— Кто увез?

— Ее родители прислали за ней двоюродную бабку и деда. Теперь Конни в лапах у Годивы Лайонхарт, и мне страшно подумать, к чему это может привести.

— Конни уехала, даже не попрощавшись? — Кол не верил своим ушам. Только вчера они вместе обсуждали летние каникулы, строили планы.

— У нее не было выбора. Они увезли ее в Чартмут, в свой дом, сразу, как только приехали вчера вечером. Никому из нас не разрешается видеться с ней.

Мэгз ткнул Кола носом, чтобы привлечь к себе внимание; тот рассеянно погладил пони.

— Но они не могли так поступить! Как же ее обучение? Как насчет Каллерво?

— Мы все именно так и думаем. Твой отец сказал, что они даже разговаривать с ним не стали, когда он вчера подвез Эвелину домой: Годива ожесточенно противится всему и всем, кто имеет отношение к Обществу.

Новое подозрение поразило Кола.

— А что папа делал вместе с Эвелиной, бабушка?

Миссис Клэмворси слегка покраснела:

— Это их дело, а не наше. А теперь поторопись, я хочу, чтобы ты отнес Маку сообщение от меня. Он еще не знает, чем все это закончилось вчера вечером.

Мэгз свернул с дороги и ускорил шаг, унося своего всадника все дальше в глубь Мэллинского леса. Даже несмотря на то что они везли плохие вести, Кол не мог не признаться, что у него немного поднялось настроение. Они оба любили скакать среди деревьев. Им не терпелось галопом проскакать через разные части леса — величественные зеленые коридоры буковых деревьев; темные, загадочные аллеи дубов с желудями, хрустящими под ногами; галереи с колоннами серебряных берез, растущих в песчаной почве. Все эти места сильно менялись в зависимости от времен года. На одной прогулке Кол и Мэгз продирались через свежие весенние заросли, на следующей скакали под обильной летней листвой, медной осенью брели по щиколотку в палой листве, а зимой спасались бегством от пронизывающего холода. За годы, проведенные в Мэллинском лесу, Кол научился многому: он ездил верхом, лазал по деревьям, устраивал берлоги — лес всегда был самым интересным местом для игр. Хотя он думал, что хорошо знает его, Кола никогда не покидало ощущение, что это загадочное место, кое-где по-настоящему дикое. Он чувствовал, что лес наполнен существами, они прятались на деревьях и на земле. Конни часто говорила, что его переполняет жизнь. Если бы она была здесь, она бы рассказала ему, что это за существа. Он остановил Мэгза и огляделся. И они хотят здесь все вырубить и закатать в бетон, принеся в жертву последний оставшийся в Гескомбе участок великих лесов, которые некогда покрывали эту местность. Он чувствовал грядущую утрату почти как физическую боль.

«Кто от этого выиграет?» — сердито спрашивал он у деревьев.

Ах да, «Аксойл» сможет отправить большее количество громыхающих цистерн с нефтью. Кол также слышал, как люди, ездящие на работу в Чартмут, жаловались, что путь отнимает слишком много времени из-за плохой дороги.

«Но куда же нам бежать от машин, если все здесь будет залито бетоном?» — думал он.

Деревья шумели, как будто соглашаясь с ним.

Мак Клэмворси сидел около палатки, его мотоцикл был припаркован под платаном. Мэллинский лес начинал наполняться и другими людьми: одни ставили палатки, как Мак, другие жили в фургонах; вокруг последних были беспорядочно рассеяны дети, собаки и шезлонги. Над головой у Мака двое мужчин в яркой хлопковой одежде сидели на верхушках деревьев и развешивали по веткам флаги с маленькими колокольчиками, звеневшими на ветру. Отдаленные звуки молотков выдавали работу тех, кто строил шалаши на деревьях.

Мэгз выехал на поляну и остановился у лагерного костра.

— О, привет, сынок. — Мак зевнул, устало потирая небритый подбородок. — Пришел, чтобы присоединиться к нам, да? Мы тут уже окопались, так что полиции будет нелегко сдвинуть нас с места, — и чем дальше, тем будет веселее.

Кол не ответил, но спрыгнул со спины Мэгза и отпустил пони попастись на воле.

— Ты слышал о Конни? — спросил он отца.

— Нет, а что? — спросил отец без особого интереса, тыкая в огонь веткой.

