Перекусывали всухомятку, костров не жгли, нечего заранее настораживать противника. Пока ели, солнце уже стало клониться к западу, пора нам в дорогу. Вслед за Верстой и его командой люди вразброд направились к реке.

Сборный отряд переправился через Незнанку и двинулся по дороге к Совхозу.

Вот и вечер. Сидим мы с Митькой в дозоре над поселком, дымки из труб образуют белое марево, скоро его уже не видно будет. Слышатся обыденные звуки вечерней сельской жизни поселка. По дороге мы никого не встретили, и «языка» придется брать на месте. На выезде из поселка расположена застава и, судя по выкрикам, дружинники службу несут не очень ревностно… Пьянствуют, сволочи. Все наши тоже по кустам сидят, перекрыв северную околицу совхоза. Совсем стемнело, Митька начал посапывать, привалясь к моему боку. От нечего делать я стругаю палочку и поглядываю в сторону Совхоза.

В темноте я вижу как кошка, и эту сладкую парочку, оторвавшуюся от строений, увидел сразу же, ага в кустики собрались… Как раз в ту сторону, где залег Верста с тремя ребятами… Парень, как тетерев на току, ничего не видя вокруг, сам завел девку в засаду, охотничек, блин… Впрочем, это у нас почти все мужики вынуждены охотой промышлять постоянно, а этот вовсе, может быть, кузнец или подавальщик в трактире. Послышался глухой удар, всхлип и короткая возня… Я толкнул Митьку, и мы тихо перебрались в овраг, где заранее договорились встретиться с остальными. На дне оврага Верста вовсю стращал малого:

– Так, я щас кляп вытащу, вякнешь – мы тебе глаз на жопу натянем и девку потом твою отдерем хором. Ответишь на вопросы – свяжем некрепко и оставим здесь, небось к утру выползете. Одежка на вас теплая, не замерзнете… Ты понял? – Парень торопливо покивал, косясь на связанную подругу, ворочающуюся на мокрой земле…

В общем, парень объяснил, в каком доме дочь Версты находится, сказал, что дружинники в сторожке дежурят по двое, а общественную конюшню, склад и местную тюрьму охраняет один сторож. Верста, узнав, на какой дом придется напасть, впал в задумчивость. Похоже, знал, к кому его дочь попала.

– Так, Семен, – позвал он своего младшего брата, такого же рыжего, но более складного парня, – делимся на три отряда. Сначала дружинников на заставе повяжем. Ты со своей группой нас не дожидайся, сразу к складу иди. Как со сторожем разберетесь, грузите товар на телеги, там, у конюшни, их штук пять стоит, лошадей берите покрепче, каких в телеги, а каких под седло – сами решите. Рябиновские останутся охранять заставу, да и за трактиром заодно приглядят, не все пропойцы еще разошлись. Дом я сам пойду брать.

Верста отобрал людей в свой отряд. Я пошел с группой Семена, а Митька попал в отряд Версты. Как разобрались с заставой, я не знаю, во всяком случае шуму не было. Наш десяток обогнул поселок слева, и мы пошли прямо по полю. Ветер дул от нас, и собаки во дворах чужаков могли учуять, но обошлось, мы предварительно намазали кабаньим салом руки и лица, зимой зверье часто копается в полях, благо земля почти не промерзает. Семен впереди подал знак – вверх кулак, стоим, значит. Я это увидел, а мой сосед сослепу уткнулся мне в лопатки…

– Так, садись парни, осмотримся малость, поосторожимся, может, караульный и не в каморке у себя. Про собак «язык» не говорил ничего, вроде не гавкали, но, может, у него волчий пес, а они не лают… Ты, Степан (это мне, значит), сейчас подберись к окошку, глянь что там…

Осторожно передвигаюсь, стараясь не зацепиться за дворовый хлам. Неряхи какие, вот что значит общественные конюшни. В своем дворе колеса от телеги или развалившийся хомут небось посреди двора не бросили бы. Подобравшись к оконцу, затянутому мутной пленкой, я ничего интересного не увидел. На нарах виднелся силуэт спящего сторожа, на котором играли блики огня из почти прогоревшей печки. В углу, у дверного проема на стене, висел дробовик, а больше в сторожке ничего не было. Махнув рукой ребятам, я осторожно открыл дверь, Семен, отстранив меня от проема, мгновенно метнулся к спящему сторожу, взмах ножа, и старик даже не пискнул.

