Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Точно усики какого-нибудь разъяренного насекомого, кисть прямо-таки дрожала. Женщина с чего-то вздумала двигаться — да кажется, собирается встать, черт ее побери! Он поспешно нанес на холст темно-лиловый мазок. Этого требовал пейзаж. Слишком он был бледен — серое, переходящее в голубое, и одна не то звезда, не то белая чайка, парящая просто так, — слишком бледно, по обыкновению. Слишком бледно, скажут критики, потому что никто его не знает и на выставках он незаметен — любимец детей квартирных хозяек, с крестом на цепочке для часов, чрезвычайно польщенный, если его картины нравятся самим хозяйкам — что бывает не так редко.

— Джей-об! Джей-коб! — кричал Арчер.

Стил, при всей своей любви к детям, раздражался от крика, нервно тыкал кистью в темные кружочки на палитре.

— Я твоего брата видел… Видел я твоего брата, — произнес он, кивая головой, когда Арчер брел мимо него, волоча лопатку и бросая сердитые взгляды на старика в очках.

— Там, у скалы, — держа кисть в зубах, пробормотал Стил и выдавил охру, не сводя глаз со спины Бетти Фландерс.

— Джей-коб! Джей-коб! — закричал Арчер через секунду, бредя дальше.

В голосе была удивительная печаль. Освобождаясь от плоти, от страстей, он выходил в мир, одинокий, безответный, бьющийся о скалы, — вот как звучал этот голос.

Стил хмурился, но был доволен тем, как легло черное — то самое, чего не хватало, чтобы все связать воедино. «Ах, можно стать живописцем и в пятьдесят лет. Тициан, например…» — и тут, найдя нужный оттенок, он взглянул вверх и, к своему ужасу, увидел над заливом тучу.

Миссис Фландерс поднялась, похлопала по пальто с обеих сторон, чтобы стряхнуть песок, и взяла свой черный зонтик.

Скала была из тех необычайно твердых, бурых, почти черных скал, которые торчат из песка словно что-то первобытное. Скала — шершавая от ребристых ракушек и кое-где покрытая пучками высохших морских водорослей, так что маленькому мальчику приходится широко расставлять ноги, и он не раз покажется себе самым настоящим героем, пока доберется до вершины.

Но там, на самой вершине, — впадина с песчаным дном, полная воды, в ней медуза, комочком прилипшая сбоку, и несколько мидий. Рыбка метнулась в воде. Желто-коричневые водоросли колышутся, из них выползает краб в опаловом панцире…

— Какой огромный краб, — прошептал Джейкоб.

…и на тоненьких ножках отправляется в путешествие по песчаному дну. Ну-ка! Джейкоб опустил руку в воду. Краб был прохладный и очень легкий. А в воде полно песку, и вот, прижимая к себе ведерко, Джейкоб сполз вниз и собирался уже спрыгнуть, как вдруг увидел, что на земле совершенно неподвижно лежат рядом огромные мужчина и женщина с очень красными лицами.

Огромные мужчина и женщина (в этот день все заканчивали работу рано) лежали рядом, не шевелясь, положив головы на носовые платки, в двух шагах от моря, а несколько чаек легко промахнули над набегающими волнами и уселись около их ног.

Большие красные лица на ярких носовых платках в горошек уставились на Джейкоба снизу вверх. Джейкоб сверху вниз уставился на них. Затем, бережно прижимая к себе ведерко, Джейкоб осторожно спрыгнул и побежал прочь, поначалу так, словно ничего не случилось, но все быстрее и быстрее, по мере того как волны, пенясь, подступали к нему и ему приходилось сворачивать, чтобы спастись от них, и чайки поднялись прямо перед ним, и пронеслись вперед, и снова уселись чуть поодаль. На песке сидела большая черная женщина. Он побежал к ней.

— Няня! Няня! — кричал он, всхлипывая, судорожно глотая воздух на каждом слоге.

Волны накатывали на нее. Она была скалой. Ее покрывали водоросли, которые лопаются с треском, когда на них нажимаешь. Он заблудился.

Так он и стоял. Лицо его искривилось. Он совсем готов был зареветь, как вдруг у отвесной скалы среди черных палок и соломы увидел череп — может быть, коровий, может быть, даже с зубами. Всхлипывая, но уже машинально, он бежал все дальше и дальше по берегу, и вскоре череп оказался у него в руках.

