— Ну, будет, голубчик, — нежно, но решительно остановил он ее. — Мы должны быть неизмеримо счастливы, что нас не разлучили; будем надеяться, что и наши дорогие отсутствующие или в одной лодке тоже, или близко от нас и мы скоро найдем их… Как говорит Ле-Гуен, одного часа бывает довольно, чтобы многое изменить на море. Почем знать! Может быть, сегодня же вечером мы их встретим на каком-нибудь судне, приютившем их. Невозможно, чтобы мы не встретили ни одного корабля… Это море — судоходное… Удивительно, что мы до сих пор еще ни на кого не напали. А! негодяи, трусы! ночью… — добавил он, вздрагивая. — Так бросить нас! Какая подлость!..

— О, да! Это возмутительно! — воскликнула Колетта. — Это не может быть французское судно, я в этом уверена!

— За это-то мы можем быть спокойны. Летописи наши могут засвидетельствовать, что наши моряки скорее всех других готовы рисковать своей жизнью, чтобы спасти погибающих. Улепетнуть так и оставить нас гибнуть по их же вине!.. Как это низко, гадко!..

— Бедный капитан Франкер! — пожалела его Колетта. — Он так любил свое судно!

— А дорогой доктор Ломонд!.. — вздохнул мальчик. — О! как бы я хотел знать, что они все живы и здоровы!.. А Генрих… Ты видела, как он защищал выход?.. Ах, если бы я мог остаться с папой и с ним! Но волей-неволей пришлось спуститься… у меня не спросили моего мнения… уверяю тебя!.. В один миг спустили! Я не успел опомниться, как мы уже отчалили…

— Слава Богу, — воскликнула Колетта. — О, Жерар, какое утешение в нашем горе, что мы — вместе!

— Это правда! Будь спокойна, моя Колетта, я тебя не дам в обиду!.. — сказал Жерар, выпрямляясь. — А эта тоже моргает своими совиными глазами… Ее тоже надо охранять, — добавил он с важностью.

— Что твоя голова? Все еще болит? — с заботливостью осведомилась Колетта.

— Ба! Это ничего, пустяк! Надо приспосабливаться к обстоятельствам! Я немного ошеломлен, но это пройдет…

— И мне нечем сделать тебе перевязку, бедный ты мой мальчик. Ах! Как я испугалась, когда увидела тебя там, такого бледного и без движения!

— В обмороке, точно слабую женщину! — сконфузился Жерар. — Честное слово, мне кажется, что это со злости, что меня против желания спустили вниз как узел!..

Колетта повернулась к Лине, которая только что очнулась от лихорадочного сна. Дрожа от утреннего ветерка, она смотрела своими близорукими глазами, стараясь узнать, кто ее окружает. Она очень обрадовалась, когда увидела Жерара, которого на судне она так боялась, и узнала, что Мартина и Ле-Гуен были здесь. Дети начали так же, как и их спутники, внимательно смотреть на горизонт, поглядывая в то же время на странные костюмы друг друга.

Жерар был одет, но без шапки. У Лины не было башмаков, и длинный ульстер, которым ее закрыли, свисал вокруг нее. Колетта же успела обуться и не забыла захватить свою шляпу. Глядя на нее, в ее голубом костюме, в коротенькой жакетке с капюшоном, нельзя было подумать, что она только что потерпела крушение.

К счастью, Лина нащупала в карманах ульстера белый шерстяной берет, сложенный вчетверо, и большой шелковый платок, из которого Колетта тотчас же смастерила ей капор, который мог защитить ее от палящих лучей солнца. Берет она предназначила Жерару, который был очень доволен, что мог прикрыть голову от нестерпимой жары.

Остальные же, менее предусмотрительные, чем семейство Массей, были большей частью полуодеты, и почти все — босиком.

Мартина была почти совсем одета. Она уже давно издали поглядывала на «своих детей» и не могла дольше вытерпеть разлуки с ними; несмотря на энергичные протесты соседей, она бросилась по узкому проходу лодки, отчего та, конечно, зашаталась, к молодым Массеям и с волнением прижала их к своей груди, заливаясь горькими слезами.

Ей неохотно освободили место, так как несчастье вместо того, чтобы сблизить людей, часто портит их характер; но, не придавая значения ворчанию своих сотоварищей, она расчистила себе порядочное местечко и, обняв одной рукой Колетту, другой — Лину, во весь рот улыбнулась Жерару, дружественно кивнула головой Ле-Гуену и стала сравнительно спокойно ожидать хода дальнейших событий.

