Еще мгновение — и она оказалась в объятиях Девила; теперь ничто не отделяло ее от этого разгоряченного мускулистого тела. Густые жесткие волосы щекотали ее грудь. Его твердые властные губы не давали пощады. Да, он завладеет всем: и телом, и душой, — а потом потребует большего.

Этот стремительный натиск сначала испугал Онорию и она дернулась, словно пытаясь вырваться. А потом отдалась потоку страсти, пылко отвечая на поцелуи, впиваясь в тело Девила ногтями, наслаждаясь бешеным, головокружительным водоворотом, в который их заманило сладострастие.

Их языки переплелись, губы таяли и плавились, они дышали одним дыханием. Длинные пальцы раздвинули бедра Онории, поглаживая жаркие влажные складки кожи, проникая внутрь все глубже и глубже.

Онории казалось, что ее пожирают языки пламени, а через несколько минут она была низвергнута в огнедышащий ад. Он клокотал в крови, подчиняя стук сердца безумному ритму желания.

— Опустись на меня, — приказал Девил, сжав ее ягодицы.

Онория была потрясена. Сейчас ей хотелось одного: впустить Девила в себя, все остальное не имело значения. И тем не менее… Она покачала головой.

— Ты слишком велик для меня, ничего не выйдет.

— Просто опустись немножко.

Онория подчинилась движению его рук, почувствовала первое прикосновение чего-то горячего и твердого и замерла. Тогда Девил открыл ее, словно раковину, и вошел внутрь. Она придушенно застонала, хватая ртом воздух.

Онория не ожидала, что это окажется таким большим. Мужское естество, твердое, как железо, горячее, как раскаленная сталь, вонзалось в нее раз за разом. Она испуганно посмотрела.

— У нас ничего не получится.

— Получится. Твое лоно растянется — так устроено женское тело.

Девил действовал умело. В хаосе захлестнувших ее эмоций, где страсть смешалась с неуверенностью, сомнениями и жалкими остатками девической скромности, все подавляло отчаянное желание принадлежать ему. Мысль эта была для Онории якорем надежды. Она опустилась ниже… и остановилась.

Девил немедленно приподнял ее.

— Опустись еще раз.

Онория подчинилась, но ее девственность снова преградила им путь. Они долго повторяли этот маневр. Когда напряжение, сковавшее ее тело, спало, Девил шепнул:

— Поцелуй меня.

Онория тут же подняла голову и приоткрыла воспаленные губы. Девил сдерживался из последних сил. Он хотел как можно дольше сохранить контроль над собой, чтобы не причинить ей лишней боли. Онории и так придется пережить неприятные минуты.

Но надо было действовать! Один мощный рывок вперед — и все было кончено. Он глубоко вонзился в ее лоно, заполнил его, растянул… Онория закричала, но Девил закрыл ей рот поцелуем. Она словно окаменела. Он ждал, пока ее тело обмякнет. Это будет первым признаком признания, а оно придет непременно. Он сурово подавил грубый первобытный порыв немедленно утолить свою жажду в тесной, пышущей жаром пещерке.

Они оба дышали прерывисто, судорожно глотая воздух. Онория облизнула пересохшие губы.

— Ты имел в виду этот крик?

— Нет. — Девил коснулся губами уголка ее рта. — Боли больше не будет. Теперь ты будешь кричать только от наслаждения.

Боли не будет. Если бы так! Воспоминание о ней было таким острым, что Онория до сих пор не могла опомниться. Но постепенно, с каждым глотком воздуха, с каждым ударом сердца, боль ослабевала и по телу разливалось тепло и слабость. Онория пошевелилась, но Девил удержал ее.

— Подожди.

Пришлось повиноваться. Только сейчас Онория поняла, чего стоило Девилу сохранять контроль над собой. Ощущая внутри твердую пульсирующую плоть, она вдруг осознала свою уязвимость. В нее ворвалось, вторглось нечто чужое…

Девил застонал. Его глаза были плотно закрыты, лицо окаменело. Мускулы напряглись, будто он сражался с невидимым противником. Его мужское естество излучало жар. Онория чувствовала, что он не может больше сдерживаться. Боль прошла, а вместе с ней исчезла и инстинктивная потребность сопротивляться. Не сводя глаз с Девила, она высвободилась из его объятий и медленно опустилась на колени.

— Да.

В этом коротеньком слове звучал страстный призыв. Они начали все сызнова, но на этот раз Онория не нуждалась в указаниях. Чувствуя ответный бурный порыв, она упивалась тем, что в самую глубь ее тела, влажную и горячую, проникает стальная тяжесть.

