– Видишь гору, поросшую лесом? За ней Ежинова Гурка. Капрал Блажейский должен сейчас находиться там.

– Далековато, – покачала головой моя сильфида в армейских башмаках. – Дорога туда есть?

– Есть, но нас с тобой не пропустят. Тут напрямик километра три-четыре. Правда, когда я был здесь в последний раз, к разминированию еще и не приступали. У тебя хорошее зрение?

– Не жалуюсь.

– Вон там, за речкой…

– Такое белое в кустах? Да это же кости…

– Так точно. Только не кости в кустах, а кусты, которые на костях успели вырасти. Тут сербы перед атакой пустили коров на минное поле… Еще тогда, во время войны.

– Хочешь пойти тем же путем-? А твой Блажейский стоит такого риска? – Вопрос был, что называется, на засыпку.

– Ну, риск не такой уж большой, к тому же я минер.

– Надеюсь, хороший? А то ведь намучаешься тащить меня, если я опять наступлю на мину.

– А вот это отпадает. Я уже не в том возрасте, чтобы носить женщин на руках. Ты остаешься, кохана.

– Я иду с тобой, – спокойно возразила она.

О, я уже слишком хорошо знал, чем чревато ее спокойствие!

– Исключено, – не очень уверенно заявил я.

– Знаешь, есть две возможности. – Тон Йованки не предвещал ничего хорошего. – Либо ты не подрываешься, а значит, и я, идущая по твоим следам, остаюсь целой и невредимой. Либо ты все-таки взлетаешь на воздух, и тогда мое присутствие просто необходимо: кто еще придет тебе на помощь, перевяжет и вытащит на своих плечах с минного поля?

– Ну ясно. А дезинфицировать мои боевые раны ты будешь своими горючими слезами…

– Не волнуйся, если у тебя оторвет что-нибудь жизненно важное, плакать я не буду. Пусть плачет долговязая цапля.

Я возвысил голос:

– Ты останешься здесь!

– Слушай, ты, начальник сраный! – взорвалась черноволосая ведьма. – Ну пошевели ты своей единственной мозговой извилиной. Ты думаешь, я ищу смерти? Да у меня есть Оля, и если она станет сиротой…

– Я военный сапер, – твердым как сталь голосом отрезал я. – Я не подорвусь, не дождешься! А ты подождешь меня здесь.

– И опять же глупо! И что, по-твоему, я сделаю, когда услышу, как бухнет? Воскликну «Ой!», полюбуюсь полетом твоей оторванной правой ноги, а потом сяду в машину и уеду, так ты себе это представляешь?… – Лицо у Йованки покраснело, она уже почти кричала. – Да я же побегу спасать тебя, кретина, причем самой короткой дорогой! И кто мне предлагает такой вариант? Тот, кто по долгу службы должен беречь меня как зеницу ока! В жопе я видала такую вашу заботу обо мне, пан детектив!

На всякий случай я отступил на шаг. Нет, она и впрямь была сумасшедшая. Чокнутая. Закатить истерику только потому, что ее не берут на минное поле, могла только она, Йованка Бигосяк. Другой такой на свете попросту не было.

Я смягчил тон:

– Мне нужно поговорить с Блажейским.

– А разве я против? Я тебе суточных не плачу, поступай как знаешь. Но почему ты молчишь, почему ты не делишься со мной своими планами?

Сбавила в тоне и она.

– Ну, планы – это слишком громко сказано. Кое-какие соображения.

Я подошел к машине. Аптечка лежала в багажнике рядом с наполовину опорожненной бутылкой «люксусовой».

– Я должна идти по твоим следам?

– Не по следам, а след в след. Слышала? И в четырех шагах за мной. Там везде трава, смотри в оба… Слушай, ты хоть знаешь, что ты ненормальная?

Йованка загадочно улыбнулась.

Я подобрал лежавший в траве ивовый прут.

– Это щуп, – пояснил я. – Мин может и не быть, но куда пойдем с тобой завтра, их полно… Без миноискателя на Печинаце делать нечего. Блажейский служил в моем взводе, он сапер. На блокпосту в Ежиновой Гурке миноискатель должен быть, это большой блокпост, к тому же он на самой границе с мусульманами, там везде минные поля.

– Мы идем через минное поле, чтобы позаимствовать снаряжение, с помощью которого ходят по минным полям?

