— Мы, — изрекает король, опуская проклятую телячью кожу на колени, — обдумаем послание нашего царственного брата и вызовем вас, чтобы передать ответ.

Старая ворона кланяется, метет перьями пол. Падальщики они, вороны, и мусорщики, и птенцов едят, и глаза беспомощным выклевывают, но тут с добычей ошибка вышла. А какой именно будет ошибка, это Его Величество подумает. И не один.

Второй раз выдергивать кузена в столицу сигнальными огнями… да в этот раз с дороги — это уже даже не шутка, это арабская ночная повесть, где все повторяется и закончиться никак не может. Людовик милостиво улыбается посланнику своего брата Филиппа. Кузен Клод будет недоволен? Пусть срывает недовольство на ком следует.

12 октября, день В такие дни, как сегодняшний, а также во многие иные, а, в сущности, почти всегда, господин д'Анже, начальник королевской тайной службы, думает, что он — очень плохой христианин. Просто никуда не годный христианин, и, главное, раскаивайся в том, не раскаивайся — не поможет, завтра же — пресвятая дева Мария, молись за нас — снова согрешишь. Добрый христианин, как известно, мечтает жить в мире — со всеми, кроме диавола и слуг его. А д'Анже, увы, предпочитает мирному житию смуты и безобразия. Потому что в дни смут и безобразий никто не спрашивает его: «как вышло, что вы этого не знали?», а спрашивают только «что вы знаете и можете узнать?»

Господин д'Анже знает довольно много; много — но недостаточно. Он знает, что с самого дна города всплыл некий документ, который уже стоит примерно полтора-два десятка голов, пусть это в основном головы преступников и проходимцев, но там же и альбиец, франконец, два каледонца, а еще вокруг вертелось всякой твари по паре. Он знает, что документ этот имеет непосредственное отношение к наследнику престола, что наследника престола из-за него дважды вызывали в столицу срочно, так срочно, как не вызывали бы и по поводу начала войны. Что на очередной аудиенции, данной арелатскому посланнику, случилось нечто странное и неожиданное — но развития не получило. Что еще до первого приезда Его Высочества, сразу после ночной поножовщины, господину д'Анже настрого велели прекратить всякие розыски и расследования, чего он, конечно же, не сделал. Это он знает. Остальное — предположения и догадки.

Король и герцог Ангулемский милостиво кивают ему. Вид у обоих… совершает — и опять же, в который раз — мысленное оскорбление величия д'Анже, как у только что переведавшихся друг с другом особо крупной и гнусной характером гарпии, простите, Ваше Высочество, и грубо разбуженной речной лошади, простите, Ваше Величество. Странно, что слышно ничего не было, да и стража у дверей кабинета никаких признаков беспокойства не проявляла. Вероятно, все перья и клочья летели шепотом. Наследник престола сидит, вопреки обыкновению, не прямо, а склонив голову так, словно клюв притягивает к земле. С этим его румянцем неровными пятнами кто-нибудь когда-нибудь решит, что принца унизительным образом оскорбляли. А у короля вид, будто его невесть кто за гриву тянет, осадить пытается. И — понимает начальник тайной службы Его Величества Людовика VIII Аурелианского, — этот, прости Господи измену, пандемониум скрещивает взгляды именно на нем. Страшно не становится. Становится почти легко и радостно: сейчас отправят в отставку, возможно, даже сошлют. Например, на толедскую границу. Там тепло, там хорошо, девушки красивые, вино вкусное… Там, правда, еще и ничего не происходит — но и не нужно. Кто его там будет спрашивать? И о чем? Разве что случайный гриф осведомится, где тут Пиренеи.

— Подождите, — вдруг говорит король не то себе, не то наследнику. — Так будет быстрее. Он берет со стола футляр и протягивает д'Анже.

— Читайте.

— Это, — спокойно отвечает негеральдическим зверям д'Анже, — гнусная подделка. Кажется, пятая или шестая с начала года.

— Я бы сказал, — скрежещет герцог Ангулемский, — что это очень неплохая подделка. И я бы на вашем месте спросил, как Его Величество ее заполучил.

— Это скверная подделка, Ваше Высочество, — с полупоклоном объясняет д'Анже, будучи на своем месте. — Новые чернила, яркие краски. Пергамент совсем не тот, что должен быть. Не исключено, что она сделана с хорошей подделки, но сделана плохо. Если вы, Ваше Величество, и вы, Ваше Высочество, соблаговолите обождать около часа, я покажу вам все находки тайной службы, посвященные этому обстоятельству. Их уже более сотни — но за эту я дал бы не более золотого. Нет,

— задумывается на мгновение д'Анже. — Не более пяти. Этот документ составлен не так, как прочие.

