А еще в Северной Корее очень любят масштабные зрелища. У них даже оперный театр самый лучший в мире – в смысле оборудования. Там настоящий горный водопад на сцене можно устроить и морское сражение организовать. И это при том, что первый светофор в Пхеньяне появился чуть больше десятилетия тому назад. А к чему светофоры, если машин раз-два и обчелся? На них только высшее руководство страны разъезжает.

Но опера – это на любителя, не каждому она с голодухи понравится. А потому несколько раз в год для северокорейского народа организуют парады и отмечают на стадионах праздники, типа дня рождения Ким Ир Сена с масштабными театрализованными массовыми действами…

Если в городе вывешивают флаги, значит, случился праздник. В этот день весь Пхеньян прямо-таки пестрел флагами, бумажными фонариками и кумачовыми лозунгами, прославлявшими мудрое руководство и идеи «чучхе». «Чучхе» – это, кстати, совсем и не ругательство, а принцип существования государства, которое обозначает опору во всем только на собственные силы – мол, и продовольствием сами себя обеспечим, и промышленными товарами. Вот только иногда незадачи случаются – люди от голода мрут. Тогда корейское руководство с Западом торг устраивает. Дескать, давайте, присылайте нам гуманитарную помощь, мешки с рисом везите, тогда мы свою ядерную программу попридержим, не станем свою атомную бомбу создавать. Гуманитарку дадут, сотни тысяч жизней спасут, а после нового урожая Северная Корея вновь за старое – новую ядерную программу разворачивает или артобстрел соседних островов наладит. Приловчилось руководство жить в условиях «осажденной крепости», есть чем с богатым Западом торговаться…

Обычно в Пхеньяне уличное освещение гасят рано, еще до полуночи, и тогда из космоса северная часть полуострова кажется космической черной дырой на фоне освещенной Южной Кореи, Японии и Сингапура. Но в праздник можно позволить себе и пошиковать.

Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а все фонари и подсветка зданий в Пхеньяне пылали вовсю. Горели и прожектора на осветительных мачтах главного стадиона. Народу в нем собралось видимо-невидимо – ни одного места свободного, ведь приглашения строго по трудовым коллективам, по разнарядке идут. Не придешь – можно и в трудовой концентрационный лагерь угодить.

На футбольном поле красивые кореянки в разноцветных полушелковых платьях танцуют, руками машут, ветер гоняют и поют про свою счастливую жизнь. За ними такие же счастливые дети выйдут и тоже петь начнут. Над головами у всех лазерное шоу и вспышки фейерверка. Противоположная от правительственной трибуна специально обученными студентами заполнена, у каждого набор на палочки натянутых разноцветных шелковых полотнищ. По команде «дирижера» они их перед собой поднимают – и складываются из шелковых полотнищ разные картинки: то портрет великого вождя Ким Ир Сена, то герб КНДР, то горный пейзаж… Любота!

Попасть на кульминацию государственного праздника на стадион – это огромное счастье для простого корейца. Сюда только лучших из лучших допускают – передовиков производства. Они на обычных местах сидят. А есть еще и гостевая трибуна, туда уже только по персональным приглашениям крупные чиновники заходят, партийные, военные деятели и представители трудовой интеллигенции. Но существует и «Поднебесная». Там сам Любимый Руководитель восседает с приближенными – первые люди в государстве.

Ранее адмиралу Пак Нам Чхолю, командующему подводными кораблями Восточного флота КНДР, никогда прежде не приходилось сидеть на правительственной трибуне да еще рядом с самим Любимым Руководителем. До этого его место было на гостевой. А вот теперь почему-то выпало такое счастье, и даже сам руководитель государства почему-то ласково посмотрел на него, блеснув стеклышками интеллигентских очков. Что может означать такое возвышение, Пак Нам Чхоль не знал, хотя и сделал для своей страны немало – конечно же, в мерках доступного ему финансирования. Ведь нет у Северной Кореи ни своих подводных атомоходов, ни даже приличных дизельных субмарин. В основном бывшее советское и китайское старье, купленное по цене металлолома, – только для военно-морского парада и годится.