– Согласен, попахивает идиотизмом, – вздохнул я. – Армейским идиотизмом. Я сам малость отвык от него. Но именно так мы и поступим, и знаешь почему?… Потому, что так надо.

– Не я, вы все чокнутые, – подумав, сказала Йованка, на чем, собственно, и закончилась наша непродолжительная дискуссия.

Я шел медленно, прощупывая прутом подозрительные кочки и не оглядываясь, вполголоса читая неотступно следовавшей за мной Йованке, а если честно признаться, и самому себе, лекцию по минному делу:

– Безопасней всего открытые места и пригорки. Как правило, мины ставят там, где можно скрыться от вражеского обстрела. Бойся воронок и окопчиков, никогда не лезь в кусты: в них легче всего скрыть растяжку… Одна осколочная мина может положить взвод. Стоит одному олуху задуматься о бабе и задеть ногой маленький, совершенно безобидный с виду проводок или рыболовную лесочку… и все! И нет ребят, нет больше классного сапера капитана Войска польского Малкоша, холера ясна!..

Я остановился у кучи коровьих костей, лежавших в глубокой воронке. Оглянувшись, я увидел, как Йованка замерла, наступив на мой след в точном соответствии с полученной инструкцией. Выглядела она довольно забавно, но было в общем-то не до смеха.

– Это не от снаряда, – тихо сказал я. – Кто-то закопал здесь противотанковую мину с взрывателем от обычной пехотной. Или мин было две и большая сдетонировала от малой. Корова не танк, она не должна была подорваться…

– То есть опасаться нужно не только проволочек?

Я отер пот тыльной стороной ладони.

– Тут у вас всего нужно опасаться… Если что, возвращайся по старым следам.

Делая следующий шаг, я постарался примять траву как можно сильнее, но она была крепкая, пружинистая. У речки я оглянулся и увидел, как Йованка бережно распрямляет поломанный мной цветок. А еще я увидел, что старых следов, в сущности, нет: мокрая от дождя трава быстро сохла под солнцем.

– Блажейский служил тут в одно время с твоим Ромеком, – присев на камень, сказал я. – Потом у него кончился контракт, он уехал в Польшу, а через год снова попал в Боснию. Может, он вспомнит что-нибудь. В казарме перед сном каких только сказок не рассказывают… Он неплохой парень, Блажейский. Был неплохим, когда я знал его…

Ручеек был нешироким, но другой берег оказался топким, прыгать в грязь я не рискнул. Выручил камень посреди течения. Он даже не шевельнулся, когда я ступил на него. Я протянул руку Йованке.

– Сама справлюсь, – отмахнулась она.

Никаких задних мыслей у меня не было, да и быть не могло. Я просто хотел подстраховать свою подопечную. Она сама поскользнулась на проклятом камне, неловко всплеснула руками и начала падать на меня. Если б я не был сапером, я бы расставил ноги пошире и принял в свои объятия подарок судьбы. Короче, я остался стоять, где стоял, а поскольку стоял полуобернувшись, совместное наше падение оказалось неизбежным. Мы рухнули в осоку и грязь, причем я упал на спину, а Йованка всем своим весом на меня. Будь на ее месте худенькая Дорота Ковалек, я бы, вне всякого сомнения, удержал ее. Но случилось то, что случилось, и, слава богу, что свидетелей случившегося, кроме нас двоих, не было…

На какое-то мгновение я потерял сознание, а когда оно вернулось ко мне, я увидел ее глаза над собой. Они были близко, я разглядел тонюсенькие, как паутинки, морщинки, разбегающиеся на виски. Ее полуоткрытые губы оказались рядом с моими, к ним даже не нужно было тянуться. Я чувствовал тепло ее щеки, ее тела под рубашкой, слышал, как стучит ее сердце вразнобой с моим. А потом она уткнулась носом в мою небритую щеку и выдохнула:

– О господи!..

Она лежала на мне, обнимала меня. Ее волосы щекотали мое лицо. Она дышала мне в ухо, такая тяжелая, теплая, своя… Одним словом, я коснулся губами ее губ и вспомнил вдруг детство, школу, соседку по парте, с которой мы оказались вдвоем в сарае…

– Йованка, – пробормотал я. И вдруг забыл о том, что хотел сказать дальше, а хотел я извиниться по дурости своей и, слава богу, не изви…

– Ты поцеловал меня, Малкош, – шепнула она.