Петрику почему-то стало грустно, что Стефа уехала и не скоро вернётся.

Дедушка знал очень много. Он рассказал мальчикам, что вот здесь, под самой их пещерой, где сейчас с остроконечными черепичными крышами возвышаются дома, много лет назад стояли палаты дружинников князя Данилы Галицкого. А на горе, совсем недалеко от их пещеры, из больших каменных глыб и острого дубового частокола, как орлиное гнездо, неприступно высилась крепость. Её построил князь, чтобы отбиваться от татарских орд, которые в те далёкие времена часто нападали на Русь.

Спустя одиннадцать лет после того, как Данило Романович Галицкий разгромил на Волыни под Дорогочином войско немецких рыцарей-меченосцев, князь возвращался от татарского хана Батыя, перед которым он должен был пасть на колени и признать его своим владыкой.

Мрачные думы теснились в голове князя. Он видел несметную силу Батыевой орды и понимал, что враг очень силён. Но мысль о борьбе не покидала князя.

И Данило Романович стал воздвигать новые крепости.

Могучая, неприступная гора, окружённая густым лесом, топкими болотами, образованными рекой Полтвой, приглянулись князю. И он начал строить здесь новый город…

— А где ж река, пане профессор? — осторожно перебил старика Петрик.

— Сейчас Полтва загнана под землю, в бетон, и проходит под улицей Легионов, по Академической, — показал рукой профессор. — Река под городом…

И ещё мальчики в этот день узнали, что от крепости разростался их древний украинский город, и назвал его князь Данило Романович в честь своего старшего сына Льва.

Но однажды на крепость напал польский король Казимир. Жестокой и кровопролитной была битва. Король сжёг крепость на Княжьей горе, забрал в плен много дружинников, женщин, детей, ограбил княжий терем, увёз корону и много драгоценностей. И хотя галичане снова собрались и ещё десять лет защищался Львов, только были не равны силы, и Казимир опять победил. На этой самой горе он построил из камня и кирпича новую крепость и назвал её Высоким Замком.

Узнав всё это, мальчики ещё больше полюбили свой древний город.

Тёплые солнечные дни часто сменялись грозовыми ливнями, и в один из таких ливней Петрик едва добрёл домой. Ни мамы, ни Гани дома не было. Петрик ощущал страшную головную боль и такую усталость, какой ещё никогда не знал. Его жгла жажда. Он с трудом дошёл до ведра, напился, и едва дойдя до топчана, рухнул, как подкошенный.

Дарина нашла сына в бреду. Перепуганная насмерть, она велела Ганнусе сбегать за доктором, который жил в доме напротив.

Пожилой доктор внимательно осмотрел больного, нахмурился, попросил полить, воды и тщательно помыл руки с мылом.

— У вашего ребёнка скарлатина, — наконец произнёс он страшное слово для каждой матери. — Эта болезнь теперь крадётся от дома к дому. Разумеется, положить ребёнка в больницу у вас нет средств?

Дарина только молча утёрла передником слёзы.

Брать деньги за визит доктор наотрез отказался. Он обещал заглянуть к больному завтра.

К скарлатине прибавилось и воспаление лёгких, которого так опасался доктор.

Сколько тревожных дней, сколько ужасных, бессонных ночей провела Дарина у изголовья больного мальчика. Были моменты, когда матери казалось, что она навсегда теряет своего Петрика. Но доктор мужественно боролся за его жизнь.

Считая уже почти затухающий под пальцами пульс ребёнка, он всё же со всей силой убеждения говорил Дарине:

— У мальчика сердце гиганта. Он должен, он будет жить…

И опять уколы, опять бесконечно долгие мучительные ночи…

А как-то утром Петрик открыл глаза и попросил у Дарины молока с хлебом.

Болезнь Петрика принудила Дарину продать всё, что было в каморке. Не осталось даже подушки под головой, не говоря об одеяле. И всё равно, если бы не помогал брат, едва бы Дарина смогла поставить Петрика на ноги.

И вот в один из первых чудесных осенних дней, безветренных и солнечных, какими обычно славится Львовская осень, когда кажется, что безоблачное небо просторнее, чем всегда, и только теперь-то и наступило настоящее лето, Петрик прибежал на Княжью гору. По обеим сторонам тропинки ещё золотились цветы одуванчика, шумела густая листва над головой и крепко пахло хвоей. От всего этого у Петрика кружилась голова, и радостное волнение теснило грудь.

До пещеры оставалось не больше ста шагов, и тут, как из-под земли, выросли Данько-пират, Шкилет и Мишек.

— Стой! Руки вверх! — повелительно крикнул Данько. — Ты что за такая птица? Куда пробираешься?

— Пошли вон! — задыхаясь, крикнул Петрик.

Данько сумрачно глядел на Петрика белёсыми холодными глазами, не предвещая ничего доброго.

— Связать!

Петрик схватил подвернувшуюся под руку сучковатую палку и, воинственно размахивая ею над головой, широко расставив босые ноги, яростно сопротивлялся. Однако через несколько мгновений он уже лежал на траве лицом вниз со связанными назад руками. На глаза ему нахлобучили какую-то танку.

— В пещеру! — приказал Данько.

И Петрика поволокли.

Приблуда сразу узнала пленника и, виляя хвостом, подошла к нему.

— Зачем связали? Это свой… — сквозь нахлобученную шапку расслышал Петрик голос Олеся.

Петрик ахнул. С широко открытыми от изумления глазами смотрел он на Олеся, который, по всему было видно, стал своим человеком в стане врагов.

— Примите и Петрика в команду, — незнакомым униженным тоном попросил Василько.

— Я, капитан Сильвер, беру тебя под своё покровительство, — ткнув в грудь Петрика пальцем, нахально заявил Данько. — Храбрость твою мы испытывать не будем, я тебя уже раскусил. А присягу придётся принять.

Тут он скрестил руки на груди и деловито осведомился:

— Когда жрёшь землю, тебя не тошнит?

— Не-е-е, он сможет, — поспешно ответил за Петрика Василько.

Никогда ещё с такой силой злоба не вспыхивала в сердце Петрика. Отдать пещеру? Вступить к ним в шайку? Нет. Петрик ни за что на свете не станет подчиняться этому Даньку-пирату, пусть даже для этого надо навсегда порвать с Олесем и Васильком…

— Ну же, Петрик, — умоляюще выжидал Василько.

Олесь невольно отвёл глаза. Ему было стыдно.

Слёзы бессильного гнева выступили на глазах Петрика. Он повернулся ко всем спиной и убежал.

Не знал Петрик того, что дом, где живёт Олесь, месяц назад откупил маклер, не знал он и того, что Данько-пират после многих стычек с Олесем и его друзьями изменил тактику и перешёл к более внушительным мерам. Он буквально терроризировал Скорохода и Йоську. Бедняги даже носа не могли показать на Замковую улицу. Приблуду и щенят Данько замкнул в сарае и, всячески задабривая, приручал к себе, а пещеру нагло присвоил и за оказанное сопротивление мстил Олесю при каждом удобном случае.

Оставшись в полном одиночестве, Олесь пал духом. И в один из печальных дней своей жизни, когда тётка его избила за то, что Олесь отказался указать дом и квартиру, где живёт отец Ивасика, когда Олеся опять не допустила к Петрику охранявшая брата Ганя, он пришёл к своей пещере, добровольно проглотил три щепотки земли и стал «пиратом».

Олесь догнал Петрика на тропинке около каменного льва.

— Не подходи, подлиза! — сжал кулаки Петрик. — Я больше сюда никогда не приду!

И он стремглав пустился по тропинке вниз на Замковую улицу.

«Не приду! Не приду!» — стучало в висках Петрика. Но чем больше он об этом думал, тем нестерпимее больно становилось у него на душе.

— Постой, постой! — неожиданно преградил тростью путь мальчику отец Данька, который вышел из ворот дома, где жил Олесь. — Вот как хорошо, что я тебя встретил…

Маклер стоял перед опешившим мальчиком, опираясь на трость, вперив свой ястребиный взор в очередную жертву, тогда как губы его расплылись в ласковой улыбке.

— Ты чего испугался? У меня в гостях дядя Тарас, — доверительно шепнул он. — Дядя Тарас попросил, чтобы я сходил к вам домой и позвал сюда твою маму. Пойдём…

— Ваш Данько — вор! Он, прошу пана, нашу пещеру украл! — весь кипя от негодования пожаловался Петрик.