Зое показалось, что у нее на мгновение остановилось сердце.

— Где они?

— Рядом с вашей палатой, но сейчас там никого нет. А прошлой ночью один из них просидел здесь всю ночь.

Женщина поднялась, собираясь уйти.

— Спасибо, — промолвила Зоя.

Откинувшись на подушку, она уставилась в потолок.

— Прости меня, Вика, — прошептала она.

В тот день, когда она уходила с Викой из роддома, в вестибюле ее, как и обещал, ждал Саша. Зоя надеялась, что он догадается прийти в костюме и при галстуке, и сестры увидят, какой представительный у Виктории отец, но ей бы следовало предвидеть подобное. Поверх свитера и рубашки на нем было пальто, протертое на локтях. В руках он держал жалкий букетик дешевых цветов. Но все-таки он пришел и прекрасно сыграл роль отца, громогласно извинившись за то, что отсутствовал в городе, пока она была в роддоме.

Зоя представила Сашу сестре с того этажа, где лежала.

— Это мой муж. Он музыкант.

Губы сестры скривились в усмешке.

— Музыкант? А я решила, что он точильщик карандашей.

Саша коснулся рукой головы и сконфуженно вытащил из-за уха огрызок карандаша.

Когда сестра ушла, он спросил:

— Что, собственно, произошло, Зоечка? Почему они так с нами разговаривают?

Зоя пожала плечами.

— Наверно, они тут всласть посплетничали обо мне и моем ребенке. А твой приход положил сплетням конец. Да Бог с ними. Мне ведь с ними никогда больше не увидеться.

— Пошли? Если ты возьмешь у меня цветы, я с радостью понесу ребенка.

— Прелестные цветы, спасибо тебе за них, — сказала Зоя и тихим голосом продолжала: — Нагнись ко мне, как будто целуешь, но так, чтобы за твоим лицом не было видно моего рта.

Саша коснулся губами ее щеки.

— В чем дело? — спросил он, не отнимая лица от ее щеки.

— Наверно, тебе лучше оставить меня. За мной следят.

— Почему?

— Скорее всего, из-за Джексона. Да и какая разница?

— Как это какая? Но так или иначе, а меня уже видели с тобой, и я тебя не оставлю.

Саша взял у нее девочку.

— Какую прелестную дочку ты мне подарила, дорогая жена!

Он оглядел вестибюль в надежде, что кто-нибудь слышит его.

— Пошли, — сказала Зоя. — Ты замечательный друг, Саша, но никудышный актер.

Ребенок был зарегистрирован в книге записей рождений за 1946 год. В свидетельстве указывались имя и фамилия девочки — Виктория Федорова, а также отчество — Яковлевна, по имени Джексона. В графе о матери стояло — Зоя Алексеевна Федорова, в графе об отце был прочерк. Зоя не смогла заставить себя солгать. Это было бы оскорбительно для Джексона. К тому времени, когда ее Викуля увидит метрику, она уже будет достаточно взрослой, чтобы знать всю правду. И достаточно взрослой, чтобы ее попять. Так или иначе, когда придет время, Зоя будет знать, как поведать ей эту правду.

Едва оправившись от родов, Зоя приступила к съемкам нового фильма. Как и всегда, она играла в нем роль лирической героини, благородной женщины, с одинаковой преданностью любящей своего возлюбленного и свою родину. Потом Зоя уже и не вспомнит названия той картины. Как актриса, она всегда отличалась необычайной добросовестностью, но на этот раз соображения карьеры отодвинулись на второй план, уступив место крошечной девочке, которую она оставляла каждый день на попечение только что нанятой домработницы Шуры. Виктория полностью заполнила ту пустоту в ее жизни, которая образовалась с уходом из нее Джексона.

Поначалу Зое виделось большое сходство дочери с Джексоном. Такие же темные волосы, такие же, как у него, голубые глаза и, пожалуй; такой же упрямый подбородок, впрочем, насчет подбородка полной уверенности у нее не было. Со временем воспоминания о Джексоне претерпели некоторые изменения и он все больше и больше стал походить в них на Викторию.

