Сула не знала, что ответить. Что не встречается с молодыми людьми, говорящими о себе в третьем лице?

– Погуляем, когда найдешь себе работу, – выкрутилась она. – Не хотелось бы отнимать у тебя последние деньги.

– А я бы все отдал, лишь бы ты была счастлива.

За личное местоимение Сула наградила его улыбкой.

– Что слышно? – спросила она.

– Бунт у Синих Решеток, там, где расстреливали заложников, – ответил Скачок. – За убийство тюремного офицера арестовали группу скорбящих.

Сула задумчиво помолчала.

– И в новостях показали?

– Нет. Скачок слышал от… коллеги.

Сула знала, что слухи разносятся быстро, но при этом обрастают ложью.

– Кого-нибудь убили? – спросила она.

– Мой друг не знает. Может, было несколько смертей. Здесь постоянно кого-то убивают.

Он подошел поближе и протянул что-то, в неясном свете из окна отливающее желтым. "Сопротивление".

– Я уже читала.

Он убрал листок.

– Будь осторожнее, – сказал Скачок. Он стал поразительно серьезен. – Выходишь на улицу – смотри, нет ли полиции. Едешь на поезде, идешь на рынок – смотри, нет ли полиции. Убедись, что всегда есть куда бежать.

Сула посмотрела на Скачка:

– А у тебя есть куда?

Его черные глаза блеснули, и он опять вынул бледный пластик.

Сопротивление.

Сула повернулась:

– Спокойной ночи, Скачок.

Она вставила ключ в замок, и металлические запоры раздвинулись.

– Спокойной ночи, мисс. Удачи.

"Он умрет, – думала Сула, медленно поднимаясь к себе на этаж. – Будут стрелять в меня, а умрет он."

Сегодня днем ей было предназначено много пуль, но в результате убили пятьсот заложников.

За три вахты ничего интересного не случилось, Мартинес играл в гипертурнир, смотрел на тактический экран, где ничего не менялось, или на изображения Терзы. Обедать его не пригласили. Он хотел устроить для лейтенантов вечеринку на "Нарциссе", бывшей гражданской яхте, на которой он прибыл на "Прославленный", а потом превратил в подобие клуба для неформальных встреч, столь необходимых в качестве альтернативы парадным обедам Флетчера, но понял, что тогда придется позвать Чандру, и передумал.

В любом случае, всем было не до развлечений. Они приближались к Термейну, а воспоминание о Бай-до не давало покоя.

На следующий день после завтрака Мартинес погрузился с головой в Список дозволенных имен. Когда шаа только завоевали территории, они составили списки имен, которыми было разрешено называть детей. Подрывные имена, например, Свобода или Государь, запрещались, как и имена, отражавшие предрассудки и суеверия, противоречащие Праксису.

Прошли тысячи лет со времени завоевания, человечество изменилось до неузнаваемости, лишь имена остались неизменны.

Не то, чтобы это доставляло какие-то неудобства: выбор был велик, власти одобрили тысячи и тысячи имен. Мартинесу нравилась внушительная длина списка, потому что он мог читать его часами, читать – и думать о своем будущем ребенке.

Может, назвать девочку Пандорой, "Всем одаренной". А мальчика Родериком, "Прославленным правителем". Или Эсме, что значит "Возлюбленный" или "Возлюбленная".

Еще мальчика может стать Маурицием в честь отца Терзы или в честь его отца – Марком, но непонятно, что означают эти имена. "Мавр" и "Отданный Марсу" – это ясно, но кто такие эти мавры и Марс?

Если родится девочка, будет она, конечно, красавицей и ей подойдут Кайла, Линетт или Дамалис.

Жаль, что нельзя назвать ребенка Гением – ему, наверняка, это имя подошло бы лучше всего.

У двери кабинета послышались уверенные шаги, и Мартинес, оторвавшись от списка, увидел капитана лорда Гомберга Флетчера. Он был при полном параде, в белых перчатках и с серповидным ножом на поясе.

Мартинес вскочил и отсалютовал:

– Лорд капитан!

Глубоко посаженные глаза Флетчера смотрели на него.

– Буду весьма признателен, если вы присоединитесь ко мне, капитан Мартинес.

– Конечно, милорд. – Мартинес вышел из-за стола, но замешкался: – Мне переодеться в парадную форму, милорд?

