Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— У нас каникулы.

— А в какой школе ты учишься?

— В начальной.

— Ну и как тебе учёба?

— Да нормально.

— Хм, мне-то повезло. Я уже родился с особыми способностями.

— Какими?

— Повторять всё, как попугай.

— О, Мэд, до чего ты смешной!

— К тому же у меня был лучший в мире учитель. Профессор прикладной лингвистики. Не многие попугаи могут этим похвастаться.

— Не многие попугаи в принципе могут говорить, — заметил Гарри.

— А ты шутник, приятель, — усмехнулся Мэдисон.

А ещё друзья очень много играли.

— Какие игры ты любишь, Мэд? — спросил как-то Гарри.

— Ты про футбол и тому подобное? Боюсь, я не создан для этого, старина.

— Нет, нет, мы можем во что-нибудь поиграть вдвоём? В карты, например?

— Да, карточные игры весьма занимательны, только я не могу держать карты, равно как и карандаш, не говоря уже о том, чтобы сдавать или тасовать их. Мне больше по душе настольные игры, в которые можно играть клювом. Мы с Джорджем часто так забавлялись.

— Ты имеешь в виду домино?

— Да.

— И шашки?

— Пожалуй.

— Ну уж в шахматы ты точно играть не умеешь.

Мэдисон склонил головку набок и вопросительно поглядел на Гарри.

— Почему это, парень?

«Потому что, — подумал Гарри, — невозможно представить себе попугая-шахматиста».

— В шахматах нет ничего сложного, паренёк, — тем временем продолжал Мэдисон. — Впрочем, не всегда удобно переставлять клювом фигурки.

— Я не слишком-то силён в шахматах, — признался Гарри.

— Вздор, ты ещё надерёшь мне перья. Давай играть прямо сейчас.

Несколько дней спустя госпожа Холдсворт вошла в комнату сына в тот самый момент, когда Мэдисон занёс над шахматной доской ферзя. Попугай немедленно спрятал фигурку в клюве.

— Можно подумать, что вы играете в шахматы! — ахнула госпожа Холдсворт.

— Здорово, правда, мама?

— Ты случайно не проглотил ферзя, Мэд? — обеспокоенно спросил Гарри, когда мама ушла.

— Вот ещё. — Попугай выплюнул шахматную фигурку и не спеша сделал ход. — И знаешь, старина, похоже, я поставил тебе мат.

Гарри и попугай - i_006.png

— Сегодня я застала Гарри за шахматной доской, — сказала вечером госпожа Холдсворт мужу. — Представь только, он посадил напротив себя попугая, как будто тот был его соперником.

— Гарри живёт в вымышленном мире, — вздохнул господин Холдсворт.

— Наверное, мы уделяем ему мало времени.

У Мэдисона относительно Гарри были свои соображения.

«Единственный ребёнок в семье привыкает, что весь мир крутится вокруг него, — думал он. — Гарри полагает, что если он помыл посуду после воскресного завтрака, то с него и взятки гладки. Да и в школе, видать, он не переутомляется. Но мальчик тем не менее славный. К тому же мне так нравится его чувство юмора. Нужно просто, чтобы кто-нибудь (вроде меня) встряхнул его, что ли».

Гарри и попугай - i_007.png

Целую неделю Гарри наслаждался единоличной властью над тайной Мэда. Отчасти он, конечно, хотел посмотреть, как вытянутся лица родителей, когда он расскажет им правду, но дурачить папу и маму ему тоже безумно нравилось. Каждый вечер он с улыбкой вспоминал перед сном забавные случаи, произошедшие днём.

— Как поживает твой разговорчивый друг, Гарри?

— Отлично, папа. Конечно, он ещё не совсем отвык от Америки, но адаптация проходит успешно. Мэдисону здесь нравится.

— Он сам тебе это сказал?

— Конечно.

— Гарри, врать нехорошо!

Или:

— Почему бы тебе не научить чему-нибудь попугая, Гарри. Хотя бы парочке слов?

— Не думаю, что я его чему-то могу научить, мама.

— Почему? Он такой глупый?

— Ну, у него такое птичье мышление.

Сказав это, Гарри не мог удержаться от смеха, хватался за бока и вытирал выступившие на глаза слёзы.

После нескольких таких случаев господин Холдсворт заявил жене, что всерьёз опасается, что Гарри не в своём уме.

