– Сам не знаю. – Это была святая правда. – Если бы вдруг возникла необходимость встретиться с вами…

– А вы остановились здесь, в лагере?

– Не для пса колбаса. Да к тому же я не один.

– С вами та, которая ищет ветра в поле? – Надо отдать должное, сообразила Дорота сразу же. – Да-а… повезло же ей.

– Повезло связаться с таким, как я?

Щечки у пани Ковалек легко зарумянились.

– Я вовсе не это имела в виду. – Супердвадцатка с укоризной глянула на меня.

Довольно-таки опасный момент: разбираться в том, что имела в виду молоденькая девушка, когда за спиной уже, должно быть, писал кипятком пан майор… Пришлось брать инициативу в свои мозолистые руки.

– Дорота, вы же знаете, что у меня с Войском Польским отношения, мягко говоря, сложные. Если дежурный по части скажет вам, что ваш кузен просит вас подойти к телефону, этим кузеном буду я. А пока – всего наилучшего! – И я пошел.

Если б я задержался еще немного, кончилось бы попыткой пригласить молоденькую девушку на ужин. Ну и соответствующей реакцией… нет, не майора Ольшевского, я спиной чувствовал пристальный, дырявящий левую лопатку взгляд.

С капралом Сташевским мы говорили недолго. Разговор был по-военному четок и краток. Я вручил капралу банкноту, пожал его мужественную руку и, повернувшись, зашагал назад, к пропускному пункту.

– Кто этот блондин?

– Майор Ольшевский. – Я завел движок. – Ушастик.

– Это прозвище?

– Его должность. Он офицер контрразведки.

Мои слова произвели впечатление на Йованку: она оглядывалась до самого поворота.

– И он не пустил тебя в лагерь.

– Нас, – уточнил я. – Его, должно быть, напугали перспективы твоего влияния на моральный облик контингента.

– Все шутишь. Впрочем, здесь ты недалек от истины…

Я не дал Йованке договорить, наугад, но очень точно закрыв ей рот ладонью.

– Отставить разговорчики. Не хочу больше слышать о твоем сомнительном прошлом.

– Но ведь это же…

– Все! – отрубил я. – Я выдал на пиво экипажу БРДМ. Запиши в графу непредвиденных расходов. А еще я спросил капрала, что он передал по радио в часть, когда мы ехали с перевала. Так вот, о тебе он не сказал ни слова. Сказал только обо мне и «малюхе». Вопрос: откуда он узнал о тебе и твоем возрасте?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ольшевского не было у КПП, когда мы подъехали. А потом он встал так, что заглянуть в наш салон было невозможно. Солнце отсвечивало. Ну хорошо, допускаю: он умудрился увидеть твой смутный силуэт. Но он ведь знал, что в машине сидит красивая женщина…

– Бальзаковского возраста, – досказала за меня боснийская ведьма.

– Терпеть не могу этого классика.

– За что, за правду жизни?

– За то, что книги у него невозможно толстые.

Она опять открыла рот, но я опередил ее:

– Короче, этот Шерлок Холмс практически угадал, как ты выглядишь. И это не единственный его прокол: он дал понять, что знает, зачем я здесь. Опять же вопрос: откуда? Слишком уж много вопросов с самого начала нашего с тобой знакомства. Вопросов, неприятностей, удивительных стечений обстоятельств. Ну посуди сама: бомба в топчане, труп с отожженной головой, наезд твоих Бигосяков, на диво неприветливый местный полицейский, теперь вот майор очень специфической службы, которому почему-то не нравится наше с тобой присутствие в Боснии… И ты думаешь, я буду рисковать жизнью из-за уличной шлюхи?

Я тормознул малолитражку на обочине дороги.

– Ты… ты хочешь расторгнуть договор со мной? – прошептала побледневшая Йованка. – Чего ты хочешь, Марчин?

– Я уже знаю, кем ты не была в той своей прошлой жизни. Ты не была психологом. Больше того, даже студенткой, изучающей психологию ты точно не была.

– Потому что я была слишком старой для студентки, когда меня нашли?

– Да при чем тут твой возраст! – Я с трудом сдерживал смех. – Ты просто не разбираешься в людях. Если ты думаешь, что я поехал с тобой из-за денег…

– Я так не думаю. Только что же в этом плохого?