— Ее забрали от Эвелины, и ее семья не разрешает ей встречаться ни с кем из Общества.

Мак бросил на сына удивленный взгляд, но потом продолжил шевелить угли в костре.

— Какая неприятность.

— Это не просто неприятность, это беда. А как же Каллерво? Как мы сможем защитить ее, если никому из Общества не позволено даже подходить к ней?

Мак нахмурился:

— Вот досада. Уверен, Эви расстроена.

— Не так сильно, как Конни. — Кол помолчал. — Ты не хочешь рассказать мне, что произошло вчера вечером?

Он плюхнулся на перевернутое ведро напротив Мака.

— Ничего. Я к этому не имею никакого отношения. Я и двумя словами с ними не обменялся. Эви рассказывала мне, как вся семья надоедает ей по поводу Конни.

Кол возил кроссовками по палой листве, глядя в землю.

— Так что там у тебя с Эвелиной, папа?

Мак поднялся на ноги и потянулся.

— Спать на свежем воздухе — что может с этим сравниться! — сказал он и снова зевнул.

— Папа?

— Она друг, я знаю ее много лет. Послушай, Кол, я уверен, что доктор Брок и другие что-нибудь придумают для Конни. На мгновение забудь обо всем этом, ты все равно ничего не можешь сделать. Почему бы тебе немного не отвлечься, не познакомиться с другими людьми здесь? Я знаю, где можно раздобыть чайку. Пойдем со мной.

Кол поплелся за Маком в дурном расположении духа. «Забудь об этом», — сказал его отец. Но как забыть? Мак всегда казался таким уверенным в себе, таким сильным — он становился центром каждой комнаты, каждого собрания, отметая все условности, как будто они не имели никакого значения. Кол чувствовал, что не может расти в густой тени своего отца. Это было верно, так же как и то, что Мак был вечным странником и частенько покидал Гескомб в полном одиночестве. Но недавно отец начал выезжать на прогулки с Эвелиной Лайонхарт. Кол не знал, нравится ли ему перспектива видеться с отцом чаще.

Мак остановился у старого белого автобуса, разрисованного радугами. Он постучал в дверь, и ее распахнула женщина с диковатыми глазами и копной рыжих волос.

— Это ты, Мак! — с облегчением воскликнула она. — Я было подумала, что это снова полиция.

— Нет, Ши́ван, это всего лишь я — и в этот раз я привел с собой сына.

Кол вышел из-за спины отца и с интересом смотрел на женщину: она казалась ему вихрем рыжей энергии в этом тихом зеленом месте.

— Он необычный, — с восхищением сказала Шиван, уперев руки в широкие бедра. — Глаза у него, как у эльфа, но сдается мне, что в наши дни только мы, ирландцы, и помним о них.

Кол бросил взгляд на отца, как бы спрашивая, знает ли она об Обществе. Мак слегка покачал головой, прежде чем ответить:

— Ага, он странно выглядит, верно?

«Вот спасибо, папочка!» — кисло подумал Кол.

— Я тут подумал: может быть, Рэт захочет познакомиться с ним — они ведь, кажется, одного возраста, — продолжал Мак.

Шиван громко крикнула через плечо в темные недра автобуса:

— Рэт! Рэт! Ты где там, ленивый негодник?

Из темноты вынырнуло бледное лицо в обрамлении взъерошенных волос, наверное, мальчик только что проснулся. Он был худым и гибким, с русыми волосами и щурил сонные глаза на утреннем солнце. Его нос был усеян веснушками, а по обе стороны его заостренного личика красовались оттопыренные красные уши.

— Как зовут твоего сына? — спросила ирландка, подталкивая Рэта вперед.

— Кол, — сказал Мак, с размаху хлопая сына по спине.

— Что ж, Кол, — сказала она, — это Шон, но все вокруг зовут его Рэт, потому что, понимаешь, фамилия у нас такая — Рэтклифф.

Кол действительно понимал — отчасти. Они с Рэтом какое-то время осторожно присматривались друг к другу, как две незнакомые собаки при встрече, пока Кол не улыбнулся. Рэт усмехнулся в ответ.

— Ну, Мак, хочешь чаю? — сказала Шиван, стоя в стороне. — Вы двое ступайте погулять куда-нибудь, но не слишком далеко, поняли? И не ищи себе больше неприятностей, Рэт!