Несколько раз за день Блейд щупал, под левой подмышкой, пытаясь установить, все ли в порядке со спейсером. Приборчик был на месте, но он едва ощущал маленькую выпуклость на ребрах под двойным слоем шерсти — на пальцах и на боку. Включить его будет непросто… Оставалось надеяться, что Аквия выполнит свою часть контракта так же честно, как он сам, и возвратит ему человеческий облик.

Разведчика удивляло, куда делся его натуральный волосяной покров, так разительно отличавшийся от звероподобной шкуры, что облекла сейчас его плоть. Однажды, незаметно для Аквии, он запустил пятерню в буйную растительность на голове, превозмогая боль, выдернул клок и внимательно рассмотрел его. Среди бурой шерсти, толстой и грубой, тонули отдельные черные волосинки. Блейд не мог выделить их из общей массы и ощупать загрубевшими пальцами, но не сомневался, что видит следы своей настоящей шевелюры. Значит, с бровями и ресницами тоже ничего страшного не произошло; бурая шерсть росла сама по себе, независимо от волос, покрывавших его тело раньше. Оставалось надеяться, что снадобье, которое даст ему колдунья в конце пути, подействует так, как нужно. Блейд совсем не хотел потерять собственные волосы вместе с этой жуткой бурой шерстью — хотя, в крайнем случае, был готов согласиться и на это.

Аквия зашевелилась под своим покрывалом.

— Риард…

— Да?

— Ты сердишься на меня?

— Нет.

Она помолчала.

— Не могу забыть твоих слов… насчет хвоста…

— Это была шутка.

Снова молчание; потом тихий шепот:

— Риард?..

— Что?

— Ты… ты прости меня…

— Я же сказал, что не сержусь.

— Нет, сердишься. Я же чувствую… твоя душа полна — гнева и… и отвращения…

Правда, несомненная и истинная; Блейд забыл, с кем имеет дело. Он повернулся и пристально посмотрел на женщину.

— Давай поговорим начистоту, ведьма. Да, ты спасла меня; твои псы вытащили глупого Риарда из воды. Мало того, ты подарила мне прекрасную ночь… И я бы помог тебе — из чувства благодарности. Так, как мужчина может помочь женщине, сильный — слабому, воин — нуждающемуся в защите. Все было бы честно, уверяю тебя…

Она слабо вздохнула.

— Вместе мы решили бы все проблемы — с одеждой, например. Я понимаю, что у тебя нет ничего подходящего, по мазь!.. Эта твоя сат-па! Я продержался бы с ней два-три дня, убил пару волков… — или еще кого — с теплой шкурой… Наконец, вот это меховое покрывало, — он ткнул пальцем в шкуру, под которой съежилась Аквия, — его вполне хватило бы на куртку и штаны…

— Все не так просто, Риард, как тебе кажется…

— Просто — не просто! Разве в этом дело? Ты посмотри, как все выглядит со стороны…

— Как?

— Мерзко и отвратительно! Ты пустилась одна в опасное странствие — не знаю, куда и зачем. Тебе нужен мужчина — защитник, покровитель… такой, с которым ты могла бы разделить постель. Тебе встретился подходящий человек, — он прижал ладонь к мохнатой груди. — И что же ты делаешь? Заставляешь его обманом выпить зелье, потом — пока он еще не превратился в зверя — с удовольствием используешь… А утром начинаешь торговаться: доведи меня, куда надо, тогда сниму эту мерзкую шерсть…

Она плакала. Ничего, решил Блейд, это ей полезно; кто не плакал, тот не жил.

— Пойми, дело даже не в этой шкуре, что ты натянула на меня, а в насилии над человеком! В оскорблении, которое ты мне нанесла! — он шумно выдохнул воздух. — Может, я и сам решился бы на такой исход… если бы ничего другого не оставалось… Но — сам, по своей доброй воле и разумению!

— Ты горд, Риард… — ее голос дрожал.

— Какой есть, — буркнул Блейд, и они снова замолчали.

— Риард?

— Слушаю.

— Понимаешь, тебе нельзя пользоваться сат-па… Один раз, для спасения жизни — может быть… Но это очень сильное средство. Нужна специальная тренировка… этому обучают долгие годы…

— Меня тоже обучали долгие годы, — заявил Блейд.

— Но чему?

— Всему. — он резко выпрямил спину. — Например, как поступать в подобных обстоятельствах.

