В недавно опубликованных мемуарах драматург Леонид Зорин, пытаясь, как и многие другие, постигнуть секрет этой необыкновенной женщины, дал очень близкий к истине, и все равно неполный, ее психологический портрет, которым можно, пожалуй, завершить это жизнеописание. «Лиля Юрьевна никогда не была красива, зато неизменно была желанна. Ее греховность была ей к лицу, ее несомненная авантюрность сообщала ей терпкое обаяние; добавьте острый и цепкий ум, вряд ли глубокий, но звонкий, блестящий, ум современной мадам Рекамье, делавший ее центром беседы, естественной королевой салона, добавьте ее агрессивную женственность, властную тигриную хватку — то, что мое, то мое, а что ваше, то еще подлежит переделу, — но все это вместе с широтою натуры, с демонстративным антимещанством, — нетрудно понять ее привлекательность».
И все-таки— трудно... Ведь все мужчины, которых она сводила с ума и которым оказывала свое внимание, вошли в энциклопедии, в биографические словари, заняв очень заметное место на страницах новейшей истории. Она не коллекционировала таланты — она восхищалась ими и дарила им свою любовь. Ее восхищение и было знаком качества высочайшей пробы. Всю жизнь она провела в окружении тех, кто был отмечен Божьим даром. Кому еще была уготована такая судьба?..
Один совсем молодой человек девятнадцати лет, сын моих друзей, узнав, что я пишу о Лиле, спросил меня: «Кем она была, героиня вашей будущей книги?» И я не сразу нашелся что ответить. Действительно, а кем же она была? Литератором? Скульптором? Киноработником? Любимой женщиной Маяковского и еще многих, многих других? Да, конечно. Ну, и что? Литератором она была даровитым, но все же совсем не первого ряда. Скульптором — очень скромным. В кино оставила не слишком заметный след. Междуусобные битвы лефовцев с рапповцами или с кем-то еще, в которых она принимала участие, давным-давно отшумели и ныне вряд ли особенно интересны даже въедливым диссертантам. А женщин, любимых великими, история знает вообще превеликое множество — чего-либо, из ряда вон выходящего, в этом, довольно банальном, «статусе», разумеется, нет. Почему же тогда ее имя известно во всем мире и вошло в почетный список знаменитейших женщин уходящего века?
Одну из тех, кого любили великие— Горький, Уэллс и другие, — небезызвестную Муру Будберг Нина Берберова назвала ЖЕЛЕЗНОЙ. По этой аналогии, по способности сопротивляться ударам судьбы, не согнуться, устоять в жесточайший и беспощадный век, дожив до глубокой старости и оставшись самою собой, Лилю можно, пожалуй, назвать СТАЛЬНОЙ.
Но как не подходит к ней — хрупкой, изящной и нежной — это давящее слово, неизбежно напоминающее совсем другую «сталь» — ту, что дала имя тирану! И снова вспоминаются чеканные строки поэта: «Сводить с ума — геройство». Кто знает, не ее ли, не Лилю, поистине сведшую с ума десятки известных людей (и сколько еще неизвестных!), — не ее ли, наряду с другими, имел в виду Пастернак? В любом случае, подчиняясь этой точной поэтической формуле, мы вправе назвать ее ГЕРОИЧЕСКОЙ.
Какая сила позволила ей до последних дней влюблять в себя тех, кому судьба дарила с ней встречу, притягивать как магнитом старых и молодых, вселять уверенность в свои силы, взращивать таланты, отличая подлинник от подделки, пробуждать достоинство и умение сопротивляться невзгодам, помогать тем, кто нуждался в помощи, и других заставляя мчаться на помощь? Вряд ли есть точный ответ на все эти вопросы. Так что не будет ошибкой назвать Лилю еще и МАГИЧЕСКОЙ.
Но разве она нуждается в каких-либо определениях? Зачем они ей? Не проще ли сказать, что Лиля Брик была ЛИЛЕЙ БРИК? И никаких дополнительных объяснений этому имени совершенно не нужно.
