Первым осмелился высказаться Каганович. Он встал, откашлялся:
- Хотелось бы уточнить у товарища Ворошилова: какова вероятность того, что английский флот будет и дальше столь же благожелательно относиться к нашим перевозкам?
Неожиданно вместо Ворошилова ответил Сталин:
- Из наркомата иностранных дел сообщают, что правительство Хуана Негрина заключило весьма выгодное экономическое соглашение с британским агентом. В обмен на продолжение вывоза бискайской железной руды в Англию господин Негрин и его дипломатические советники получили от правительства Великобритании гарантии беспрепятственного следования военных грузов в Бильбао. Я думаю, что товарищ Литвинов, действовавший в этом направлении по заданию партии и товарища Ворошилова, предложившего такую сделку, заслуживает самой высокой похвалы, не так ли, товарищи?
Климент Ефремович лихорадочно попытался вспомнить: когда именно он предлагал Литвинову что-либо подобное, но не сумел и успокоился, рассудив, что товарищу Сталину виднее. Литвинов же напротив даже покраснел от злости. Только что, на виду у всех у него украли победу! Ведь это он - лично он! - докладывал Сталину о жизненной необходимости для Великобритании богатой железной руды из Бискайи. И Сталин тогда похвалил работу наркомата - кстати, а почему уже тогда не его лично? - дал добро на посредничество в переговорах испанцев с "Форин Офис" и вдруг... Так унизить, так оскорбить старого партийца-большевика, так замазать его личные заслуги!.. И правильно некоторые товарищи собираются его...
Тут Литвинов почувствовал неприятный холодок и поднял голову. На него, поблескивая стеклышками пенсне, в упор смотрел начальник ГУГБ Берия, сидевший рядом со своим наркомом Ежовым. Вот он наклонился к Николаю Ивановичу и что-то шепнул ему. Ежов тоже посмотрел на Литвинова и вдруг улыбнулся. Слегка, одними уголками губ.
Максим Максимович почувствовал, что ладони и подмышки у него мгновенно стали мокрыми. Пробившись сквозь дорогой французский одеколон, в нос шибанул тяжелый запах пота, а все тело сковал мертвящий ужас. "Они все знают! - билось в голове. - Они все знают!.."
Литвинов затравленно огляделся и только теперь заметил, что совещание продолжается. На него уже никто не обращал внимания. Вот начальник Морских сил РККА Орлов пожелал прояснить, как в будущем должно реагировать командование Эскадры Особого Назначения, если с линкоров будут снова изыматься снаряды главного калибра? И не означает ли это, что боекомплект следует увеличить? Вот Микоян уточнил, не испытывает ли АГОН проблем со снабжением советскими боеприпасами, и как республиканцы решают вопрос с развертыванием производства таких боеприпасов? О Литвинове все забыли. Максим Максимович незаметно вздохнул. Забыли? Вот и замечательно. Вот и не вспоминайте...
В этот момент Лаврентий Павлович оторвался от блокнота, в котором что-то записывал и снова посмотрел на наркома Индел. Его взгляд красноречиво свидетельствовал: не забыли, товарищ Литвинов, ничего не забыли...
11.15, 3 июля 1937 г., Вальядолид
Генерал Франко прошелся по своему новому кабинету и недовольно поморщился. Здесь все его раздражало. Огромный стол не подходил к его более чем скромному росту, а высокий сводчатый потолок превращал каудильо просто в карлика. Большая карта Испании еще не висела на стене, а была прислонена к ней, и Франко приходилось наклоняться, чтобы разглядеть изменения линии фронта, уже нанесенные услужливыми адъютантами. Кабинет в Бургосе был намного удобнее...
Он стиснул кулаки так, что побелели костяшки. Кровь Христова! Большевики наступают с такой скоростью, что переезд из Бургоса в запасную ставку Вальядолид правильнее было бы назвать бегством! А ведь древняя столица Кастилии казалась таким надежным местом...