– Да ничего, – согласился я. – Кроме того, что денег у тебя нет и ты все пытаешься предложить мне расчет натурой. А поскольку шлюха из тебя, прости за откровенность, никакая, из меня и мужик соответствующий: ну не хочу я лезть под одеяло к обыкновенной проститутке…

– А необыкновенная тебя устроила бы? – (Кажется, я перегнул палку: глаза, которые в упор смотрели на меня, были как два дула охотничьего ружья.) – Ну, скажем, с которой ты только что беседовал?

– Ты об этой соплюхе?! Ну, знаешь…

– А почему бы и нет? Начинающая журналисточка, молоденькая, но с амбициями и талантом ложится в постель с героем своего хитового материала. Проза жизни, как любишь говорить.

– Я даже не прикоснулся к ней!

– Зачем оправдываться. Я не твоя жена.

– И слава богу! Ты просто ненормальная. По-твоему, я позволил ославить себя на всю Польшу только ради того, чтобы переспать с этой… цаплей?

– Цаплей? – удивилась Йованка. – Не знаю, что значит это ругательство, но губа у тебя не дура: длинные ноги, фигура, образование, перспективы… Старые пердуны с ума сходят из-за таких вот студенточек. К тому же она – шлюха, настоящая шлюха, не чета мне!

– Ах, она тоже шлюха! И выходит, я – альфонс: вы, шлюхи, около меня вьетесь. Так что же я тут делаю, зачем мне чертова Босния? Не лучше ли сколотить из вас, шлюх, артель в Кракове и наконец-то начать зарабатывать по-настоящему, холера!

– На мне много не заработаешь! – Она взяла пример с меня, поднимая голос. – Клиенты по судам затаскают. Видел нос у моего Бигосяка?…

И, едва не отломив дверную ручку, Йованка выскочила из машины. Секунду спустя я повторил ее маневр, только через левую дверь.

– Я не спал с Доротой Ковалек! – воскликнул я.

– Сочувствую! Только меня не касается.

– Я не из тех, кто трахают все, что движется! Слышишь?! Я даже в палатке не воспользовался…

– Ну и дурак!

– Дура-ак?!

– Ну, значит, я не в твоем вкусе.

– Это почему же?

– Тогда боялся заразиться от меня.

– Нечего мне бояться: у тебя есть презервативы!

– В таком случае я слишком старая для тебя, – крикнула она, завершая энергичную пробежку трусцой вокруг «малюха».

– Хороша старушка – божий одуванчик! – пробормотал я, с интересом следя за прыжками ее груди.

Следующим видом спорта, который мы попытались освоить, была совершенно вольная борьба с элементами бокса. Не знаю, что подумали проезжавшие мимо боснийцы, мне лично было не до Боснии. Я завернул ей руку и сказал:

– Кур-рча бляда! Идиотизм какой-то!

Я попытался борцовским приемом засунуть Йованку в малолитражку, но столкнулся с сопротивлением кузова. Потом мы оба оказались на коленях. Дыхания наши смешались, как писали классики. Губы коснулись губ… Ну а дальше частный детектив Малкош взял себя в руки.

– Ты забыла, зачем мы здесь! – хрипло прошептал я. – Садись в машину, нужно ехать.

Щеку мою защекотали ее ресницы.

– А ты ничего не хочешь? – дрогнувшим голосом вопросила Йованка.

– Хочу, – сказал я. – Хочу есть, мяса хочу, и причем уже давно.

– И… и больше ничего?

– Ну почему же, – нежно шепнул я, – от пива я тоже не отказался бы…

В маленьком зальчике было полутемно и дымно. Какое-то время пришлось постоять на пороге, чтобы глаза привыкли. Голубых миротворческих беретов в помещении не наблюдалось.

– Пахнет чем-то вкусным, – доложил я подошедшей Йованке. – Садимся?

Столы в харчевне были солидные, темные от времени. Под стать им были столбы с высоко прибитыми крючьями: то ли для одежды, то ли для длинноствольных винтовок времен Первой мировой. В таких заведениях лет сто тому назад любил сиживать с кружкой пива один бравый солдат, мой любимый литературный герой. Не исключено, что побывал он и здесь, в Боснии, в те времена она, кажется, входила в Австро-Венгерскую империю. Что же касается дыма, то источником его были два помнивших императора Франца-Иосифа старика с трубками. Они пыхали дымом, задумчиво прихлебывая пиво, скорее всего чешское, потому как пена над ним не опадала.