— Нет, господин мэр, она не согласна! — вскричал он громовым голосом с порога открытой двери. — Ахилл Келерн — вор и убийца!.. Я нарочно приехал из Нью— Йорка, чтобы доказать это!.. Мисс Куртисс — дочь честного человека… она не выйдет замуж за этого негодяя!

Бомба, упавшая среди свадебной залы, не вызвала бы большего изумления, чем эти слова. Все головы повернулись к тому, кто высказал такое ужасное обвинение. Все остолбенели. Наконец, мэр, думая, что имеет дело с сумасшедшим, хотел отдать приказ схватить его, чтобы снова мирно приступить к церемонии. Но тут поднялся Эбенезер Куртисс.

— Раймунд Фрезоль! — сказал он.

При этом имени, которое вся страна знала как имя молодого и знаменитого творца трансатлантической трубы, порыв любопытства и симпатии пробежал в толпе. Она раздалась, чтобы дать Раймунду пройти.

— Эбенезер Куртисс и вы, господин мэр Бреста, — тотчас же начал он, — я обвиняю перед вами Ахилла Келерна, здесь присутствующего, в убийстве моего отца, капитана дальнего плавания; я обвиняю его, кроме того, в том, что с помощью многочисленных подделок как в частных, так и в общественных документах, он продал в свою пользу трехмачтовый корабль «Belle Irma» и его груз, составлявшие собственность моего отца и мое наследство!.. Я приношу клятву в моих словах и докажу это на суде!..

— Молодой человек сошел с ума!.. Я его не знаю!.. Господин мэр, я вас прошу приказать вывести его и приступить к совершению обряда! — бормотал жених Магды.

Его лицо покрылось синеватой бледностью, и он остановил на Раймунде свои полные ужаса глаза.

— Вы знаете меня, Ахилл Келерн! — возразил тот, — знаете с того дня, как вы меня вели этой же самой рукой по улицам Квебека, чтобы бросить меня и лишить имущества, — уже после того, как этой же рукой вы убили моего отца!.. И я… я вас знаю!.. Господа, взгляните на него!.. Взгляните на это лицо предателя и скажите, неужели его преступление не видно на нем!..

И действительно, физиономия презренного в этот момент вполне уличала его.

Бледный, угрюмый, испуганный, он думал, что видит перед собой призрак убитого, колени его подгибались. Невольно он обернулся к двери, как бы измеряя расстояние до нее, точно думая бегством спастись от ожидавшего его наказания. Уже год, как он часто слышал имя Раймунда Фрезоля, сначала по поводу трансатлантической трубы, потом как друга и компаньона Куртисса, — и это имя сделалось для него чем-то вроде вечного кошмара и угрызений совести. Однако ему ни разу не приходила в голову мысль, что у Раймунда могло появиться подозрение о кровавом звене, соединяющем их. Брошенный совсем ребенком у водопада Монморанси, ничего не зная о предшествовавших и последовавших затем преступлениях, Раймунд, рассуждая логически, не должен был бы иметь ни о чем этом никакого представления теперь, когда он стал взрослым человеком. Самое большее, что он мог бы когда-либо узнать, это — признать при встрече в муже Магды, владельце замка Келерн, бывшего матроса, которого он знал подшкипером «Belle Irma». «В таком случае, — говорил себе Ахилл, — достаточно будет сочинить какую-нибудь басню, чтобы объяснить мое поведение и исчезновение. Будто бы я неожиданно был отозван в Квебек, что затем я писал письма, не дошедшие по адресу, и, наконец, потерпел кораблекрушение в Австралии, проработал там несколько лет, где, по общему мнению, и составил себе состояние… Словом, Раймунду пришлось бы поверить моим объяснениям, а если же нет… то это бы так и осталось…»

Чтобы молодой инженер узнал во всех подробностях об убийстве капитана Фрезоля и о мошеннической продаже корабля, этого он не боялся ни секунды. Это казалось ему даже невозможным. И действительно, чтобы это случилось, нужна была встреча Пьера Жиме — единственного обладателя печальной тайны — с тем, кого она так близко касалась.

Поэтому Ахилл Келерн и был страшно изумлен случившимся и видел в нем торжество слепого случая и насмешку судьбы.

«Есть высшая справедливость!» — говорила вся его поза.