С грустью она признавалась себе, что Джексон уходит из ее памяти. Да, конечно, она никогда не забудет, что было время, когда они любили друг друга, что же касается чувств, которые она тогда испытывала, то воспоминания о них постепенно тускнели. Она уже не помнила крепких объятий Джексона, не ощущала запаха одеколона, которым он пользовался после бритья, с трудом вспоминала его голос. Помнила лишь, что он был грубоватый и говорил Джексон с забавным американским акцентом — вот и все.

Наверно, и я ухожу из его памяти, размышляла она. Интересно, пытался ли он писать ей? За все это время она не получила от него ни строчки. Ну что ж, у нее, по крайней мере, есть его ребенок, а это уже немало. Она ни о чем не жалеет.

Джексон Роджерс Тэйт получил назначение на военно-морскую базу на Терминал-Айленде, неподалеку от Сан-Педро в Калифорнии. Ему было поручено расконсервировать базу.

Когда бы он ни возвращался мыслями к Зое, его всякий раз охватывало беспокойство: что же с ней все-таки произошло? Получила ли она хоть одно его письмо? Пыталась ли ответить? Как же глупы мы были, размышлял он, поверив, что у нас есть будущее, что нам когда-нибудь позволят его иметь!

Он уже потерял счет письмам, которые написал ей, или тем, которые послал известным в России людям, на помощь которых рассчитывал. Ни на одно из них он не получил ответа. А в ответах на запросы, которые он направлял собственному правительству, не было ничего, кроме пустых фраз, смысл которых неизменно сводился к одному и тому же совету: «забыть».

Время шло, боль утраты мало-помалу притуплялась. Но он по-прежнему был одержим идеей узнать, не случилось ли с ней в России чего-нибудь плохого. Ее уверенность, что никто не посмеет ее тронуть, вовсе не обязательно была обоснованной. А он хотел знать наверняка.

Ответ пришел однажды ясным солнечным днем с утренней почтой, которую для него аккуратно складывали в правом углу письменного стола. Дешевый конверт, отправленный из Швеции, на нем чернилами печатными буквами были написаны его имя и адрес. Кто, черт возьми, может писать ему из Швеции?

Он вскрыл конверт, развернул лист дешевой белой бумаги и взглянул на подпись. Подпись ни о чем ему не говорила. Только инициалы и фамилия. Они могли принадлежать и мужчине, и женщине, как и записка, также написанная чернилами печатными буквами:

Зачем вы надоедаете Зое своими письмами? Недавно она вышла замуж за композитора. У них двое детей, мальчик и девочка, и они очень счастливы. Ей надоели ваши бесконечные домогательства. Будьте любезны, прекратите их.

Джек несколько раз перечитал письмо. Сначала он не поверил ни одному его слову. Та Зоя, которую он знал, не могла так быстро забыть его. Зоя не из тех, кто легко влюбляется. Но даже если письмо не обман и она действительно встретила человека и вышла за него замуж через несколько дней после его отъезда из Москвы, то уж во всяком случае она не могла успеть родить за это время двоих детей.

Впрочем, она могла родить сразу двойню. Для этого времени у нее было вполне достаточно. Да и композитор мог быть вдовцом с двумя детьми. И вполне естественно, что она вышла замуж за человека из мира искусств. Кто бы он ни был, он наверняка подходит ей больше, чем Джексон.

Скорее всего, письмо отправлено кем-нибудь из Зоиных приятелей, журналистов, — их у нее до черта; она попросила написать и отправить его, как только он или она окажутся за пределами России.

Джек снова перечитал письмо, потом разорвал его и выбросил в корзину.

Больше он ей писать не будет. Никогда. Прощай, Зоечка. Будь счастлива.

(Поскольку Зоя ничего не знала о письме, а Джек ничего не знал о Саше, никто из них не ведал о содержавшейся в нем крупице правды. Саша, который изредка аккомпанировал Зое на концертах, действительно был композитором, хотя отнюдь не знаменитым и удачливым. Весьма вероятно, что тот, кто был автором письма, знал о договоренности Зои с Сашей и его согласии «изобразить», по выражению Зои, отца ребенка. Нет сомнений, НКВД знало, что Зоя не была замужем за Сашей и не была от него беременна. Случайно ли автор письма выбрал Зое в мужья композитора или в основе его выбора были точные данные об их договоренности — останется тайной. Но цель письма очевидна: положить конец попыткам Джека установить связь с Зоей.)