному обрыву. Добежали до площадки на его краю, свернули направо и по еле заметной тропке, петляющей между скальными выходами, продолжили спуск к подошве холма. Тропинка вывела нас к краю широкой лощины, в которой расположился палаточный городок.

Лагерь раскинулся метрах в двухстах правее того места, где мы остановились. Затаились в зарослях довольно высокого — в рост человека — кустарника, разросшегося по краю лощины. Преследователи, судя по всему, потеряли нас окончательно, и мы сосредоточили внимание на происходящем в палаточном городке. В лагере все еще шел бой. Огонь от горящих костров и подожженных палаток вкупе с ярким лунным светом, позволял довольно хорошо рассмотреть и оценить, происходящее. Между палатками группами по пять-шесть всадников резвилась румийская конница, добивая оставшиеся очаги сопротивления. Шансов у обороняющихся славов не было: без доспехов, вооруженные чем попало, они гибли один за другим, почти не нанося потерь нападающим. Большая часть, видимо, просто разбежалась, понимая бессмысленность сопротивления. Хотя трупов, белеющих исподними рубахами, между палатками было накидано изрядно — разбежались далеко не все.

В настоящий момент, однако, основные события разворачивались метров на сто левее нашего наблюдательного пункта. Там лощина сильно сужалась и становилась глубже. Края ее были более обрывистыми. Еще двумястами метрами дальше лощина опять расширялась и выходила к берегу реки, к пристани, у которой покачивалось на воде множество суденышек, на которых прибыли гости, желающие по чествовать посланца богов. Поскольку дно узости скрывалось в тени, я не сразу разглядел, что же там происходит. Пришлось присматриваться.

А происходило там следующее: дружинники из охраны князя Велимира и варанги Лотара, почти все в кольчугах и бронях, сбившись в кучу (скорее даже в плотный строй) прикрывшись щитами и ощетинившись копьями, медленно продвигались по дну лощины к пристани. Было их, навскидку, человек семьдесят-восемьдесят. Вокруг этой кучки отчаявшихся, готовых на все людей, кружило сотни полторы румийских всадников, периодически наскакивающих на варанго-славов и пытающихся разбить их строй. Получалось плохо: натыкаясь на щетину копий, кавалеристы откатывались назад, оставляя на земле трупы людей и лошадей.

Решение напрашивалось само собой. Нужно было двигаться по краю лощины параллельно отбивающимся славам и варангам, стараясь не попасться на глаза крутящимся вокруг них румийцам. И когда наши доберутся до кораблей, попытаться пробиться к ним и забраться вместе с ними на какое-нибудь суденышко. Или, даже не так. Нужно их опередить и пробиться на корабль самим, пока там нет никого из врагов. Отчалить, а там — посмотрим. Сказано — сделано. Я быстренько объяснил свой план спутникам. Никто не возразил. Валька, пока я наблюдал за происходящим в лощине, пришла в себя. Досталось ей крепко. Копье угодило в правую верхнюю часть груди и сломало одно, или два ребра. Осколки воткнулись в легкое. Валька покашливала и по подбородку ее стекала кровь изо рта. Хреново.

— Туробой, Волеслава на тебе, — обратился я к своему телохранителю. — Занимайся только ей. Вытащи любой ценой.

Видно было, что гигант колеблется. Ну, правильно, изначально ему была поставлена задача, охранять меня. Надо было снять все сомнения и, заодно, прояснить, кто теперь главный и чьи приказы следует выполнять.

— Перед тобой посланец богов, — четко, глядя Туробою в глаза, произнес я. — Прошедший испытание посланец. И только мои приказы ты теперь должен выполнять. Ты понял меня.

Последняя фраза была сказана с металлом в голосе, не отводя взгляда от его глаз. Туробой моргнул и склонил голову. Я повернулся к Хегни.

— К тебе это тоже относится.

— Лишние слова, господин — я дал клятву.

— Хорошо. Пошли.