Внезапно сзади послышалась возня, рычание и чей-то испуганный вскрик… Резко отстранившись от дверного проема, я увидел, как крупный пес рвет антоновского пацана, а остальные оцепенело стоят вокруг, боясь поранить парня. Да че стоять, блин! На втором прыжке я навалился сверху на пса, плотно поймав его шею и голову в захват, и несколько раз ударил ножом в бок собаки. Последний раз ударил меж ребер, загнав нож по самую рукоятку, пес подергался и затих…

В общем, парень пострадал не сильно, пес сзади располосовал куртку и мясца слегка прихватил, крови много, но затянется за пару недель… Перевязал раненого чистыми тряпицами (каждый охотник носит в котомке тряпки, мало ли – зверь на охоте располосовать может). К этому времени все уже разбежались: кое-кто уже потрошил склад, Семен распоряжался, двое выкатывали телеги из-под навеса, а я бросился к конюшне. Так, сначала сбрую, хомуты, дуги, седла… так, все вытащили. Кони, чуя чужих и кровь, тревожно вздрагивали. Я прошелся вдоль стойл и увидел Его – темный мерин спокойно, вполне дружелюбно и слегка лукаво косился на меня, мол, что стоишь, ты мне вполне подходишь…

Наверное, я все придумал, но сразу для себя уяснил – этот конь мой! Правда, в дальнейшем, возможно, придется доказывать это другим. Я спокойно надел узду на Ворона (так я его назвал сразу) и вывел из стойла.

Во дворе уже запрягали в телеги и седлали лошадей, грузили материю, оружие, кожу, мешки с солью. Привязав Ворона, я прошелся по складу, подобрал небольшой мешок с солью, добротный тулуп деду, несколько пачек патронов, латунных гильз под калибр своей «тулки»[4] и плохенькую саблю в дешевых ножнах… И тут услышал легкий шум из дальнего конца склада. В углу за перегородкой оказалась местная тюрьма, уж не знаю, почему ее соединили со складом, наверное, сажать было особенно некого, но сейчас в ней сидел явно не местный мужичок. Одежда ненашенская, вся уже истрепанная, сам он худой, но, видимо, крепкий как гвоздь. Выпустил бедолагу, перерубив отыскавшимся на складе топором звено проржавелой цепи. Вывел я его во двор, а там Череп (так прозвали за лысую голову антоновского пацана) уже пристраивает седло на Ворона…

– Спасибо, – говорю, – тебе, Череп, за седло, а лошадку оставь, моя она…

Тот зло ощерился, но связываться со мной не стал. Вдали, у заставы, прогремел выстрел… Все засуетились… Попрыгали на лошадей и в изрядно груженные повозки, даже чужак охлюпкой[5] вскочил на лошадь, привязанную к одной из телег. «Чужак-то куда,» – успел подумать я… Но тут, уже особо не таясь, наша кавалькада вывернула на центральную улицу.

Выстрелы от поста загремели чаще… В домах уже явно проснулись, скрипели открываемые калитки, но пока это только разведка, стрелять будут позже, если не проскочим заставу с ходу. Стрельба шла от трактира, видимо, засидевшиеся за столом дружинники решили проведать перед сном заставу и нарвались на хуторских, оставленных в заслоне (потом как я узнал, все произошло именно так). На дороге перед трактиром лежало несколько неподвижных тел, оставшиеся в живых дружинники вели огонь по заставе, прячась за углы домов по обеим сторонам улицы. К счастью, у них не было автоматического оружия. В спешке я кинул Ворона вправо, сбросил ножны с клинка – некогда было прикреплять, свесился влево, прячась за коня, и, когда пуля просвистела, вырвав кусок кожи с плеча куртки, неловко рубанул по крепкой шее стрелявшего в меня бойца. Сабля, скользкой змеей, вывернулась из руки и… через мгновение Ворон вынес меня за заставу. Сзади стрельба еще более участилась, это дружинников добивала группа Версты…

К Лосиному броду подошли к полудню, долго добирались, не спеша, знали, что погони не будет. Нет, в принципе догнать могли, но дружинники большинством побиты, и, как я потом узнал, вся верхушка власти в Совхозе тоже. Во дворах у совхозских кое у кого имелись свои лошадки, но кто главную драгоценность семьи под пули подставит? Пока добирались, Митька рассказывал о своих приключениях.