Но кондуктор Николай Чухрай не чувствовал себя призраком. Стенки едва заметно дрожали от работающих на полном ходу машин, а он, отгоняя сон, пытался сосредоточиться, вглядываясь в беспросветный мрак за амбразурой каземата. Если вдруг появится японский миноносец, его шестидюймовка выстрелит сразу же – орудие уже заряжено, и рядом лежат пять заранее поднятых из погреба снарядов и зарядов к ним. Люди тоже все здесь. Двое дежурят у орудия, а остальные – спят на растянутых здесь же койках. Адмирал приказал поступить так на всей эскадре, объяснив, что бой если и будет, то, скорее всего, утром и артиллеристы должны быть отдохнувшими.

Настало время, Чухрай тихо разбудил сменщика, занял его место и тут же забылся тревожным сном. А броненосец, словно сорвавшийся куда-то по своим делам железнодорожный вокзал, продолжал упрямо идти на юг.

Броненосцы… в ту эпоху, когда броня разумной толщины еще могла остановить любой снаряд, а о высокоточных и ядерных боеприпасах никто и слыхом не слыхивал, самые крупные из морских орудий были настолько дороги, что для них строили огромные корабли, у которых буквально все, кроме дымовых труб, шлюпок и ненужных в бою помещений, было заковано в броню. Десятки скорострельных орудий противоминного калибра делали попытку дневной торпедной атаки на такой корабль, если только он не был сильно поврежден, сущим самоубийством. Так что вражеские броненосцы могли остановить только другие такие же броненосцы. А еще на броненосцах обычно была дюжина орудий среднего (по тогдашним меркам) калибра. Конечно, сорокакилограммовые снаряды шестидюймовых орудий не могли сравниться по разрушительной мощи с трехсотпятидесятикилограммовыми собратьями главного калибра, но наведение орудий в основном велось путем наблюдения собственных недолетов и перелетов. Добиться в таких условиях попадания, используя только гигантские орудия, стреляющие раз в две минуты, было просто нереально. А попадания слабеньких снарядов противоминного калибра издалека не были видны. Исходя из этой логики, и сформировался классический тип броненосца той эпохи: на носу и корме – по двухорудийной башне, в каждой по два двенадцатидюймовых орудия, посередине – казематы и/или двухорудийные башни с шестидюймовым средним калибром, и натыканные тут и там, – где только место найдется – от специальных казематов по бортам до крыльев мостика и даже площадок на мачтах (боевых марсов) пушки всевозможных противоминных калибров и даже пулеметы.

Тогда эти корабли были настолько дороги, что позволить себе иметь даже один такой могли далеко не все страны. В переводе на современные цены броненосец стоил три десятка миллиардов рублей. Или, если хотите, больше миллиарда долларов. И его надо было еще суметь построить. У Японии, кстати, ни таких денег, ни таких возможностей и не было – война шла на заграничные займы и заграничным же оружием. Так что традиция вооружать до зубов «маленьких, но гордых», чтобы испытать Россию войной, началась не в двухтысячных годах, а как минимум на сто лет раньше…

В нашей истории попытки спасти эти корабли, оплаченные неустанным трудом, а зачастую и полуголодным существованием десятков миллионов жителей Империи и осажденного Порт-Артура, успеха не принесли. Несмотря на отвагу и умение одних командиров, для слишком многих других мнение начальства и внешняя благообразность оказались важнее того дела, которое им было поручено. А в результате разгромленный флот так и не сумел оправиться до самой Первой мировой, когда его неспособность поддержать приморский фланг фронта привела к провалам в обороне балтийского побережья. Поражения на фронте спровоцировали Февральскую революцию. А после запертый в базах флот породил тех самых «революционных матросов», на штыках которых победила уже Октябрьская революция… и погибли многие из тех, кто еще тогда, в русско-японскую, не нашел в себе сил сделать пусть не благообразный и не одобряемый начальством, но правильный шаг.