Туробой подхватил Вальку на руки и, стараясь держаться зарослей кустарника, двинулся к берегу реки. Мы с варангом зашагали следом. Обогнали сражающихся довольно быстро: строй обороняющихся периодически останавливался, для отражения очередного наскока кавалеристов. Наскока, не приносящего нашим, видимого ущерба. Я еще подивился видимой бессмысленности такой тактики румийцев. Мы добрались до устья лощины, когда стало понятно, для чего кавалеристы, не смотря на жертвы, задерживали варанго-славов. Со стороны лагеря по лощине их бегом догоняла румийская пехота. И ее было много. Несколько сотен. Но, самое страшное: вдоль берега реки к устью лощины приближался еще один отряд пехоты. Примерно той же численности, что и двигающийся по лощине, и этот отряд должен был, буквально через несколько минут этого устья достичь и отрезать наших от реки и кораблей. Потом два этих отряда зажмут их с двух сторон и неизбежно раздавят. Какая-то часть, возможно, сумеет взобраться по крутым стенкам, но их выловят и истребят, рассыпавшиеся по округе кавалеристы.

Надо было как-то помочь. Попробовать задержать, заходящий им в тыл вдоль реки отряд, и дать им добраться до кораблей. Но и Вальку надо спасать. По прямой до ближайшего деревянного причала было сотни полторы метров. У причала покачивалась пара, то ли больших лодок, то ли маленьких корабликов. Я показал на них Туробою.

— Видишь лодки?

Телохранитель кивнул.

— Берешь Волеславу и, что есть духу, мчишься к этим лодкам. Грузитесь в одну из них, и ты сразу отчаливаешь. Нас не ждешь. Понял меня?

Помедлив, Туробой снова кивнул.

— Все, давай!

Телохранитель, после секундного колебания, подхватил, застонавшую жрицу на руки и начал спускаться по склону лощины, целясь на указанный причал.

— Теперь с тобой, — обернулся я к Хегни. — Твоя задача бежать сейчас к соседней лодке у той же пристани. Отвязать ее и приготовить к отплытию. Весло там, в руки возьми, что ли, что бы было чем оттолкнуться. Ну да не мне тебя учить. И ждешь меня. Как только я к тебе запрыгну — отчаливаем. Пошел!

Варанг, однако, выполнять приказ не спешил.

— Ну, чего стоим, кого ждем!?

— А, что собрался делать ты, господин? — спокойно и негромко спросил он.

Было понятно, что ответить нужно — упрямый варанг не сдвинется с места, пока не услышит внятный ответ. Ну, хорошо.

— Я попробую задержать вон тот отряд румийцев, идущий вдоль берега. Надо дать нашим добраться до кораблей.

— Ты собираешься сделать это в одиночку? Думаешь это возможно? — задал, в общем-то, вполне резонный вопрос Хегни.

— Попытаюсь. Опять же, ты забыл: перед тобой посланник богов, вообще-то.

— Это так…. - уронил мой будущий воевода. Особого воодушевления в его голосе слышно не было. Секунду помолчал, видимо, что-то прикидывая, и потом выдал:

— Я с тобой. Отчалить успеем вместе.

Стало ясно, что спорить бесполезно, а времени уже не остается.

— Ладно, пошли.

Я прыгнул вниз и, обрушивая глыбы глины, съехал на дно лощины. Бой заметно приблизился. Небольшая кучка румийских всадников гарцевала не более чем в пятидесяти метрах. К счастью, все их внимание было обращено в сторону приближающейся кучки варанго-славов, и нас они не заметили. Со всей возможной скоростью я и Хегни рванули к выходу из лощины, миновали его, свернули направо и, пробежав еще с сотню метров, остановились. До бегущих к нам, гремящих доспехами румийских пехотинцев, оставалось метров пятьдесят, и это расстояние быстро сокращалось. Похоже, они не собирались даже приостанавливаться, чтобы разобраться с двумя, не весть, откуда взявшимися сумасшедшими славами, предполагая просто сбить их с ног своей массой и затоптать в прибрежный песок. Надо было как-то их притормозить. Я вскинул руки с сохраненным кавалерийским щитом в левой и мечом в правой и заорал так, что даже у самого в ушах зазвенело: