Но меня отношение мамули к нему выводило из себя.

— Ты не даешь ему никакого шанса, — как-то сказала я ей.

Она холодно поглядела на меня.

— Шанса на что? Сделать пьяницу и из меня?

— Я не пьяница, — отрезала я.

— Не пьяница? Посмотри на себя в зеркало. Это не моя Вика.

Ее слова больно задели меня. Наверное, потому, что я и сама знала: это правда, но еще не готова была взглянуть правде в глаза. Проще было пропустить все мимо ушей.

— Он гений, мамуля. Ты ведь видела фильмы по его сценариям. Поговори с ним, послушай его — и сама поймешь.

Мамуля покачала головой.

— В тебе вся моя жизнь, Вика. Я люблю тебя. Но не твоего Колю. Я с удовольствием посмотрю его фильмы и буду смеяться до упаду. Но пусть он пишет свои сценарии где-нибудь в другом месте. И пусть он губит какую-нибудь другую женщину.

Ее отношение к Коле очень осложняло нашу жизнь, и, пытаясь снять напряжение, я пила еще больше.

Однако, когда мне позвонили, предложив роль в новом фильме, я приняла твердое решение не пить целую неделю, прежде чем появлюсь на студии. Чтобы войти в форму, я разработала целую систему подолгу лежала в горячей ванне, подолгу гуляла.

Первые два дня дались мне неимоверно тяжко. Безумно хотелось выпить, а Коля нисколько не старался облегчить мне задачу.

— Хочется выпить — пей. Жизнь слишком коротка, и в ней не так уж много удовольствий. Если это тебе в радость — пей.

Но я отказывалась.

Почувствовав себя физически чуть-чуть крепче, я с гордостью сказала мамуле:

— Видишь? Я же обещала бросить пить. Теперь тебе уже не назвать меня пьяницей.

Она обняла и расцеловала меня.

— Надеюсь, у меня больше никогда не будет для этого повода.

Но все оказалось гораздо сложнее. Теперь я волей-неволей смотрела на пьяного Колю трезвыми глазами. Казалось, человек, уверявший меня в своей любви, должен быть счастлив, увидев мои незамутненные глаза. Не тут-то было. Алкоголику Коле была ненавистна сама мысль, что я справляюсь с тем, с чем он не мог да и не хотел справляться. Мне кажется, это испугало его. Это был знак, что он теряет меня. Чувство собственника заговорило в нем во весь голос.

— Ты куда? — спросил он однажды утром, увидев, что я надеваю пальто.

— Погулять. Ты же знаешь.

— Никуда ты не пойдешь, — и он преградил мне дорогу к двери.

— Коля, не глупи. Мне надо вернуть форму, на следующей неделе начинаются съемки.

Он рассмеялся.

— Если тебе не нужно по роли делать долгих пеших переходов, зачем тебе крепкие ноги?

Я попыталась отпихнуть его от двери.

— Пропусти меня!

Он толкнул меня так сильно, что я отлетела к столу и упала спиной на него.

— Ты и впрямь надумала погулять, Вика? Или тебя поджидает на улице какой-нибудь тип?

— Мне противны твои грязные подозрения!

Он пожал плечами.

— Так или иначе, ты никуда не пойдешь. Я не желаю, чтоб ты уходила.

Мы стояли лицом друг к другу. В руке он держал стакан. Я знала: когда стакан опустеет, Коле придется наполнить его снова.

Я сняла пальто и как бы ненароком положила его на стул возле двери. Потом села и, не обращая на него никакого внимания, сделала вид, что читаю журнал.

Не прошло и двадцати минут, как потребность в выпивке взяла свое.

— Послушай, налей-ка мне еще водки.

Я посмотрела на него.

— Я тебе не служанка. Хочешь выпить — налей сам. А ко мне не лезь.

Он что-то промычал. Я ждала. Наконец он отошел от двери. Когда он был на середине комнаты, я схватила пальто и выбежала из квартиры. Меня переполняла гордость: надо же, перехитрила Колю! Еще одно доказательство моей глупости: я даже не удосужилась подумать, что меня ждет по возвращении домой.

Как только я вошла в дверь, он обхватил меня так сильно, что я закричала от боли.

— Мне больно, Коля!

Он улыбнулся.

— Вот и хорошо. Теперь будешь слушаться.

Позднее я попыталась поговорить с ним.

— Почему ты так обращаешься со мной? Говоришь, что любишь, а ведешь себя просто ужасно. Ты знаешь, что в понедельник у меня начинаются съемки. И знаешь, какая это тяжелая работа. Мне надо хорошо выглядеть, хорошо себя чувствовать. Неужели ты не поможешь мне?

Он взял меня рукой за подбородок и приподнял его.

— Твое место рядом со мной, где бы я ни был Вот и все.

— Я же актриса, Коля.

Откинув голову назад, он расхохотался.

— «Я же актриса, Коля!» Ты так произнесла эти слова, как будто в них заключается какой-то смысл. Что такое актриса? Лицо и тело, которые меняют выражение и положение по указке других людей, произнося слова, которые придумывают и пишут тоже другие. Актриса — это заводная игрушка, которая исполняет чужие предписания, не более того.

— Возможно, ты прав, — сказала я, решив, что лучше согласиться, чем выслушивать одну из его бесконечных тирад.

Я снялась в фильме и весь съемочный период не притрагивалась к рюмке. Но сыграла я в нем не лучшим образом. Слишком часто, едва мне удавалось войти в роль, мое внимание отвлекал Коля, оказывавшийся где-то неподалеку, насмешливо, с видом собственника, поглядывавший на меня.

Когда съемки закончились и у меня не осталось поводов уходить куда-то из дому и от Коли, я снова начала пить.

На многие месяцы я погрузилась в пучину алкогольного безумия. В редкие минуты просветления я начинала понимать, что жизнь больше не подчиняется мне. Но взять над ней контроль пыталась лишь в тех случаях, когда мне предлагали роль. Стоило же мне вернуться обратно, в свой мир, — я чувствовала, что со мной все в порядке. Пока длился запой, Коля казался где-то далеко-далеко, а я оставалась одна в своем тихом, спокойном мирке в эпицентре бури. Я слышала его, но он был бессилен причинить мне зло. И хотя я видела огорченное лицо мамули, мне было просто невдомек, что, собственно, так ее беспокоит.

ИРИНА КЕРК

Когда Ирина и Зоя стали подниматься по ступенькам крыльца, мужчина подозрительно уставился на них.

— Это еще кто? — спросил он.

Зоя внутренне напряглась.

— Это наша приятельница, Ирина Керк. — Она повернулась к Ирине и с нескрываемым презрением прибавила: — А это Коля, о котором я тебе говорила.

Он расхохотался и в знак приветствия поднял стакан.

— Не сомневаюсь, она успела много порассказать вам обо мне. Представляю, что она наговорила.

Ирине он сразу не понравился. Его грубость вызвала у нее омерзение.

Отхлебнув из стакана, Коля снова углубился в чтение рукописи, лежавшей у него на коленях.

— Где Вика? — спросила Зоя.

Он показал в глубь дома.

— Наверху. — И, поглядев на Ирину, прибавил: — А эта останется?

Зоя повернулась к нему.

— Эта дама — профессор. Я бы попросила вас быть повежливее.

Коля с усилием поднялся на ноги и сказал, ухмыляясь:

— Вот как, профессор. Наконец-то в доме появилась хоть одна умная женщина.

— Вы правы, — ответила Зоя. — Викторию никак не назовешь умной. Была бы она умна, давным-давно бы вышвырнула вас из дому. Пойдем, Ирочка.

Они вошли в дом, и Ирина поднялась вслед за Зоей по узкой деревянной лестнице. Зоя отворила первую дверь справа. В комнате на смятой постели спала Виктория. Подойдя к ней, Зоя потрясла ее за плечо.

— Вика, проснись. Посмотри, кто к нам пришел.

На мгновение глаза Виктории приоткрылись.

Ирина сразу отметила, до чего она хороша. Но глаза тут же снова закрылись, и она отвернулась к стене. Зоя снова потрясла дочь.

— Вика, проснись же. Ты только посмотри, кто у нас.

Она заставила ее сесть и спустить с кровати ноги. Виктория посмотрела бессмысленным взглядом на Ирину и покачала головой.

— Понятия не имею, кто это.

Зоя выглядела удрученно.

— Зойка, — вмешалась Ирина, — как она может помнить меня? Она же была тогда совсем ребенком. Виктория, я — Ирина Керк, и я...

Глаза Виктории прояснились, затем расширились от страха. Зажав руками уши, она закричала:

— Не хочу слышать! Не буду слушать! Не буду!