Но мужчина, и тем более офицер, должен уметь принимать решение сам, не думая о том, что скажет начальство, а иногда даже вопреки приказу. В этой истории «гамбит» разыгран, ловушка покинута, но полученный шанс надо еще суметь реализовать…

Командир вспомогательного крейсера «Ангара» кавторанг Сухомлин заранее получил задачу на крейсерство. Он знал, что не пойдет с главными силами, он должен был максимально запутать японское командование и, по возможности, нарушать торговые коммуникации. На «Ангару» вернули с береговой батареи все ее 120-миллиметровые пушки и даже выделили две шестидюймовки сверх того, что было. Конечно, даже теперь нельзя было рассчитывать на успех в бою с крейсером специальной постройки ввиду отсутствия броневой палубы и гиганскими, по сравнению с настоящими крейсерами, размерами, но шанс отбиться был уже неплохой. К тому же вполне приличная скорость позволяла уйти от большинства японских крейсеров.

С наступлением темноты был взят курс на выход в океан, и к утру на пятнадцати узлах крейсер оказался уже наверняка вне досягаемости японского флота. Ну разве что специально за ним отправили бы быстроходную «собачку» и она угадала бы место, в котором «Ангару» застанет рассвет. Но это уже из области фантастики.

День, как ни странно, прошел спокойно, встречались дымы на горизонте, но со своим «мирным» силуэтом пассажирского парохода можно было не сильно опасаться интенсивного внимания японских боевых кораблей. А еще через день уже совершенно внаглую «Ангара» начала пиратствовать почти у Токийского залива. И один пароход имел несчастье встретить ее на своем пути.

Капитан английского судна «Гермес» был буквально ошарашен, когда с вроде бы мирного корабля, встреченного им, раздался пушечный выстрел и был передан приказ застопорить ход и принять досмотровую партию. Все это никак не вязалось с его представлениями о состоянии дел на театре военных действий. Была твердая уверенность, что русские боевые корабли наглухо блокированы в своих базах и только плата за риск, которую всенепременно получали и он, и его команда, должна была отличать этот рейс от обыденного плавания.

– Капитан Тетчер, – козырнул англичанин поднявшемуся на борт русскому офицеру. – Чему обязан? Мы мирное судно и в войне не участвуем. Везем медикаменты.

– Лейтенант российского Императорского Флота Адрианов (ну или еще как-то). Если на вашем корабле не будет обнаружено военной контрабанды, вы беспрепятственно продолжите свой путь. Какой груз везете и порт назначения?

– Осака. Медикаменты, как я уже сказал. Вот документы на груз.

– Вы всерьез считаете свой груз лекарствами? – иронически посмотрел на англичанина Адрианов.

– Ну да, лекарства и удобрения. Это же ясно написано в документах: карболовая кислота, селитра, йод, спирт, хлопок.

– Господин капитан, фенола, или, как вы называете его, «карболовой кислоты», который везете, хватит для дезинфекции всей Японии и прилежащих островов лет этак на двадцать. Я артиллерист все-таки и прекрасно могу понять, для чего вашим союзникам требуется такое количество сырья – для получения шимозы и пироксилина. Практически весь ваш груз является военной контрабандой, и корабль ваш будет затоплен.

– Я решительно протестую! Это просто пиратство какое-то! Я…

– Хватит! У нас мало времени. Позже можете протестовать сколько угодно. Моя родина воюет. Воюет с Японией, которой вы везете сырье для производства оружия. Представьте на моем месте вашего соотечественника. Вы в самом деле считаете, что он бы отпустил корабль, который везет то же, что и вы, во вражеский порт? Разговор окончен. Готовьте свой экипаж к пересадке на наш корабль. Йод и спирт мы тоже переправим на «Ангару». Вас и йод мы передадим на ближайший «чистый» корабль, следующий в Японию, а вот спирт будет нашим трофеем, – улыбнулся русский лейтенант.