Мелькали в ночном небе разноцветные лазерные лучи. Вспыхивали, разворачивались тигровыми лилиями сполохи фейерверка. Самые красивые кореянки кружились на футбольном поле в синхронном танце. Но не об этом великолепии думал северокорейский адмирал, а все гадал, почему это вдруг сегодня оказался среди небожителей.

И тут сам Любимый Руководитель – невысокий, круглолицый, коренастый, одетый в скромный полувоенный френч – тронул Пак Нам Чхоля за плечо и негромко предложил:

– Пройдемте, товарищ адмирал, в комнату отдыха, – и сразу же поднялся сам, неторопливо двинулся к малоприметной двери.

Сопровождали его два телохранителя.

Адмирал вздрогнул и двинулся вслед. Мысли его метались. Любимый Руководитель вел его не в комнату отдыха, предназначенную для других восседавших на правительственной трибуне, а в свою личную, только для него и предназначенную.

Один из охранников предупредительно открыл дверь. Второй, пропустив Любимого Руководителя, не сделал и шагу дальше. Адмирал глубоко вздохнул, переступил порог и тут же замер в благоговейном страхе. Нет, не изысканность интерьера поразила его – тут-то как раз все было просто, хоть и со вкусом. Широкий кожаный диван, стол с фруктами и легкой закуской, с десяток кожаных же кресел-бегемотов и большой жидкокристаллический экран на стене. Но в одном из кресел почему-то восседал еще один Любимый Руководитель – спину держал прямо, словно палку проглотил. Это не укладывалось в голове, ведь Руководитель должен быть один, а их два… И только потом в воспаленном мозгу мелькнула догадка – двойник.

Повинуясь жесту главы государства, двойник поднялся, взял со стола стакан с водой и с отсутствующим видом проследовал мимо адмирала к выходу. Пак Нам Чхоль даже дыхание задержал, ненавязчиво провожая его глазами. Все движения, покачивания телом и даже легкое прихрамывание было повторено за настоящим главой государства точь-в-точь.

Двойник со стаканом воды вновь появился на правительственной трибуне и занял свое почетное место. Никто и не заметил подмены.

– Присаживайтесь, адмирал, – предложил Любимый Руководитель, указывая на одно из кресел.

Сам же глава государства расположился на кожаном диване. Показная скромность мгновенно улетучилась. Взгляд из-под очков стал хитрым, словно сверлил собеседнику душу. Одну ногу Любимый Руководитель закинул на другую, затем передумал, раздвинул колени и раскинул руки по широкой кожаной спинке дивана.

Пак Нам Чхоль сидел на самом краешке кресла, почти не перенося на него тяжесть тела. Он именно присел и напряженно ожидал, что же поведает ему всесильный хозяин.

– Вы неплохо служите нашей коммунистической родине, – глава государства скользнул взглядом по наградным планкам на груди адмирала. – Я впечатлен тем, как вы развиваете на высоком посту проект своего предшественника.

Пак Нам Чхоль в знак благодарности кивнул. Оказывается, он сделал правильный выбор, поставив на развитие небольших субмарин, способных доставлять группы диверсантов. Эти подлодки были просты и дешевы в изготовлении, а операции, проводимые при их помощи, во многом напоминали приемы ведения войны японцами в сороковых годах. Это были те же самые камикадзе. Подлодки подходили к южнокорейским судам или побережью и совершали диверсии. Диверсанты, а их готовили в основном из числа молодых женщин, обычно гибли. А потом начинались дипломатические ноты и споры: кто виноват, кто первым напал… и у северокорейского руководства появлялись очередные козыри и предметы торга в спорных территориальных вопросах и в неурегулированных до конца взаимоотношениях с Южной Кореей. Условия жизни в «осажденной крепости» Любимый Руководитель умел использовать на «сто двадцать процентов», представляя диверсии как сознательные провокации южан.

– Я оценил ваше старание, адмирал, – негромко говорил глава государства, но при этом его тихий голос проникал в каждую клеточку мозга Пак Нам Чхоля. – И в порядке самокритики должен признать, что партийное руководство недостаточно внимания уделяло развитию нашего подводного флота. Вы готовы взяться за его переоснащение?