Каудильо задумался. Ведь еще недавно он посмеивался над линией укреплений Бильбао, в насмешку именуя ее "маленьким Мажино", а теперь? Бургос совершенно не защищен от наземных атак, да и с воздуха его прикрывают лишь две батареи из состава Легиона "Кондор". Может, немцы прикрыли бы его и лучше, но у них в F/88 больше ничего нет! Только что генерал Шперле предложил защитить Бургос новейшими противотанковыми орудиями три и семь десятых сантиметра, но Франко почему-то чувствовал, что это ничего не даст. У большевиков слишком много авиации, и она прочно захватила господство в воздухе, их танки много лучше немецких и итальянских машин, а солдаты... Их солдаты обучены так, что никакие испанские, марокканские и уж тем более итальянские части не идут ни в какое сравнение с этими чертями в защитной форме. Три моста защищали не более чем по одному батальону советских, а штурмовали их три усиленных полка! Дивизия! И что же? Один полк красных перемолол и раздавил эту дивизию, приданные танкетки, полковую и дивизионную артиллерию, раздавил - и пошел дальше, словно бы даже и не заметив сопротивления испанцев.
Скрипнула дверь, и в кабинет опасливо заглянул адъютант:
- Мой генерал, там, - осторожный жест в сторону приемной, - ждут полковник Унгрия и генерал Бастико.
- Проси! - рыкнул Франко.
- Обоих? - растерялся адъютант.
- Нет! Первым - итальянца!..
... Этторе Бастико занял у Франко целый час. Он клялся, божился, ругался, грозился, даже чуть не разрыдался, обещая остановить своими чернорубашечниками наступление большевиков. Правда, он все же выпросил у каудильо кавалерийскую марокканскую дивизию, которую собирался использовать в качестве подвижного резерва, а также вынудил Франко немедленно приказать Хуго Шперле выделить две истребительных эскадрильи и эскадрилью разведчиков для обеспечения действий итальянского добровольческого корпуса. Впрочем, тут итальянец был прав. Каудильо и сам понимал, что без прикрытия с воздуха чернорубашечники обречены.
После ухода Бастико Франко несколько успокоился. План генерала выглядел убедительно. В конце концов у большевиков не так много сил...
22.07, 03 июля 1937, семь километров южнее Бургоса
Штурман ТБ-3 выглянул из кабины и хлопнул Домбровского по плечу. Алексей повернул голову: штурман показал пальцем вниз, а потом потряс растопыренной кистью. До точки выброса осталось пять минут.
Старший лейтенант ткнул в бок своего соседа и, наклонившись к самому его уху, проорал:
- Пять минут! На крыло!
Тот кивнул, и команда покатилась дальше по цепочке парашютистов. Последний, услышав приказ, встал, открыл дверь и вышел в темноту, на скользкий гофр крыла. За ним потянулись остальные. Домбровский выбрался последним и лег на крыло, прижимая к груди ППД в холщевом чехле. В лицо бил упругий холодный ветер высоты, выдавливая из глаз слезы. Алексей опустил на лицо очки, посмотрел на часы. Осталось две минуты...
Время! Десантники один за другим соскользнули с крыла в черную пустоту. Короткий миг ужаса и восторга свободного полета, рывок и человек повисает в стропах, качаясь над бездонной тьмой ночи. Старший лейтенант посмотрел по сторонам. Все нормально. Смутно различимые купола висят в небе. Вторая рота выбросилась дружно и своевременно. Наверное...
Приземлившись, Алексей тут же начал оглядываться, выискивая своих. Вот они, гаврики, торопятся. А это еще что?..
- Товарищ старший лейтенант! Боец Кадилов ногу при приземлении повредил...
"Только вот этого нам и не хватало. Вдруг перелом..." - вздрогнул Домбровский, а вслух скомандовал, - Ботинок снимите! Покажи, Кадилов, что у тебя там?
"Крокодилов", морщась, сидел на земле и стягивал со стремительно опухающей ноги ботинок. К счастью это оказался всего лишь вывих. Бойцу зажали рот, резко дернули ступню, поставив ее на место, и туго перебинтовали.