– Не обязательно, лорд капитан. Пойдемте же.

Гарет вышел из кабинета и присоединился к капитану, а также четвертому лейтенанту лорду Сабиру Мерсенну и Марсдену, лысому коротышке-секретарю Флетчера. Оба были при полном параде. Не говоря ни слова, Гомберг Флетчер повернулся и пошел по длинному коридору – остальные за ним. Мартинес думал о том, что нужно было одеться по полной форме, даже завтракая в одиночестве, или, по крайней мере, вовремя выразить смущение, что не оделся.

Богато украшенные серебром ножны Флетчера позвякивали на цепочке. Мартинес никогда не видел, чтобы тот носил клинок, даже во время званых обедов.

Они спустились на две палубы ниже, не завернув ни к офицерам, ни к срочнослужащим. У одной из дверей капитан остановился и постучал. Ему открыл старший инженер Тук, чья внушительная фигура почти полностью закрыла проем, но он тут же посторонился, пропуская комиссию в диспетчерскую машинного отделения. Под изображениями мускулистых терранцев, перемещающих рычаги какого-то невероятно древнего механизма, по стойке смирно стояли механики – все безупречно одетые.

По всей вероятности, капитан Флетчер взял Мартинеса в один из своих частых обходов. Он был помешан на всяческих осмотрах и проверках, и, если на "Прославленном" не происходило ничего необычного, он устраивал их то тут, то там каждый день. Сегодня настал черед машинного отделения, но по-прежнему было неясно, зачем капитану Мартинес. Он штабной, Флетчеру не подчиняется, и ему не обязательно знать, в каком состоянии двигатели "Прославленного".

Пока Гарет смотрел, как Флетчер с двумя подчиненными ползают по отделению и водят пальцами в белых перчатках по полированным поверхностям, он недоумевал, зачем его позвали наблюдать эту процедуру, и вскоре почувствовал, что в мозгу начинает бегать на паучьих лапках паранойя. Конечно, все это из-за Чандры Прасад. Флетчер заподозрил, что они любовники, а эта проверка часть изощренной мести.

Недостатки были найдены: подозрительные скрипы в электромагнитном ускорителе, указывающие, что что-то износилось; царапина на прозрачном корпусе измерителя; небрежно сложенный защитный костюм. Офицеры проверили личные шкафчики механиков, осмотрели хорошо защищённые ячейки с антиматерией, после чего, надев наушники, направились к массивному реактору, обеспечивающему энергией весь корабль, и огромным турбонасосам системы термального обмена.

Мартинес знал, что около реактора жуткий шум, но наушники автоматически испускали волны, подавляющие его, и в них слышалось только слабое шипение. Хотя тело на звук реагировало: он чувствовал, как вибрируют кости и органы, а также стены и трубы, если до них дотронуться.

Флетчер провел белой перчаткой по насосам, грязи не обнаружил и вернулся в диспетчерскую, где можно говорить и быть услышанным. Тук покорно и молча следовал за капитаном, по большей части оставаясь сзади, но иногда молниеносно опережая, чтобы открыть дверь или шкафчик.

– Вы ведь недавно меняли фильтры главного насоса.

– Сразу после вылета с Протипана, милорд, – сказал Тук. – Следующие надо будет ставить через два месяца.

– Очень хорошо. А сам насос?

– Поменяем через… – Тук задумался, глядя куда-то за левое плечо капитана, – тридцать восемь дней, милорд.

– Хорошо. – Капитан подтянул перчатки, разгладив тонкую лайку над пальцами. – А теперь проверим команду.

Он прошел перед строем, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать замечание по поводу формы или выправки. В конце линии капитана уже ожидал Тук – Флетчер осмотрел его и кивнул.

– Очень хорошо, Тук, – сказал он. – Оценка "отлично", как всегда.

– Спасибо, лорд капитан. – Легкая улыбка коснулась губ инженера.

А потом все произошло так быстро, что Мартинес даже толком не заметил движения Флетчера и мог воссоздать, что же случилось, только из обрывочных воспоминаний. Раздался металлический звук вынимаемого из ножен оружия, потом свист рассекаемого воздуха – и серпообразный клинок впился в горло Тука. Брызги алой крови разлетелись по фреске за головой инженера.