— Вот он! — воскликнула миссис Флиндерс, обойдя скалу и мгновенно оглядев все пространство пляжа. — Что он там схватил? Положи это, Джейкоб! Брось сию же секунду! Наверняка какая-нибудь гадость. Почему ты убежал от нас? Противный мальчишка! Ну, положи это. Пойдемте оба. — И она повернулась, держа Арчера одной рукой и нащупывая руку Джейкоба другой. Но он ускользнул и подобрал отвалившуюся овечью челюсть.

Размахивая сумочкой, сжимая зонтик, держа Арчера за руку и рассказывая историю о том, как однажды взорвался порох и бедный мистер Керноу остался без глаза, миссис Фландерс быстро поднималась по крутому склону, ощущая все время в глубине души какую-то смутную тревогу.

Там, на песке, неподалеку от любовников, остался старый овечий череп без челюсти. Чистый, белый, натертый песком и отполированный ветром, — на всем побережье Корнуолла не найти больше таких ослепительных костей. Морская трава прорастет сквозь глазницы, он раскрошится, или в один прекрасный день кто-нибудь, играя в гольф, ударит по мячу и рассеет горстку праха. «Нет, ну не в чужом же доме», — подумала миссис Фландерс. Очень рискованно уезжать так далеко с маленькими детьми. Нет мужчины, некому помочь с коляской. И с Джейкобом наказание — уже все делает по-своему.

— Выбрось это, милый, пожалуйста, — сказала она, когда они вышли на дорогу, но Джейкоб увильнул от нее; подымался ветер, и она вытащила булавку из шляпы, поглядела на море и воткнула ее наново. Подымался ветер. В волнах ощущалось беспокойство, как живые существа, они упрямились и ждали кнута, волновались перед бурей. Рыбачьи лодки кренились к самой воде. Бледно-желтый свет прорезал лиловое море и погас. Зажегся маяк. — Пойдемте, — сказала Бетти Фландерс. Солнце било им в лица и золотом покрывало дрожащие в живой изгороди огромные черные ягоды ежевики, которые Арчер пытался сорвать на ходу.

— Мальчики, не отставайте. Вам не во что переодеться, — сказала Бетти, таща их за собой и с беспокойством оглядывая землю, ставшую такой ослепительной от внезапных вспышек света в стеклах садовых теплиц, от непрерывной смены желтого и черного, от пылающего заката и удивительного возбуждения и напряженности цвета, которые волновали Бетти Фландерс и заставляли ее думать о своей ответственности и нависшем несчастье. Она схватила Арчера за руку. Дальше надо было взбираться на холм.

— О чем я тебя просила мне напомнить? — спросила она.

— Не знаю, — сказал Арчер.

— Ну и я не знаю, — сказала Бетти легко и весело, и кто станет отрицать, что такой вот рассеянностью, а также щедростью, природным чутьем, бабьими суевериями, безрассудствами, мгновениями удивительной отваги, ощущением смешного и сентиментальностью, — кто станет отрицать, что именно этим всякая женщина симпатичнее любого мужчины?

Вот, например, Бетти Фландерс.

Она взялась за садовую калитку.

— Мясо! — вскрикнула она, со стуком отодвигая щеколду.

Она забыла про мясо.

В окне показалась Ребекка.

Скудость обстановки гостиной в доме миссис Пирс стала особенно заметна в десять часов вечера, когда на середину стола поставили керосиновую лампу. Резкий свет озарил сад, пересек лужайку, выхватил из темноты детское ведерко и фиолетовую астру и остановился у изгороди. Миссис Фландерс забыла шитье на столе. Там лежали ее очки в стальной оправе, большие катушки белых ниток, игольник и коричневая шерсть, намотанная, на старую открытку. Валялись камышины и номера «Стрэнда», а линолеум был в песке от детских башмаков. Долгоножка пронеслась из угла в угол и ударилась о лампу. Ветер хлестал по окнам крупными каплями, и, попадая на свет, они вспыхивали серебром. Торопливо, настойчиво бился о стекло одинокий листок. На море был ураган.

Арчер не мог заснуть.

Миссис Фландерс наклонилась над ним. — Представь себе фей, — сказала Бетти Фландерс. — Представь себе красивых-красивых птичек, как они уютно устраиваются в гнездышках. Закрой глазки и увидишь птичку-маму с червячком в клюве. Ну, повернись и закрой глазки, — прошептала она, — закрой глазки.

3
{"b":"180589","o":1}