— О, если бы они только знали правду! — сказал Гарри попугаю по прошествии недели.

— А тебе не кажется, что пора им открыться, старина? Шутка шуткой, но я уже порядком устал изображать из себя немого в присутствии твоих родителей. Давай покончим с этой игрой?

Гарри задумался. Мэду, конечно, видней. Он уже столько прожил и столько видел. Мальчик погладил попугая по голове.

— Хорошо, — сказал он. — Мы всё расскажем им завтра.

Глава пятая

Следующим утром родителей Гарри разбудила музыка.

Кто-то медленно, но без ошибок играл на фортепьяно «Боевой гимн республики», и звонкий голосок Гарри оповестил их, что хоть тело Джона Брауна и лежит в могиле, душа его продолжает маршировать[1].

— Я и не подозревала, что Гарри знает нотную грамоту, — удивилась госпожа Холдсворт.

— Что ж, играет он намного лучше, чем поёт, — проворчал господин Холдсворт, залезая с головой под одеяло.

Позже, за завтраком, он сказал сыну:

— Ты, оказывается, у нас музыкант, Гарри.

— А ты разве не знал, папа?

— Ты долго тренировался, дорогой? — спросила госпожа Холдсворт.

— Нет, мама, оказывается, играть очень просто, если, конечно, знаешь как.

Мэдисон, расположившийся на плече у Гарри, тихонечко засвистел, и мальчик покатился со смеху. Папа мрачно уставился на него поверх воскресной газеты.

— Гарри, — строго сказал он, — я уже говорил твоей маме, что ты, кажется, не в себе.

Гарри захохотал пуще. Лицо мальчика раскраснелось, по щекам катились крупные слёзы.

— Нет, нет, — едва произнёс он сквозь смех. — Всё дело в моём пернатом друге.

— Ты ведёшь себя очень глупо, — нахмурилась мама. — Ешь лучше яйцо.

Мэдисон неодобрительно взирал на всю семью. Не то чтобы он был против того, что они завтракают, нет, он даже не был против многих блюд, стоявших на столе, и давно собирался сказать Гарри, что семечки и зерно хорошая еда только для обычного, самого обычного попугая. Но бедняга не мог смотреть, как Холдсворты уплетают за обе щеки варёные яйца. Мэдисону казалось, что такое поведение в его присутствии по меньшей мере бестактно.

И всё же он с живым интересом наблюдал за тем, кто как ест.

Женщина поставила яйцо в пашотницу тупым концом вверх, стукнула по нему ложечкой и очистила верхушку от скорлупы, обнажив белок, гладкий, как тонзура у монаха.

Мужчина поставил яйцо в пашотницу острым концом вверх и одним ударом ножа отсёк у него верхушку.

Мальчик обошёлся без пашотницы. Он просто очистил яйцо от скорлупы, положил на тарелку и в несколько секунд превратил его вилкой в мягкую жёлто-белую массу.

— Ой, — взвизгнул Мэдисон.

Господин Холдсворт оторвался от газеты.

— Птица определённо что-то сказала, — заметил он. — Какое-то слово.

Гарри ухмылялся во весь рот.

— Что смешного? — недовольно спросил папа.

— Скажи «доброе утро», — попросил Гарри.

— Я уже поздоровался с тобой, — напомнил папа.

— Да не мне скажи, Мэдисону. Ну же — «доброе утро».

— Гарри, отстань от папы, — сказала мама. — Дай ему спокойно почитать газету.

— Папа, ну пожалуйста. Что тебе стоит?

Папа обречённо вздохнул.

— Ладно, если ты так настаиваешь, — сказал он и поглядел на попугая. — Доброе утро.

— Доброе утро, — ответил Мэдисон.

— Я впечатлён, — проговорил папа. — Когда же ты научился говорить, дружок?

Мэдисон уже собирался открыть клюв и сказать: «Примерно сорок лет назад», но вовремя увидел, как Гарри приложил палец к губам.

— Значит, ты всё-таки сумел его чему-то научить, — восхитилась мама. — Наверное, пришлось попотеть. Но это того стоило, у него хорошо получается.

вернуться

1

Фрагмент из песенки «Джон Браун погребён», появившейся в Америке в первые дни войны между Севером и Югом.

4
{"b":"180626","o":1}