Положительно лодка была одна на беспредельном пространстве моря. Вдали со всех сторон виднелась закругленная линия опускающегося небесного свода и ни малейшего признака появления какого-либо судна.

— Ей-ей!.. — проговорил Ле-Гуен, — дело плохо!.. Как тут узнать, где мы находимся? Одно солнце показывает восток. Но надо решить, куда мы едем!..

— У меня есть маленькая карта Африки и компас, с которыми я никогда не расстаюсь! — обрадовался Жерар. — Хотя он и невелик, все же поможет нам определить стороны света!..

— А, мосье Жерар, вот это, что называется, блестящая идея! Значит, мы могли бы держать путь к берегу Африки, которая должна быть недалеко к западу. Если бы я мог сообразить, где мы были вчера, когда появился этот проклятый туман!..

— Я знаю где! — сказал Жерар. — После нашего отъезда из Марселя я все время следил за направлением судна. Мы были на 19° 15' 3? северной широты и 34° 5' восточной долготы.

— Так!.. Это я понимаю. Как видно, любопытство приносит иногда пользу. Значит, по-вашему, в скольких милях мы были от Африки?

— Ну, конечно, в сорока или пятидесяти морских милях приблизительно… недалеко от берега Ажана, как говорил доктор.

— Гм… интересно бы знать, какой народ мы тут найдем?

— О! народ неважный… Сомали, если не ошибаюсь…

— Что касается этого, — вмешалась Колетта, — то все эти племена ненавидят европейцев: самали, мандарасы, нжимпсы, зулусы, макалолосы, суакелисы, кафры и готтентоты…

— Однако, мадемуазель Колетта, откуда вы их так знаете, этих язычников? — удивился Ле-Гуен.

— Я много читала о них, Ле-Гуен, все они очень нехорошие люди!..

— Ах ты грех! — воскликнула Мартина. — Верно, все людоеды?

— Надеюсь, что нет, милая Мартина. Кажется, что людоедство исчезло теперь, по крайней мере, на этом материке… но они свирепы, жестоки, алчны… Не дай Бог попасться к ним в руки…

— Эй, Мартина!.. Что, если бы тебя поймал людоед, — начал шутить Жерар, к которому уже возвратилась его природная веселость, — каких бифштексов он нарезал бы из тебя!.. У него потекли бы слюнки при одном взгляде на тебя…

— Не говорите глупостей! Э! Так я ему и дамся…

— Ай!.. — воскликнула вдруг Колетта, — Жерар, посмотри-ка! Вон там!..

Она указывала на точку в синей воде, прозрачной как кристалл. Перегнувшись через борт, Жерар увидел на глубине двух метров длинный силуэт акулы с приплюснутым носом и громадной пастью; она распустила хвост веером и казалась неподвижной.

Лодка делала в час около пяти километров, чудовище неотступно следовало за ней… Жерар отшатнулся от ужаса. Все в невыразимом страхе смотрели на ужасного зверя… Может быть, им суждено было погибнуть от этой отвратительной пасти… Ле-Гуен плюнул в воду с презрением.

— Подлая тварь! — закричал он, показывая акуле кулак, — чего ты лезешь за нами, а?.. Ты воображаешь попробовать нас… но погоди, голубушка!..

И, схватив весло, он изо всей силы ударил им по голове животного; лопатка даже сломалась, но удар ошеломил ее, так как, зашевелив быстро хвостом, она нырнула, оставив на поверхности воды блестящие пузыри.

Когда вода приняла свой обычный вид, акулы уже больше не было.

— Иес! О, Господи!.. — повторяла Мартина, крестясь. — Какое чудовище!.. Иес!.. Когда-то мы будем на земле!.. Подумайте, какая встреча! Мне кажется, что я видела черта!..

— Без таких встреч не обойдешься в этих краях, мадемуазель Мартина! — сказал Ле-Гуен. — Акулы родятся в этих морях, а потому и понятно, что они здесь шатаются…

— Ах! Боже милосердный!.. Ну, скажите, к чему существуют такие гадины?..

— Разве их много здесь, Ле-Гуен? — спросила Колетта, еще бледная от страха. — И они всегда нападают?..