— И как же?

Блейд встал, прошелся вдоль полога, потирая занемевшие ягодицы — три шага туда, три — обратно, потом вытянул руки над раскаленной печуркой.

— Видишь этот очаг? — Аквия молча кивнула. — Что ты скажешь, если я поставлю его на твою прекрасную нежную грудь? Еще можно срезать кожу ножом… медленно, полоска за полоской. Можно отобрать эту мазь, сат-па, вывести тебя голую на мороз и поливать водой… Можно изловить волка, связать ему пасть — чтобы терзал когтями, долго, долго… Можно выдавить глаза, вырвать ногти, выбить зубы… Поверь мне, красавица, не только колдовской отвар способен сделать из человека нечеловека…

Она смотрела на него остановившимся взглядом, в глазах плескался ужас, а тело под меховым покрывалом съежилось в комок.

— Нет!.. — тонкий крик прорезал полумрак под кожаным сводом шатра. — Нет! Я не верю! Ты не можешь так… так… безжалостно… — она зашлась в беззвучных рыданиях.

— Почему же? — голос разведчика оставался абсолютно спокойным. — Разве ты испытывала ко мне жалость, когда давала то зелье? И самый простой способ получить противоядие — пытка? Тот кровавый кусок мяса, в который ты превратишься через пару дней, все мне расскажет — про каждую баночку и пузырек в твоих мешках.

— Я могу ведь и не сказать правды… — пробормотала она сквозь слезы.

— Нууу… Во-первых, любое зелье я могу проверить сначала на тебе и на собаках; во-вторых, в каждом предприятии есть своя доля риска. И может на пути в Берглион меня ждет гораздо больше опасностей, чем в твоих мешках со снадобьями.

Снова воцарилось долгое молчание. Наконец:

— Риард?

— Весь внимание.

— Зачем говорить такие страшные вещи? Ты ведь не дикарь, не изверг, я чувствую… знаю… Ты не способен на это.

— Кто знает, на что способен человек, когда его лишают человеческого естества? Люди, видишь ли, могут меняться — особенно когда их превращают в зверей.

Тихий шорох. Меховое покрывало медленно сдвинулось, обнажив стройные ноги с треугольником золотистых волос меж ними, тонкая рука коснулась налитых грудей.

— Ты можешь лечь здесь… Нам будет теплее…

Что это? Искреннее раскаяние или очередная хитрость? Блейд почесал в кудлатой голове.

— Нет, моя милая. Мне будет слишком жарко под покрывалом рядом с тобой. Лучше я устроюсь в холодке.

Он лег прямо на утоптанный снег — так же, как вчера, — и уснул. Но всю ночь ему снились округлые бедра и полные груди Аквии и слышался ее серебристый зовущий голосок.

Утром Блейд нарубил топором замерзшее мясо дайра — его оставалось фунтов восемьсот — и сложил в задок саней. Шкуру и голову с мощными костяными чешуями он вычистил еще вчера; теперь же, разрезав по бокам, разведчик натянул ее на себя словно боевой доспех. Несмотря на массу спутанных волос, его голова свободно поместилась в черепе зверя. Лицо выглядывало меж широко раздвинутых челюстей с огромными клыками, затыльная кость прикрывала темя, грудь и живот — до самых колен — защищали крепкие, как сталь, пластины, вдоль спины тянулся острый гребень. Собственная шерсть теперь не только не мешала ему, но пришлась очень кстати, выполняя роль подкольчужной прокладки.

Он был так страшен в этом облачении, что собаки панически взвыли и с полчаса не подпускали его к себе. Но, к счастью, у снежного ящера действительно был очень слабый запах, и вскоре псы распознали человека под шкурой их страшного врага. Аквия лишь покачала головой в островерхом колпачке и ничего не сказала; после вчерашнего разговора она была молчалива и поглядывала на Блейда с нескрываемым страхом. Он решил в этот день вести себя с женщиной помягче. Что было, то было; сейчас они оба нуждаются в каком-то минимуме доверия друг к другу, иначе их кости останутся тут, в мерзлых равнинах Дарсолана. Он не хотел, чтобы Аквия боялась его. Пусть лучше чувствует себя виноватой — сознание вины сделает ее разговорчивой, и тогда можно попытаться выведать кое-что насчет всех этих чудодейственных снадобий.