— Что же, — интересуется король, — показалось вам странным?

— Фраза о порядке наследования, Ваше Величество. Тот, кто сочинял этот документ, не имел никакого представления ни о нынешней, ни, тем более, о тогдашней юриспруденции, — спокойно объясняет д'Анже, а в голове у него мечется «и только? всего-то?»— А то, что нотариус подписался первым… простите, Ваше Величество, Ваше Высочество, но вы же понимаете, что такого просто не может быть…

— Очень упрямый был человек мэтр Бретиньи. Заутреню можно было отслужить за то время, что его уговаривали, — кивнул герцог. «И все свидетели такое, конечно, запомнили. Помирать будешь — не запамятуешь, — думает д'Анже, привычно вскрывая простое обстоятельство. Потом соображает, о чем речь, и думает вслед: — Главное тут не выдать удивления. Я не должен удивляться. Но я все-таки удивлен. Тем, что этот бестиарий готов растерзать меня на пару, плечом к плечу, а не я неделю назад получил приказ тайно избавиться от наследника престола…»

— Значит, — нахально пожимает плечами д'Анже, потому что больше ничего не остается, — мне придется нарушить волю Его Величества и включиться в охоту за грамотой. Я просто не могу упустить подлинник, собрав столько подделок.

— А кто в ней участвует? — спрашивает Его Величество. На этот вопрос ответы есть.

— Часть заречных городских шаек, альбийская Компания Южных Морей, люди каледонского канцлера, несколько человек, получающих деньги и инструкции из Трира, впрочем, эти уже ничего не ищут, господин граф Андехс, полномочный представитель Его Величества Филиппа Арелатского и — возможно — господин граф де ла Валле. Удивляется отчего-то герцог Ангулемский. Но он не из тех, кто спросит что-нибудь вроде «Вы уверены?» или «Я не ослышался?». Господин герцог, конечно, не ослышался. Можно было бы добавить, что и он сам, через человека своей свиты, разыскивает тот же документ. Но достаточно просто упомянуть графа де ла Валле, поскольку молодые люди занимаются этим вместе.

— На месте графа Андехса, — задумчиво говорит наследник престола, — я бы это делал в любом случае. Но я не на его месте…

— У господина графа Андехса, как и у прочих охотников, нет оригинала. Ручаюсь головой. Документ надежно спрятали, а потом спрятавшие умерли.

— Считайте, граф, что ваше предложение принято. Что ж. Кто стучит, тому откроют, а кто ищет, тот найдет. Эта истина веры у нас с Арелатом общая. Думаю,

— продолжает принц, — что именно вы в ближайшее время отыщете оригинал.

— Приложу все усердие, Ваше Высочество, — кланяется д'Анже. Найти придется. Совершить чудо, вылезти из кожи вон, но найти.

— На ваше усердие будет полагаться только дурак… — кривит рот герцог Ангулемский. — Давайте назначим место, где вы его найдете.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спрашивает король.

— У нас есть копия. У меня есть описание подлинника. Чернила, пергамент, пометки и потертости воспроизвести несложно. А вот воров и разбойников лучше взять настоящих — какая им разница, за какие именно подвиги им висеть или грести?

12 октября, вечер — 13 октября, утро

По дворцовым коридорам ползет яркая пестрая змея. Ползет, извивается, обтекая углы, стекая по лестницам или поднимаясь вверх, растягивается в узких переходах, сжимается в просторных галереях. Ползет, шуршит, шелестит, присвистывает, прищелкивает, позвякивает, постукивает. Нрав у змеи — змеиный, разумеется, вот она и присматривается, принюхивается, пробует раздвоенным языком: кого бы ужалить? В кого бы вцепиться и выпустить яд? От покоев Его Величества змея ползет прямиком к покоям мадам Шарлотты, госпожи герцогини Корво, сестры Ее Величества королевы Жанны Армориканской. Что делать в покоях второй дамы королевства ядовитой змее? Вопрос, достойный провинциала или, хуже того, чужака. Всему Орлеану известно, что делает Его Высочество герцог Ангулемский в Большой приемной Ее Светлости. Он там проводит почти самые лучшие часы своей жизни. Почти — потому что, по его собственному признанию, самые лучшие он проводит в Ромском доме, принадлежащем все той же госпоже герцогине. И туда он является без ядовитого хвоста. Потому что этот хвост, заметят сплетники, но только про себя или в очень узком кругу, ему там не нужен. Но в этот раз змеиная голова в дурном настроении и настроение это уже передалось хвосту, но еще не просочилось в окружающий лес. Да, конечно, на лице