Онория поднималась и опускалась, покачиваясь на волнах чувственного наслаждения. Запрокинув голову, она целиком отдалась новым ощущениям. Ей хотелось навеки запомнить каждую томительно-долгую секунду их близости. Слова были излишни: ее вели вперед сильные руки, не перестававшие ласкать грудь, живот и соблазнительные округлости бедер. Стеснительность, сдержанность, стыдливость — все пропало без следа. Их тела двигались, подчиняясь древнему как мир ритму любви, сливались друг с другом в полной гармонии. Онория впилась в губы Девила и прижалась к нему, дерзко требуя большего. Его глаза сверкнули.

— Тебе хорошо? — спросил он, рисуя магические круги на ее бедрах.

Онория посмотрела на него и медленно опустилась вниз. Девил вздрогнул и стиснул зубы. Осмелев, она лизнула жилку, пульсирующую у самого основания его горла.

— Вообще-то я считаю, что это… — Она умолкла, ей не хватало воздуха.

— Удивительно? — едва слышно прошептал Девил. Глубоко вздохнув, Онория зажмурилась.

— Увлекательно.

Его смех она почувствовала всем своим телом.

— Доверься мне. — Девил нежно лизнул ее ушко. — Тебя ждет еще большее наслаждение.

— О да, — пробормотала Онория, стараясь сохранить рассудок. — Я верю, что в этой области тебе нет равных. — Она приподнялась. — Значит, теперь я стала твоей любовницей?

— Нет. — Девил едва не задохнулся, когда Онория мучительно медленно скользнула вниз. — Моей ученицей.

Она будет его рабой, но говорить об этом не стоит.

Онория опустилась ниже, чем в предыдущий раз, мужская плоть вошла в нее глубже. Дыхание со свистом вырывалось из ее груди, лоно инстинктивно сжалось. Девил стиснул зубы, сдерживая стон. Онория смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Как это странно… чувствовать, что ты во мне. — Она провела языком по пересохшим губам, ее грудь бурно вздымалась. — Я в самом деле… думала… что ты мне не подойдешь.

Едва сдерживаясь, Девил напряг каждый мускул. Прошла минута тягостного молчания.

— Со временем… все наладится, — наконец выдавил он.

— Со временем?

У Онории округлились глаза, но Девил не мог больше ждать. Он стремительно опрокинул ее на подушки, придавив всей своей тяжестью и жадно целуя в губы.

Прежнюю позицию он выбрал для того, чтобы лишить Онорию девственности, соразмеряя свои силы и ставя пределы своему вторжению. Но время ограничений миновало.

Онория замерла, придавленная весом его тела, но Девил тут же приподнялся, опершись на руки, потом медленно, осторожно вышел из нее, расправил затекшую спину и вновь резким движением проник в горячее скользкое лоно.

Он продвигался вперед, дюйм за дюймом. Ее тело принимало его, подчинялось, растягивалось… В больших серо-голубых глазах Онории вспыхнули серебряные искорки, потом их заволокло дымкой. Девил погрузился в нее до самого дна — шпага вошла в узкие шелковистые ножны.

Некоторое время они лежали спокойно, глядя друг другу в глаза.

Онории было трудно дышать: Девил заполнил ее целиком, она изнутри ощущала ровное биение его пульса. Выражение его лица вдруг стало жестким. Он смотрел на нее, как победитель, — сверху вниз. Теперь она в его власти. Онория почувствовала, что более не принадлежит себе, и ее сердце болезненно сжалось.

Девил ждал. Но чего? Признания в том, что она сдается на его милость? Эта мысль почему-то не испугала ее, а наоборот — придала уверенности в себе. Она доверяла этому человеку и была счастлива! Схватившись за руки Девила, она приподнялась и поцеловала его в губы. Застонав, он снова уложил ее на подушки и откинул волосы, упавшие на лицо.

С каждым движением наслаждение росло, как океанский прилив, поднимая их все выше и выше. Подстраиваясь под его ритм, Онория то удерживала в себе мужское естество, то через мгновение неохотно отпускала. Эти самые интимные, исступленные, опустошающие ласки уносили ее далеко-далеко, а впереди уже виднелась еще неведомая ей земля обетованная. Мысли и чувства смешались воедино в этом головокружительном полете. Теплый свет заливал тело Онории, пронизывая каждый нерв, каждую жилку. И вдруг ее захлестнуло ощущение слепящего неземного блаженства. Прерывистое дыхание и стоны стали громче.