Все судьи, присутствовавшие при брачной церемонии, подошли и стали вполголоса переговариваться с мэром.

— Есть ли у вас какие-нибудь доказательства тяжелых обвинений, возводимых вами на графа Келерна? — спросил молодого инженера один из этих господ.

— Доказательства тут! — ответил он, показывая посмертный манускрипт Петера Мюрфи, — я только что пересек Атлантический океан за семь часов по подводной трубе, чтобы доставить их вовремя, и теперь прошу удостовериться в них, хотя бы ценой моей свободы!

Все присутствующие толпились в нерешительности вокруг обоих противников. Магда ждала, как и другие, пораженная и возмущенная поведением своего жениха.

— Господин де Келерн, — сказала она вполголоса, — говорите же!.. Я жду вашего опровержения этого ужасного обвинения!.. Скажите, что это неправда, ложь!.. И мы вам поверим!..

— Не поверите ли вы скорее мне, мисс Куртисс? — возразил Раймунд Фрезоль с глубокой грустью, — неужели вы действительно думаете, что я приехал издалека и таким необычным путем, чтобы нанести вам этот ужасный удар, не имея на то достаточных доказательств? Можете ли вы так думать?

Мэр нашел необходимым покончить с этой тяжелой сценой.

— Господин де Келерн и вы, сударь, потрудитесь пройти ко мне в кабинет! — сказал он. — Для всех важно, чтобы это дело было выяснено.

Он указал дорогу всем наиболее заинтересованным, и они последовали за ним. Перед уходом, однако, Раймунд отвесил Магде и мистрис Куртисс, неподвижно стоявшим на месте, почтительный поклон, в котором разом читались и горькое сожаление об этой публичной казни, и твердая уверенность в ее необходимости.

В кабинете мэра, куда немедленно отправился председатель судей Бреста, Раймунд вкратце изложил известные ему факты: трагическую смерть его отца, незавидную судьбу его самого, брошенного в окрестностях Квебека, продажу «Belle Irma» и ее груза. Он рассказал, каким образом эти факты, так долго скрытые от него, сами собой выяснились накануне на железной дороге в Эрье при чтении посмертной исповеди Петера Мюрфи. Он предоставил сам манускрипт и указал, как легко было проверить сказанное в нем, наведя справки у консулов в Квебеке и Нью-Йорке, доказать, что возвращение Келерна во Францию, положение, занятое им в стране, перестройка его родового замка и все остальное строго совпадало с датами заявления Петера Мюрфи.

Все это было ясно как день и казалось неопровержимым. Обвиняемый даже и не старался возражать против таких веских улик. Он ограничился лишь одним слабым отрицанием их, уверяя, что он никогда не был подшкипером «Belle Irma», и что тут, наверно, простое совпадение имен. Но у него было такое жалкое выражение лица, и виновность его была настолько вероятна, что тут же решили арестовать его. В половине первого граф Келерн был посажен в Брестскую тюрьму по обвинению в убийстве, подделках и воровстве.

Что касается Раймунда Фрезоля, которому предложили остаться и помочь правосудию в расследовании дела, то он оставлен был на свободе. Выходя из суда, он нашел брачную залу совершенно опустевшей.

Как только был решен арест Келерна, мэр немедленно уведомил об этом семью Куртисса, которая сейчас же удалилась, и блестящая толпа, приглашенная на церемонию, вскоре последовала ее примеру.

Перед крыльцом ратуши ждал Кассулэ с каретой, в которую снова были запряжены две лошади; кучер, как предусмотрительный человек, позаботился даже дать им овса, так что можно было сейчас же отправиться в Val-Tre'gonnec, где Раймунд нашел семейство Куртиссов за обедом у одного из инженеров пневматического завода.

Когда прошел первый момент изумления, Эбенезер, его жена и даже Магда только радовались от всей души, что им удалось избежать подобного брака. Поэтому они оказали Раймунду самый теплый прием и без всякого ложного стыда благодарили его за ту важную услугу, которую он им оказал. Его заставили рассказать все подробности происшедшего у мэра, выслушав все новости из Дрилль-Пита и Нью-Йорка. Пожар на складе, конечно, не мог порадовать сердце нефтяного короля, но последствия этого несчастья, в конце концов, оказались такими счастливыми, что Эбенезер сказал от чистого сердца: